Кажется, даже Билл был доволен их прытью.
До конца дня мы отрабатывали повороты. Две двенадцатиметровки бок о бок огибали буи на треугольной дистанции.
Вечером состоялся киносеанс.
Билл критиковал так же остро, как всегда. Обрушивался на малейшие ошибки и не скупился на желчь. Впрочем, мы стали уже достаточно толстокожими, огрубели не только ладони, так что критические стрелы отскакивали, не причиняя особых душевных травм.
Работа Билла с нами напоминала то, как хореограф муштрует свою труппу. Нам предстояло исполнить своего рода балет с четко расписанными движениями. Экипажам надлежало стать едиными коллективами, действующими по синхронной схеме на палубе и под палубой. Каждый поворот головы, каждое движение рук и ног должны быть согласованы. И предельная простота во всех элементах. Чем проще, тем быстрее исполнение.
А быстрота – самое главное в каждом маневре. Быстрота и надежность.
Тяжелее всех приходилось шкотовым. Вне всяких сомнений. Они так рьяно крутили педали своих «велосипедов», что стальные цепи чуть не дымились. Крутили и крутили, день за днем. Не один метр троса требовалось в несколько секунд намотать на барабан при каждом повороте оверштаг. Вряд ли среди нас нашлись бы охотники поменяться местами с шкотовыми.
Растяжение мышц, ущемление ногтей, вывихнутые пальцы, ноющие спины и общая ломота всех костей были таким обычным явлением, что о них никто не заикался. Не говоря уже об усталости.
У Сэлли Стефенс нашелся пузырек с жидкой мазью от ее старческих недомоганий. Чудесное снадобье приготовил какой-то целитель-индеец, земляк Сэлли, и она охотно пускала пузырек по кругу. Мазь замечательно помогала, да только хватило ее всего на два дня.
Последующие две недели Билл отрабатывал скорость в исполнении маневров. Держа в руках секундомер, положив на скамью рядом с собой записную книжку, он снова и снова заставлял экипаж «Леди» выполнять поворот оверштаг, перебрасывать гик, ставить и убирать спинакер, менять стаксели. С восьми утра до восьми вечера.
– Поднатужьтесь еще, парни!..– кричал он. – Надо поворачивать на две секунды быстрее!.. Поворот!.. Ну, давай!..
Мы трудились, тянули изо всех сил.
– Еще секунду надо отыграть. Поворот!.. Давай!.. Билл крутил штурвал, и мы старательно повторяли заученные приемы.
Молниеносный поворот, и «Леди» идет новым галсом.
– Опять проиграли две секунды!.. Не спать, не спать… Поворот!.. Давай!..
Билл драл глотку, мы тихо чертыхались.
Так продолжалось час за часом. На Билла невозможно было угодить. В его записной книжке значилось идеальное время для каждого маневра. Это время было на пятьдесят процентов лучше показанного в 1967 году знаменитым экипажем «Интрепида». Действовать вдвое быстрее – такую цель поставил перед нами Билл. Невозможный темп. Через две недели тренировок под кнутом Билла Маккэя мы достигли невозможного. В девяти случаях из десяти большинство маневров укладывалось в идеальное время.
– Это уже на что-то похоже, – сказал Билл, заменяя непременную спичку предложенной мной сигаретой.
Убедительный признак того, что наша работа начинает ему нравиться.
«Викинг Леди» еще раньше была готова отправляться через Атлантику. Скоро и экипаж будет достоин составить ей компанию.

14

Седьмого августа меня разбудил мусоровоз, нагруженный пустыми железными бочками. Не очень благозвучный, но вполне эффективный будильник. Я посмотрел на часы. Без десяти шесть.
Подойдя к окну, я прежде всего, как всегда, поинтересовался погодой. Пасмурно. Слабый ветер. Пелена кучевых облаков на высоте около трех тысяч метров на западе сулила проливные дожди.
На улице внизу показалась фигура в черном. Билл Маккэй. Выходил для тренировочной пробежки? От этого безумца всего можно ждать. Правда, сейчас он не бежал, а шел размеренным шагом, погруженный в свои размышления. Какую еще чертовщину готовит нам?
Я отошел от окна, чтобы Билл не заметил меня, сел на кровать и закурил. Покой длился недолго. Раздался стук в дверь, и я не ошибся в своем предположении, кому это вздумалось навестить меня с утра пораньше.
– Привет, Морган, – сказал Билл.
– Привет, Билл, – отозвался я. Он опустился на стул у окна.
– Знаешь, сколько часов мы тренировались в этом году?
– Миллион, – ответил я.
– Тысяча сто восемьдесят четыре. Что скажешь?
– Лучше не напоминай.
– Я намечал тысячу двести, – невозмутимо продолжал он. – Как тебе известно.
Я кивнул. Точно – тысячу двести.
– Два дня потеряли из-за пожара, к сожалению, – добавил Билл, глядя в окно.
Ему достало такта не ссылаться на смерть Георга.
– Я как раз хотел умываться, когда ты пришел, – сказал я.
– А пришел я сообщить, что решен вопрос с транспортировкой «Викинг Леди» в Америку. Анетта доложила, что для лодки есть место на «Грипсхольме», который отплывает шестнадцатого числа.
– Так скоро?
– Чем раньше, тем лучше.
Он прав. «Викинг Леди» настроена. Команда подготовлена. Тянуть с отправкой нет смысла.
– Кстати, сегодня вечером мы определим состав экипажа. В вестибюле уже висит объявление-Билл вышел. Я проводил его взглядом. «Мы определим», – сказал он. «Мы» – это только сам Билл и никто другой. В операции «Отче Наш» Билл Маккэй единолично воплощал народное мнение.
Быстро одевшись, я спустился в столовую срезать макушку яйца и окропить чашкой кофе пересохшую от табачного дыма глотку. Перед доской объявлений задержался ровно столько, сколько потребовалось, чтобы усвоить следующее:

«Маменькины сынки» и «Папенькины мальчики» –
сбор в аудитории в 20.00.
Комплектование экипажа,
отправляющегося в Ньюпорт.
Билл

Пафоса по случаю завершающей фазы нашей двухлетней ломовой работы не больше, чем если бы доска извещала: «Хлеб с маслом, колбаса с брюквенно-картофельным пюре – 6.50».
А чего я ждал? Золотого тиснения на шелке?
Я вошел в столовую. Никто из моих товарищей еще не спустился. Подтянув деревянный стул, я сел за стол в одиночестве.
Принимаясь за третью чашку кофе, ощутил на плече чью-то руку, поднял глаза и увидел улыбающееся лицо мудрого Артура Стефенса.
– Волнуешься, Морган?
– Волнуюсь?
– Ну да, я прочел, что сегодня комплектуют экипаж. Я кивнул. Что ж, и впрямь волнующее событие. Хотя лично мне вряд ли следовало волноваться, моя роль на «Викинг Леди» сомнению не подвергалась. Морган Линдберг – такая же неотъемлемая часть яхты, как штурвал.
– Кого-то ждет разочарование, – задумчиво произнес Артур. – А кого-то радость.
Я снова кивнул.
– Каждый знал, на что идет.
– И Билла устраивают только лучшие из лучших. – Артур лукаво поглядел на меня.
– Верно: лучшие из лучших. Билл не признает компромиссов.
– Ты восхищаешься им?
– А как же?.. Несмотря ни на что.
Несмотря ни на что. Мы с Артуром Стефенсом обменялись понимающими улыбками. В это время один за другим стали появляться мои товарищи по яхтам. Все прочитали объявление. У одних – лицо серьезное, сосредоточенное, у других – преувеличенно веселое.
Пока шли тренировки, между членами двух экипажей какого-то острого соперничества не было. Мы сплотились в единый большой коллектив, объединенный господствующей целью: добиться того, чтобы «Викинг Леди» шла возможно быстрее под парусами. Ребята на «Конни» словом и делом помогали экипажу «Леди» и искренне радовались, когда она утвердилась в своем превосходстве. Один за всех и все за одного.
Но в это утро в столовой царило несколько иное настроение. Для половины бригады до захода солнца сказочке на двенадцатиметровках придет конец… Им дальше не участвовать в операции «Отче Наш». И даже те, кто частенько проклинал каторжные тренировки, тяжелый труд, ноющие конечности (кто из нас этого не делал?), заметно приуныли. Пожалуй, это просто объяснить: все мы парусники. Парусники до мозга костей. И сколько мы ни чертыхались, все равно часы, проведенные в море, доставляли нам радость. Море. Солнце. Ветер. Небо. Палуба.
В этот день мы не выходили в фьорд, только готовили «Леди» к транспортировке в Ньюпорт. Погрузили на борт лодки все паруса и на том закончили работу.
Работяги в мастерской, похоже, без особого сожаления расставались с мешками.
– Помогай вам Бог… – сказал Кронпринц.
И не понять, кого он подразумевал: паруса или членов экипажа.
Как ни скрывали ребята свои чувства за завтраком, смесь тревоги и предчувствия давала себя знать. И чем дальше, тем сильнее ощущалось необычное настроение.
Ближе к вечеру меня остановил Мартин:
– Как ты думаешь, Морган?.. Чем все кончится?
– Ты о чем?
– Об отборе экипажа, черт дери.
– Все должно быть в порядке.
– Возьмет меня Билл штурманом?
– Конечно, возьмет.
Простым глазом было видно, как под личиной невозмутимости Мартин прячет неуверенность и тревогу.
– Конечно? – повторил он.
– Разве с Биллом можно быть вполне уверенным?
Без десяти восемь я спустился вниз, направляясь в аудиторию. Дверь была закрыта, и ребята стояли в коридоре, переговариваясь. Я не узнавал своих товарищей: многие надели белую сорочку под джемпер, другие тщательно причесались, от нескольких человек пахло дорогим одеколоном. Я уловил также запах коньяка, но не стал выслеживать источник.
Щелкнул замок, дверь аудитории распахнулась. Билл, как обычно весь в черном, приветствовал нас с улыбкой.
– Добро пожаловать, парни!
Мой взгляд сразу остановился на доске. Там были аккуратно написаны имена и фамилии членов бригады, после каждой фамилии нарисованы четыре клеточки. Как это понимать?
Мы заняли свои места, Билл небрежно примостился на стуле возле кафедры. Покачивая ногой, он принялся листать свою толстую записную книжку, мемуары – «Когда дьявол отправился в море». Края обложки были сильно потрепаны.
В зале воцарилось нечто похожее на торжественную тишину. Словно нам предстояло отметить конец учебного года. Начни сейчас кто-нибудь петь школьный гимн, я встал бы и подтянул вместе со всеми.
– В этой книжечке, – Билл помахал ею в воздухе, – собраны почти двухлетние наблюдения над вами, парни.
– Размер обуви, объем талии, любимое блюдо? – крикнул Ян Таннберг, чем слегка развеял гнетущую атмосферу.
– Больше того, дружище. В твоей характеристике полторы страницы заняты женскими именами.
Мы рассмеялись, да и сам Ян Таннберг явно не был удручен таким ответом. Однако Билл не дал нам долго веселиться.
– Сами знаете: я лично все время следил за работой «Папенькиных мальчиков» на «Леди». Что до «Маменькиных сынков», меня держал в курсе Петер Хольм, к тому же я располагал материалами киносъемок. Таким образом, каждый день после тренировок я старался возможно объективнее оценивать баллами вашу работу. По четырем различным критериям. Соответственно, вы видите на доске четыре клеточки.
Билл указал большим пальцем себе за спину. На черном фоне ярко выделялись выведенные мелом фамилии и пустые клеточки.
– Каждое качество я оценивал по шкале от единицы до десяти. Десять – высший балл. Сразу отмечу что получить десять баллов очень трудно.
Он сделал паузу, отыскивая листок в самом конце записной книжки. Мы следили за ним в мертвой тишине.
– Я проставлю на доске средние баллы за наши два тренировочных сезона. Сумма четырех баллов автоматически решит, кто последует вместе с «Викинг Леди» через океан.
– И какие же качества ты оценивал? – нетерпеливо спросил Эрик Турселль.
На нем был грязный, рваный тренировочный костюм. Косматые волосы не причесаны. Эрик заметно выделялся среди явившихся на экзамен аккуратных учеников. Видимо, лег подремать и проспал, пришлось бежать вниз сломя голову.
– Сейчас услышите. – Билл снова указал на доску. – В первой клеточке – оценка за быстроту. Речь идет о вашей реакции, я оценивал быстроту как мысли, так и действия. Вторая клеточка – сила и выносливость. Физическая и психологическая. В третьей клеточке отражено то, что я назвал инициативой. Этим баллом оцениваются ваши действия в непредвиденных ситуациях. Что-нибудь неясно?
Билл дружески улыбнулся. Ему явно нравилось держать нас в мучительном ожидании. Я успел уже неплохо изучить Билла Маккэя.
– Осталась еще одна клеточка, – сказал Ян Таннберг то, о чем думали все мы.
– Потрясающая зоркость. Да, остается одна клеточка… Ее я назвал просто-напросто «Человек».
– «Человек», – эхом откликнулся Ян Таннберг.
– Здесь я позволил себе дать оценку вашим человеческим чертам… Совместимость в группе, надежность, добросовестность, характер – веселый, раздражительный, спокойный и так далее. Все эти индивидуальные черты было необходимо оценить, определяя, насколько вы пригодны для работы на «Леди» в тот день, когда начнутся гонки за «Старую Кружку».
«Старая Кружка». Ну-ну, Кубок «Америки» не такая уж никудышная посуда…
– Цвет волос, форма носа и религия тоже играют роль? – справился Ян Таннберг.
– Цвет волос – нет, а вот длина, пожалуй, играет, – ответил Билл. – Волосы могут влиять на парусность.
Он явно намекал на пышную шевелюру дерзкого финна.
– Ты поэтому усадил меня на «велосипед» под палубой?
– Возможно, возможно.
Я не принял эти слова всерьез – скорее, такая работа была поручена Яну Таннбергу из-за его на редкость сильных, мускулистых ног. А впрочем, кто поймет этого Билла, для него всякая деталь важна.
Билл Маккэй снова обвел нас взглядом.
– Должен, однако, уточнить… Если у кого-то в четвертой клеточке низкий балл, из этого вовсе не следует, что как человек он хуже получившего высокую оценку. Высокий балл означает лишь, что поведенческие характеристики кандидата подходят для предназначенного ему места на «Леди». Возможно, обыкновенным людям, которым чужд парусный спорт, такой человек с его особыми задатками покажется неприятным, даже невыносимым. Но на яхте нужен именно он.
Билл помолчал, листая свою книжку, потом снова поднял глаза на нас:
– Вы готовы выслушать решение жюри?
Жюри в составе одного человека – Билла Маккэя.
– Пускай гильотину! – отозвался Ян Таннберг. Первыми на доске значились сам Билл, я и Мартин Графф.
Взяв мел, Билл во всех четырех клеточках проставил себе 10 баллов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33