ими снабжены и все пасхальские статуи среднего периода. Как и в Перу, старинный обычай увеличивать уши сохранился здесь у определенных социальных групп вплоть до прибытия европейцев.
14) В отличие от своих обезглавленных подданных, главное тиауанакское божество подобно условным маскам, опоясывающим его чресла, изображено без ушей. Возможно, что солнце и солнечные символы, в отличие от людей, вообще полагалось изображать без ушей. На Пасхе сотни расставленных по всему острову статуй среднего периода, воплощавших покойных вождей и представителей знати, наделены сильно вытянутыми ушами. Только у базальтовой статуи в культовом центре Оронго, олицетворявшей верховного бога-творца, были маленькие уши. А все солнечные символы – маски Макемаке, как уже говорилось, вовсе лишены ушей.
15) Двенадцать схематизированных солнечных символов в виде двойных концентрических кругов помещены на концах перьев в головном уборе бога солнца на тиауанакских воротах. Еще пять таких символов парят ниже его щеки. Различные изображения солнца повторяются во всей композиции рельефа.
Лучезарное солнце часто представлено также среди пасхальских письмен ронго-ронго, солнце с реалистически исполненными лучами, падающими на птицечеловека, – единственное из наскальных изображений Оронго, не относящееся к биологическим объектам.(137) 16) Последняя из определенных учеными идеограмм на воротах в Тиауанако – широко распространенный в этом районе мотив «плачущий глаз». Вертикальная цепочка слез под глазами главного бога и всех окружающих птицечеловеков олицетворяет дождь, дарованный этими небожителями. Мотив «плачущий глаз» считается неизвестным в Океании, он типичен для высокоразвитых культур Америки. Тем не менее антропоморфные маски с головным убором из перьев и характерным плачущим глазом встречаются среди настенных росписей неполинезийских каменных построек святилища Оронго.(138) Те же символы и идеограммы повторяются на рельефном изображении ступенчатой, или террасированной, платформы, на которой стоит тиауанакский бог солнца. Эта платформа конструктивно напоминает преобладающие формы ориентированных по солнцу ступенчатых святилищ как древнего Перу, так и острова Пасхи (включая Тиауанако и Оронго). Как и венчающее ее божество, она украшена изображениями изогнутой луком рыбы, солнечных символов и многочисленных голов, принадлежащих животному из кошачьих, и птиц с крючковатым клювом. Эти же элементы образуют декоративный обод, довершающий сложную композицию на церемониальных воротах.
Итак, все идеограммы или символические знаки, представленные на одном памятнике Тиауанако, совпадают с символами или идеограммами дощечек ронго-ронго и культового центра Оронго, где пасхальцы каждый год выбирали птицечеловека и где тангата ронго-ропго в головных уборах из перьев во главе с королем читали свои дощечки.
В то же время среди рельефов, петроглифов и наскальных рисунков Оронго, если не считать немногочисленных знаков, изображающих черепаху и женский половой орган, есть лишь один важный элемент, который ни в каком виде не представлен среди идеограмм на тиауанакских воротах: церемониальное двойное весло. Оно изображено на спине оронгской статуи, нарисовано на плитах внутри ритуальных построек, встречается и среди письмен ронго-ронго.
Двойные весла, будь то ритуальные или функциональные, неизвестны в других частях Полинезии, зато они относились к оснастке небольших камышовых лодок в доколумбовой Южной Америке, в том числе на озере, лежащем по соседству с Тиауанако. Как показал Томсон(13Э), на Пасхе двойное весло не всегда играло ритуальную роль. Он пишет о приобретенном им образце, что оно «употреблялось на старинных лодках аналогично приемам гребли американских индейцев».
Хотя на известных дощечках ронго-ронго определено около 800 различных знаков (по Бартелю (140) – 799), лишь немногие из них, если не считать чисто геометрических и отвлеченных, не относятся к описанным выше; такими исключениями являются растения с побегами, морские твари и копье. Вариация достигается в основном за счет огромного разнообразия изгибов, поз и сочетаний перечисленных компонентов. Подчас видно стремление украсить абрис более простых знаков.
Подводя итог, можно сказать, что сохранившийся обычай декламировать заученные наизусть религиозные тексты, записанные бустрофедоном на деревянных дощечках, хотя этнографически и ставит пасхальское письмо в ряд с письмом послеколумбовых обитателей Панамы, основные знаки и символы совпадают с религиозными идеограммами древнего Перу. Здесь, как и на острове Пасхи, по рассказам аборигенов, раньше писали на банановых листьях и на дереве.
Еще более важным представляется нам то, что элементы пасхальского письма и ритуалы ронго-ронго имеют много общего с чертами, характерными, подчас даже специфическими, для Тиауанако, видного культового центра в бассейне Титикаки, пока еще единственного, кроме Пасхи, района мира, где писали способом перевернутый бустрофедон.
ПРОБЛЕМА ТОЛКОВАНИЯ
Среди многочисленных авторов, которые высказывали весьма противоречивые взгляды по вопросам, связанным с наличием на острове Пасхи письменных дощечек, лишь двое утверждали, что могут расшифровать и прочесть тексты ронго-ронго.
Первым был доктор Керролл из Австралии. В 1892 году он в первом томе «Журнала Полинезийского общества» заявил, что дощечки ронго-ронго повествуют о событиях, происходивших в Южной Америке в доисторическую пору, до того как предки пасхальцев мигрировали на запад и достигли острова.(141) Этот взлет фантазии явно был вдохновлен рапануйскими текстами ронго-ронго и преданиями о происхождении островитян из опаленной солнцем страны далеко на востоке, приведенными Томсоном(142) в изданных тремя годами раньше материалах об острове Пасхи. Сам Томсои так комментировал эти предания: «Трудно объяснить столь часто повторяющееся в легендах утверждение, что Хоту-Матуа пришел с востока и открыл новую землю, идя на закат…»
Американский лингвист Черчилль писал о мнимом переводе Керролла: «Его толкование было слишком гладким. Речь шла о каких-то малопонятных событиях на склонах Анд. Когда же доктора Керролла попросили объяснить методику перевода, он исчез со сцены».(143) Вторая претензия на расшифровку была заявлена недавно. В 1956 году на XXXII Международном конгрессе американистов доктор Т. Бартель(144), развивая положения своей статьи, опубликованной годом раньше, утверждал, что расшифровал письменность ронго-ронго. Согласно его прочтению, из текста дощечек явствовало, что перве переселенцы пришли на остров Пасхи с запада, вероятно с острова Рапатеа, около XIV века. Однако советские исследователи ронго-ронго Ю. Кнорозов и П. Бутинов не согласились с определением системы письма, предложенным Бартелем, а я усомнился в информации, якобы содержащейся в тексте.
Через два года журнал «Сайентифик Эмерикен"(145) объявил, что пасхальское письмо расшифровано Бартелем. В статье, посвященной содержанию дощечек ронго-ронго, Бартель(146) говорил:
«Дощечки… содержали «ключевые» реплики, в которых исполнитель мог прочесть только суть куплетов; недостающие слова он должен был вставлять сам. Конечно, вследствие этого нам труднее восстановить полностью сюжет, законспектированный на дощечках. Тем не менее о полинезийском фольклоре они рассказывают нам очень много.
Прежде всего нужно отметить, что сохранившиеся «говорящие дощечки» повествуют преимущественно о религии и ритуалах и почти не говорят о событиях пасхальской истории. У островитян была другая письменность (так называемое «письмо тау»), применявшаяся для летописи и прочих светских записей, но она исчезла. Дощечки, которыми мы располагаем, содержат главным образом гимны богам, указания для жрецов и тому подобное. Некоторые из них повествуют о мифическом начале света, когда Тане отделил небо от земли и воздвиг мощные опоры, чтобы поддерживать небосвод.
Описание ритуалов показывает, что якобы идиллические Южные моря были ареной бешеного каннибализма, племенных войн, человеческих жертвоприношений и истязания детей.
На большинстве дощечек речь идет только о мужчинах. Но и женщины упоминаются на дощечках, толкующих о плодородии.
О предмете, который больше всего занимал археологов, пытавшихся проникнуть в прошлое острова Пасхи – о каменных скульптурах дощечки, к сожалению, мало рассказывают. Но мне представляется гораздо более интересным обилие указаний, связывающих остров Пасхи с остальным полинезийским миром.
Пасхальское письмо само свидетельствует о том, что оно не изобретено на острове, а привезено из какого-то другого района Южных морей. Приведу только один пример: в письме есть особый знак для изображения хлебного дерева, которое никогда не произрастало на острове Пасхи, зато было одним из важнейших растений на островах тропической части Южных морей. Есть знаки, обозначающие и другие непасхальские растения…
Археологи считают, что переселение произошло в XIV или XV веках. Содержание дощечек не оставляет никакого сомнения, что переселенцы пришли откуда-то из сердца Полинезии, возможно, с Раиатеа, о котором известно, что он был начальной точкой больших исходов полинезийских групп на далекие Гавайские острова и Новую Зеландию. И похоже, что окончательно опровергается недавно выдвинутая Туром Хейердалом теория, будто пасхальцы пришли из Перу… Возможно, китайское и полинезийское письмо было связано с древним культурным центром где-то в Юго-Восточной Азии».
Сообщение о том, что знаменитое ронго-ронго наконец-то расшифровано, естественно, опять вызвало живой интерес во всем мире. Поскольку Бартель обнародовал не текст переводов, а лишь свою версию их содержания, его заявление(147), что Гамбургский университет готовит публикацию полного отчета о завершенных переводах дощечек, породило нетерпеливое ожидание.
В монографии (148) оказалось 400 страниц с таблицами и рассуждениями, которые, несомненно, представляют ценность для каждого, кто попытается продолжить поиски толкования. Однако тех, кто надеялся увидеть перевод одной или всех дощечек, высокоученый отчет разочаровал.
В февральском номере журнала «Эмерикен антрополоджист"(149) за 1964 год специалисты по Пасхе Меллой, Шельсволд и Смит предложили Бартелю опубликовать перевод хотя бы одной дощечки; это позволило бы проверить его достоверность путем сопоставления со знаками на других дощечках. Советские исследователи ронго-ронго заявили, что «при изучении письменности острова Пасхи не следует отождествлять язык иероглифических дощечек с современным рапануйским диалектом, как это делает Т. Бартель».(150) Они сказали, что, несмотря на все усилия, пока еще никому не удалось расшифровать и прочесть текст ни одной из пасхальских дощечек.(151) Несомненно, Бартель, опытный дешифровщик, технически вполне корректно подошел к проблеме расшифровки ронго-ронго; возможно даже, что другого эффективного пути вообще нет. Но Бартель основывал свою теорию на предположении, что пасхальцы исторической поры, исполняя тексты ронго-ронго, знали смысл знаков, поэтому он щедро черпал из информации, полученной Жоссаном от Меторо.
Открытие «словарей ронго-ронго», составленных не Меторо, а другими пасхальцами, казалось бы, придавало больший вес словам Меторо, хотя Бак(152) и утверждал, что информация Меторо «явно сочинена на месте», а Метро(153) даже показал, как Меторо импровизировал свои песнопения. Для меня было очевидно: если пасхальцы, сообщившие сведения, которые содержатся в рукописях ронго-ронго, в самом деле владели унаследованным от предков письмом, я должен пересмотреть свое утверждение о том, что смысл письмен был забыт пасхальцами еще до прибытия европейцев(154), а Бак и его многочисленные последователи должны отказаться от своего заявления, что Меторо смошенничал, желая доставить удовольствие епископу.
Бартель основывал свою попытку толкования на принятой им за истину информации одного единственного островитянина (Меторо), известной по каталогу и неизданным запискам епископа, хранившимся в Гроттаферрата; естественно, что его заинтересовали и новые списки, обнаруженные у пасхальцев. Поэтому он был незамедлительно ознакомлен с только что открытыми рукописями еще до отъезда на Пасху в 1957 году.
В 1958 году, изучив в Осло оригиналы, Бартель любезно написал небольшую статью по этому вопросу, вошедшую в качестве приложения А во второй том отчета Норвежской археологической экспедиции.
В 1962 году по согласованию с Академией наук СССР я привез оригиналы и фотокопии того же материала и представил их группе ленинградских исследователей. Итогом явились три статьи – Кнорозова, Федоровой и Кондратова, – включенные в тот же том в качестве приложений В, С и D.
Из названных статей явствует, что наиболее объемистые рукописи пасхальцев (рукописи А, С и Е), в создании которых, как мы видели, участвовало несколько островитян, содержат мифы и предания, королевские родословные, календарные сведения, названия важных растений, текст, декламировавшийся в связи с дощечкой «Хе Тимо», и другие отрывочные рапануйские тексты, написанные латинскими буквами.
Во всех рукописях есть столбцы знаков ронго-ронго, переведенных на рапануйский язык, причем рапануйские слова написаны латинскими буквами. Некоторые, кроме того, содержат сгруппированные в горизонтальные строки знаки ронго-ронго без перевода. Федорова и Кондратов в своих статьях анализируют рапануйские тексты, написанные латинскими буквами. Однако к нашей теме относятся только страницы с письменами ронго-ронго, также рассмотренные Кондратовым.
В целом толкование большинства знаков в рукописях совпадает с толкованием Жоссана. Казалось бы, это повышает ценность каталога Жоссана. Однако не требуется глубокого анализа, чтобы понять причину совпадения. Первые шесть знаков ронго-ронго в каталоге Жоссана (см. Каталог Жоссана (кат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42