Никакого ответа. Постучал еще раз. Тишина. Дверь была заперта.
Какой-то студент, которому на вид было далеко за двадцать, вероятно демобилизованный из армии, сказал, где найти старшекурсника, помощника коменданта, отвечавшего за этот этаж.
Помощник коменданта сидел в своей комнате, прислонившись к дверному косяку, с банкой пива в руке. Рубаха наполовину выползла из брюк. Рыжие волосы, глаза полузакрыты, на губах блуждала блаженная улыбка. На вид ему было лет двадцать.
— Чем могу помочь, дружище? — спросил он.
— Я дядя Джерома Лэппса. Мы договорились встретиться, а его нет.
— Да?
— У тебя есть ключ? Я бы подождал его внутри.
Он пожал плечами:
— Не положено.
— Я его дядя Абрахам. — Для убедительности я показал бумажку в пять долларов.
Рыжий просиял и, схватив пятерку, сказал:
— А, благочестивый Эйб, Джереми упоминал о тебе.
Он проводил меня в комнату Лэппса и удалился.
Судя по двум кроватям, стоявшим у противоположных стен, Джереми Лэппс жил с соседом. Просторная комната вполне позволяла разместиться здесь двоим. Одна половина комнаты была чисто вымыта, убрана, словно армейская казарма, а в другой, украшенной портретами бейсболистов и кинозвезд, у стены стояла неубранная кровать. Здесь также стояли два письменных стола, один — захламленный, другой — аккуратно прибранный.
Мне не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что на неубранной половине проживал семнадцатилетний жилец. На учебнике математики, небрежно брошенном на заваленном бумагами столе, красовалась выведенная неровным почерком подпись — «Джером С. Лэппс». Пометки в блокноте были сделаны той же рукой; несколько раз на листке бумаги встречались и кое-где были подчеркнуты слова «Роджерс Парк».
Под кроватью Джерома С. Лэппса лежали три чемодана.
В одном из них хранилось не меньше половины всех трусиков и лифчиков Чикаго.
Другой был набит украшениями и часами. Там же лежали два револьвера, один автоматический пистолет и небольшой футляр на молнии, похожий на принадлежности для бритья. Я расстегнул молнию и остолбенел.
Передо мной лежал набор хирургических инструментов, включая подкожные иглы, скальпели и даже хирургическую пилу.
Сложив все обратно, я сглотнул подкативший к горлу комок, стараясь изгнать всплывшее в памяти видение почти кукольной головки Джоэн Кинан. Лучший способ прийти в себя — приняться вновь за работу, что я и сделал, перейдя к шкафу, стоявшему на половине Джереми. На верхней полке я обнаружил кейс.
Я положил его на аккуратно убранную кровать и открыл. Внутри лежали облигации военного займа на несколько тысяч долларов и сертификаты почтового накопления. Похоже, так он предпочел хранить все украденные деньги, а может, здесь были и деньги от продажи краденых вещей, хотя, судя по чемодану, туго набитому украшениями и часами, он не утруждал себя сбытом краденого.
Несмотря на беспорядок, в котором он содержал свою комнату, Джереми аккуратно рассортировал свою добычу: женское нижнее белье было в одном чемодане, украшения и часы — в другом, ценные бумаги находились в кейсе.
Здесь же оказались фотографии фашистских главарей: Гитлера, Геринга и Геббельса.
Джереми поклонялся чертовски странным героям. И наконец, в кейсе лежал альбом. Листая его, я увидел снимки привлекательной женщины, снятой большей частью в купальниках и открытых летних костюмах. Среди них нашлась и фотография этой же женщины и мужчины с лицом хорька, снятая, видимо, в ночном клубе. На заднем плане виден столик, за которым расположилась группа мужчин. Вот и подтверждение сладостного и нежного мира любовной связи Каролины и Сэма Флади.
Я извлек это фото из альбома, свернул, стараясь не измять, и сунул во внутренний карман пиджака. Затем убрал альбом в кейс и хотел было положить его на прежнее место, как дверь в комнату распахнулась.
— Какого черта ты здесь делаешь? — потребовал ответа мужской голос.
Я повернулся, сунув руку под пиджак, чтобы достать пистолет, но парень среагировал быстрее. Он, видимо, щелкнул выключателем, так как комната внезапно погрузилась в темноту, и я почувствовал, как он навалился на меня.
Я был отброшен в ближайший угол от окна, сквозь которое в комнату проникал слабый уличный свет. Когда он приблизился ко мне, вдавливая в стену, я разглядел худощавое лицо нападавшего. Тут же его кулак мощно поразил меня в солнечное сплетение.
Оказавшись сверху, этот чертов идиот буквально оседлал меня. Пришлось собрать почти все силы, чтобы, приподнявшись, отшвырнуть его от себя. Он навзничь грохнулся на пол и еще силился подняться на ноги, когда я, приставив свой девятимиллиметровый пистолет к его лицу, сказал:
— Не надо.
Кто-то включил свет.
Оказалось, это рыжий помощник коменданта. Даже с пьяных глаз ему, видимо, не очень понравилось происходившее в комнате.
Мне тоже: передо мной стоял не Джереми Лэппс, а стройный светловолосый мужчина лет двадцати пяти. Пустой левый рукав спортивной куртки был заправлен в карман.
Ну и ну, подумать только, я одолел инвалида, да еще при помощи пистолета.
— Какого черта, — начал рыжий, но при виде пистолета глаза его широко раскрылись. Однорукий, стоявший прямо передо мной, выказывал гораздо меньше удивления.
— Я офицер полиции, — сказал я рыжему и добавил: — Пошел вон.
Он судорожно сглотнул, кивнул и исчез.
— Ты сосед Джереми по комнате? — обратился я к однорукому.
— Да. Меня зовут Робинсон. Кто ты такой?
— У меня частное агентство, — ответил я. — Ты из каких войск?
— Пехота.
Я кивнул.
— Флот, — сказал я, убирая оружие. — Есть закурить?
Он кивнул; единственной рукой извлек пачку «Честерфилда» из кармана спортивной куртки. Сначала одну сигарету для меня, затем вторую себе. Засунув пачку обратно, достал зажигалку. Мы прикурили. Он дьявольски ловко управлялся своей единственной рукой.
— Слава Богу, что эти сволочи оставили меня с правой, — сказал он, криво усмехаясь.
Он опустился на свою кровать. Я — на противоположную.
Некоторое время мы курили молча. Невольно я подумал о сопляке, хранившем физиономии Гитлера и его прихвостней и проживавшем в одной комнате с этим парнем, который потерял руку на войне с ними. А я-то был так счастлив, что сражался за свободу таких вот сучьих детей, как этот недоносок.
— Ты ищешь Джереми, верно? — спросил он.
У него были голубые и печальные глаза.
— Да.
Он покачал головой:
— Я предчувствовал, что этот парень влипнет в историю.
— Ты давно живешь с ним?
— Только с начала этого лета. Вообще-то он неплохой парень. Тихий. С ним легко ладить.
— Знаешь, что у него под кроватью?
— Нет.
— Чемоданы, забитые ворованным барахлом. Если тебе, положим, нужны новые часы, то далеко ходить не надо, обратись к своему соседу.
— Я и понятия не имел, что он промышляет подобным образом.
— Тогда почему ты сказал, что он плохо кончит?
— Да из-за этой черной куртки.
— А?
Он пожал плечами и объяснил:
— Он рядится, как шпана, в эту черную кожаную куртку, хиповые брюки, белую рубашку. Раскуривает сигареты. — Он затянулся и покачал головой. — Эту черную кожаную куртку он напяливает не каждый раз, а время от времени. Я попросил его как-то, куда это он так вырядился. Знаешь, что он мне ответил?
— Нет.
— На охоту.
Я задумался.
— Сейчас эта куртка висит в том шкафу, куда ты заглядывал?
— Нет, — ответил я.
— Как ты думаешь, где он?
— На охоте, — ответил я.
Он кивнул.
14
Теперь я вышел на охоту.
Я двинулся по Лейкшор, повернул на Шеридан и доехал по ней до остановки электропоезда «Лойола». Туда меня направили записи в блокноте Лэппса, в Роджерс Парк, самую северную окраину Чикаго, расположенную неподалеку от Иванотона. Здесь, в районе, протянувшемся на три квартала в длину и четырнадцать в ширину, между озером и железной дорогой, проживали чикагцы, относящиеся к среднему классу, что вполне соответствовало способу действий парня.
Лэппс, видимо, питал пристрастие к определенному типу зданий и, как рассказывал Друри, он совершил много краж в высоких домах с небольшими квартирами. Именно в таких квартирах обитали убитые женщины и Кэтрин Рейнольдс.
Прежде всего я собирался поискать Лэппса около остановок электропоезда, поскольку автомобиля он не имел. Затем я решил двинуться по Шеридан в поисках здания подходящего типа.
Стекла машины были опущены, фары выключены, подавшись вперед, я ехал вдоль жилых кварталов. Эта уловка с фарами позволяла мне, не выдавая своего присутствия, лучше рассмотреть тротуары и здания, стоявшие по обеим сторонам улицы. Время от времени какая-нибудь машина ослепляла меня светом, но я не обращал внимания и продолжал кружить по городу, погрузившемуся в прохладную июльскую ночь.
Примерно в двух кварталах от делового района на Авеню Морае, улице со скромными домами, я заметил двоих мужчин, бежавших мне навстречу. Первым был коренастый мужчина в рубахе, за ним по пятам следовал другой — в шотландке. Мне показалось, что один преследует другого, затем стало ясно, что они оба гонятся за кем-то и очень расстроены.
Коренастый сбавил скорость и, жестикулируя, спросил:
— Куда он побежал? Куда он побежал?
Когда второй подбежал к нему, они оба остановились. Тем временем я подкатил ближе и вышел из машины.
— Вот и полиция! — радостно воскликнул коренастый. Ему было лет сорок, голова сияла лысиной; лицо с трудом различалось в темноте.
Я не стал разубеждать их в том, что я полицейский, просто спросил:
— В чем дело, мужики?
Парень в шотландке, тощий, лет тридцати, в очках, с курчавыми волосами, неопределенно указав в сторону домов, торопливо выпалил:
— К нам в дом, в квартиру соседей, забрался вор.
— Я дворник, — заявил полный мужик, с трудом переводя дыхание. — Я застукал его в вестибюле, но он направил на меня пистолет. — Он покачал головой. — Черт его подери, у меня жена в госпитале, трое детей, единственное, чего мне не хватает, так это дырки от пули для вентиляции. Поэтому я и позволил ему уйти.
— Бад пошел за подмогой, — сказал тощий и, указывая на себя, добавил: — Моя жена вызвала полицию. А мы кинулись в погоню.
Последняя фраза заставила меня улыбнуться, и я спросил:
— Это был темноволосый парень в черной кожаной куртке?
Оба заморгали и кивнули, в полном удивлении.
— И он направился в сторону остановки электропоезда, — сказал я. Указав на тощего, я продолжал: — Ты отправляйся к остановке Морае, а я...
Я не успел договорить, меня прервал крик. Мы услышали женский голос, кричавший изо всех сил:
— Он здесь!
Затем увидели мелькнувшую между зданиями полную пожилую женщину. Элегантно задрав юбки, она неслась что есть духу по аллее. Я бросился туда, те двое двинулись следом, но на почтительном расстоянии и без особого рвения. Хромая лошадь и та без труда смогла бы обскакать их.
Бегущая женщина увидела меня и, не снижая скорости, умудрилась оглянуться, указав направление опасности со словами:
— Наверху, на площадке второго этажа!
Затем продолжила свой спасительный бег.
Не будь в аллее так темно, и не мчись я вперед, вынимая свой девятимиллиметровый пистолет, наша встреча показалась бы весьма смешной.
Попав во внутренний двор двухэтажного кирпичного здания, я увидел деревянную лестницу, ведущую наверх, на веранду. Мне пришлось снизить скорость. Площадка на втором этаже казалась пустынной, хотя наверняка сказать что-либо было трудно. Двор был темным; позади меня, нависая, проходила эстакада электропоезда, которая отбрасывала длинную тень. Может быть, она имела в виду следующий дом...
Пока я вглядывался в темноту, на площадке второго этажа возникла фигура и направила на меня пистолет. Насколько я смог разглядеть, незнакомец шевельнулся и нажал на курок, однако выстрела не последовало — пистолет дал осечку.
Мой сработал безотказно. Я быстро выстрелил три раза. Рядом с тенью взвились в воздух кусочки дерева, отщепленные пулями. Не знаю, попал я в него или нет, да и смотреть было некогда. Я бросился вверх по ступенькам и, одолев один пролет, уже находился у основания второго, когда темная фигура вновь нависла надо мной, показавшись на верху лестничного марша. Я увидел его: бледное симпатичное лицо, обрамленное длинными темными засаленными волосами, черная кожаная куртка, брюки из хлопчатобумажной ткани. Вдруг он бросил в меня пистолет, словно бейсбольный мяч. Выставив вперед свой пистолет, я резко отскочил в сторону. В этот момент он прыгнул на меня.
Мы покатились вниз по лестнице, выбивая, как спички, деревянные стойки перил, пока, сцепившись в клубок, не оказались на траве. Пистолет я выронил, пока мы катились вниз, парень оказался сверху меня. Сильный, он прижимал меня к земле, как борец. Его зубы были стиснуты, безумные глаза широко раскрыты.
Собрав все свои силы, я сбросил его, но он не ослабил хватки, и мы покатились по земле; теперь я уже оказался наверху. Он не сдавался, не давая мне возможности отстраниться, и держал меня крепче, чем я его. От его остановившегося взгляда мне было не по себе. Несмотря на мое преимущество, я не мог нанести ему удар, так как мне никак не удавалось высвободить руку. Он же пытался приподняться, словно хотел укусить меня за лицо.
Я вдавил его в землю и удерживал — это единственное, что мне удалось предпринять в такой ситуации.
И тут мне показалось, что кто-то приблизился к нам.
«Наверное, дворник или его тощий приятель», — подумал я. Однако голос, прозвучавший у меня за спиной, не принадлежал ни одному из них.
— Это тот самый вор?
Продолжая удерживать своего верткого противника за руки, я взглянул в сторону и увидел наклонившегося над нами мощного типа в плавках, с глиняным цветочным горшком в руках.
— Он, — продолжая бороться, прохрипел я.
— Это все, что я хотел выяснить, — сказал тип в плавках и опустил горшок на голову юноши.
15
После третьего удара цветочный горшок, оказавшийся пустым, разлетелся на куски, глаза парня сначала закатились, а затем совсем закрылись. По лицу заструилась кровь.
Я слез с него и вдохнул полной грудью. Человек в плавках пояснил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26