Потом еще налог на добавленную стоимость, двадцать процентов. В общем, каждый тугрик из прибылей должен быть засвечен, понимаешь? Ну ладно, когда вместе суммы считать сядем — поймешь… Вот это вот — моя личная амбарная книга. Что бы кто ни купил, хоть хвост от селедки, записывай сюда и сумму тоже заноси… Вот тут я держу паспорта на каждую крупную партию товара, сертификаты качества… Это чтобы каждый москвич оставался у нас с тобой не травленый, а, наоборот, здоровенький…Дождь все шел и шел, монотонно шелестя по крыше. С железного ставня, поднятого над торговым окном, стекала и пробрызгивала в помещение вода. За воротами на карусели включили радиомузыку, редкие покупатели в дождевиках и под зонтиками шлепали безразлично куда-то мимо, а Рагозина, посапывая, конспектировала то, что я ей растолковывала. И я не без горделивой усмешки думала о том, что мне-то никто всерьез ничего не объяснял, до всего почти приходилось доходить своим умом. Я, к примеру, долгое время не могла запомнить, чем отличается зубатка свежемороженая с головой, что сейчас мирненько лежит в витрине-холодильнике, от зубатки глубокой заморозки, в брикетах и без головы, которую я держу отдельно.Мне вся эта писанина надоела.— Ты что, это все в самом деле зубрить собираешься?— Конечно… Ты не беспокойся, Корноухова. Я никогда ничего не забываю!В том, что она никогда ничего не забывает, все продумывает, все аккуратненько раскладывает по полочкам и ничего не делает лишнего, мне еще предстояло убедиться, но в то утро я просто отобрала у нее тетрадку, выдвинула Рагозину к прилавку и сказала:— Все это ерунда… А главное вовсе не это! Главное — покупатель… Смотри! И помалкивай… Сейчас я тебе кое-что покажу!От ворот к лавке неспешно приближалась какая-то ранняя пташка. Это была здоровенная, не старая еще тетечка. Она не шла, а несла себя, из-под зонтика поглядывая вокруг с видом некоего превосходства. Одета щеголевато, в распахе тонкого шелкового плаща виднелось трикотажное платье, очень модное, с пояском, на грудь выпущен гарусный шарфик с люрексом. На плече покачивалась хорошая сумка с тиснением, хозяйственную сумку на колесиках, еще пустую, она катила небрежно, будто на прогулке.— Параграф первый. Как ты полагаешь, Рагозина, она при деньге?— Конечно, — недоуменно пожала плечами Катя. — Иначе с чего бы на рынок пришла?— Первая твоя ошибка! — усмехнулась я. — Это особа пришла сюда прежде всего себя показать. Видишь, как вырядилась? Туфли-лодочки, а у нас ведь тут не паркеты… Да еще и дождь! Вся бижутерия на виду. Плащ напялила, перчатки лайковые, а зачем? Теплынь же… А уж косметики, косметики!Дама явно переборщила с макияжем.— Первый вывод, — сказала я наставительно. — С ходу она ничего не покупает. Потому что для нее этот выход — как первый бал Золушки. Главное — пошататься по дворцу, себя показать. Второй вывод: деньги при ней есть, но не свои. Она изображает, что сама хозяйка, понимаешь? На самом деле, скорее всего, домработница у каких-то денежных… Между прочим, одежонка на ней с чужого плеча, вся достаточно высокого класса, но уже отставленная, бывшая в употреблении. Плащик тесноват, поэтому она его и держит расстегнутым. Перчатки не по размеру. Бижутерия слишком дешевая. Ну а уж раскрасочка! Можешь мне голову оторвать, но, по-моему, она хорошенько попользовалась набором хозяйки и бухнула на себя все ее духи… Окончательный итог: пройдет мимо, если ее не зацепить.Катя глазом моргнуть не успела, как я оттерла ее плечом, вытащила из ларя-холодильника здоровенную треску, потрошеную и безголовую, шмякнула на прилавок и, делая вид, что не обращаю никакого внимания на эту дамочку, начала злобно орать на совершенно обалдевшую Рагозину:— Сколько тебя учить, идиотка, что нельзя брать копейки за то, что стоит сотни рублей! Опять ценники перепутала! Это же уникальная рыба! Это же только по виду обычная треска… Ee, совсем наоборот, миллионеры лопают! Если достается… Ну, повезло! Ну, завезли случайно! Так ты объясни людям, что это не дерьмо стандартное! Такую редкость из Индийского океана тащили, ловили тралами на глубине в километры, самолетами в Москву везли! Ей же цены нету! Тетка приостановилась и стала смотреть на нас с пробудившимся жадноватым любопытством. Я еще раз перевернула тушку, с отчаянием посмотрела в небо и заявила:— Знаешь что? Снимаем все, к чертовой матери, с продажи! Здесь этого не поймут… Я всю партию в центр отвезу, в ресторан «Савой»… И как они такую редкость прошляпили?Тетка клюнула.— Эй, куда убираете товар, девочки? Торгуете — так торгуйте… Мы что вам, не люди?Она сняла перчатку, ткнула пальцем в тушку, понюхала его и сказала с подозрением:— Тухлятина? Раз с океана? Далеко ж везли…— Мимо, мадам. Мы вас не задерживаем, — огрызнулась я, даже не повернув головы, и хотела убрать тяжеленную, килограммов на восемь, тушку.Покупательница ухватилась за рыбину и потянула к себе:— Беру! Завешивай! Как оно называется?— Лабардан мозамбикский, — заговорщицким шепотом ответила я. — Ну, если только для вас… Раз вы разбираетесь… Сразу видно хозяйку с понятием!— А как его готовят? — спохватилась она.—А как судачок средней консистенции, — завешивая рыбину и вспоминая кое-что из батиных кулинарных рецептов, уже почтительно-нагло сообщила я. — Лучше всего — на пару! Но самое главное, мадам, с лимоном! Слегка оросить… Подавать в горячем виде. Конечно, они там, в своем Мозамбике, используют тропическую ягоду. Но у нас она не вызревает. Спасает только лимончик! Ну в крайнем случае грейпфрут.— Запомнила…Я оборачивала треску бумагой как драгоценность, долго и бережно, — священнодействовала. Пульнула такую цену, что тетка дрогнула:— Скажи пожалуйста, ну прямо тебе осетрина… И даже больше…— Так ведь натуральный лабардан! — значительно заметила я и небрежно бросила деньги в ящик.Страшно довольная тетка отвалила.А я закурила по новой, переживая триумф.— С первой покупочкой тебя, Катерина! Хороший день будет! Пошел навар — так и покатится. Хотя и дождь. Похоже, ты везучая.Мне было весело, но Рагозина смотрела на меня как-то отчужденно.— Ну ты актриса, Машка! — Она нехотя растянула в улыбке бледные губы. — Ты в Щепку или в Щуку поступать не пробовала? Прямо не Маша Корноухова, а принцесса Турандот! Как же так можно? Ты же ей все наврала!— Не все, — пожала я плечами. — В основном я не отклонялась от истины. Только слегка… приукрасила! А вот ты ни фига не соображаешь, так же как и эта корова… Лабардан и есть обычная треска! Так ее в ресторане «Яр» купчики называли… Между прочим, до революции она действительно была редкостней волжского осетра… Я ведь тоже книжки читаю. По теме. Темны вы еще, девушка! Впрочем, я тебя не виню… Но раз уж по рыбе двинула — так хотя бы справочник для начала у меня спроси, а не за тетрадочку хватайся… Ладно, все это туфта! А вот теперь — главное! Что ты за мою спину шмыгнула? Что глаза опускаешь, как будто боишься смотреть на человека прямо и честно? Клиенту — любому, даже дуре этой — надо смотреть прямо в глаза! Держать взгляд! Улыбаться, лебезить вовсе не обязательно! Но глаз держать — это первое! Глаза в глаза, руки работают как бы отдельно… Клиенту уже как бы неудобно следить за тем, как и на чем его надувают… В смысле веса и прочего.— А по-человечески разве нельзя? По-честному?— По-честному — это не на нашем базаре, — вздохнула я. — Не в этой жизни! Ты что, из чистюлек, что ли? Тогда ты не туда попала, Рагозина! Не хочешь мараться, — значит, это не ко мне! Ты мне не пионерка, а я не педагог, чтобы тебя морально перевоспитывать! Для меня главное, чтобы никто мимо не прошел. Так что давай сразу: или — или!Она думала долго, потом подняла глаза в потолок и, вздохнув безнадежно, выдавила:— Хорошо… Кажется, я смогу. Раз у вас тут так надо.Уже тогда, в тот ее первый рабочий день, что-то пока неясное насторожило меня, Катерина смотрела на меня открыто и почти простодушно, но в глубине ее темно-серых, будто прикрытых непроницаемой кисеей глазищ, как на дне глубокого омута, угадывался не совсем понятный холодный и презрительный смешок. Словно это не я ей, а она мне делала громадное одолжение и именно она спускалась с запредельных высот, брезгливо и высокомерно, в ту скользкую и грязную яму, в которой жизнь заставляет кувыркаться меня.Но я прогнала возникшее на миг отчуждение и решила, что это у нее из-за смятения и почти испуга, что судьба заставляет ее заниматься таким низменным делом только для того, чтобы выжить…Кто чего стоит — определить просто. Дай человеку работу и посмотри, что из этого выйдет. Только без нянек. Один на один. Когда-то отец меня так учил плавать. Лет в шесть просто сбросил меня со своих плеч на глубину. Было жутко, я вопила благим матом и рыдала, но поплыла сразу. Так что я сказала Рагозиной, что оставляю лавку на ее попечение и отбываю по коммерческим делам до вечера.Она не удивилась:— Вроде экзамена, да? Это логично… Глава 8ШУХЕР Раз уж появилось свободное время, я решила прошвырнуться по магазинам.Нельзя сказать, что я полная дебилка, и в Ленинскую библиотеку когда-то заруливала (правда, только для того, чтобы клеить в курилке мальчиков), но любой Третьяковской галерее, как и всякая нормальная женщина, предпочитала экскурсии по модным коллекциям в фирменных бутиках, и выставка самых писковых топиков или осенних кардиганов интересовала меня гораздо больше, чем полотно «Иван Грозный убивает своего сына». Конечно, я почти никогда ничего всерьез там не покупала. Во-первых, цены стратосферные, а во-вторых, я берегла свою заначку, которую постоянно пополняла из навара. Я все чаще стала задумываться над тем, что лавочка моя уже переживает себя и где-то в светлом будущем уже начинает маячить небольшой такой магазинчик поближе к дому. И в нем я уже стану леди-босс. А на весах будут работать две-три персоны, подобранных мною лично. Однако все это потребует столько возни, придется пробивать такие муниципальные, санэпиднадзорные, налогово-инспекционные и пожарно-разрешительные препоны, что от одной мысли об этом мне становилось страшно. Поэтому пока это были только розовые мечтания.В центре тоже время от времени начинался дождь. Продавщицы мгновенно понимали, что я ничего покупать не собираюсь, просто глазею от не фига делать, и меня в упор не видели. Я на них не обижалась. Сама такая…Я загулялась и до ярмарки добралась уже поздно. Здесь было безлюдно, карусель с иллюминацией уже обесточили, реквизитный верблюд уныло дремал под попоной, которую орошала мелкая, как пудра, дождевая морось. Весь торговый ряд, где стояла моя лавка, уже был запакован на ночь ставнями, завесами. Электричество светилось только в нашем торговом окне.В проход перед лавкой втиснулся небольшой грузовичок «Газель» под выцветшим когда-то синим, а теперь почти белым тентом. Он был сильно забрызган жидкой глиной почти по ветровое стекло. Рядом с грузовичком на корточках сидел какой-то молодой мужик в шерстяном и тоже линялом олимпийском костюме очень старого образца и сапожках с короткими голенищами и ел булку, аккуратно отправляя крошки с ладони в рот. Он был чем-то похож на недавнего дембеля. Во всяком случае, прическа у него была армейская, коротенькая, жесткой и ершистой щеткой. Цвета черного гуталина.— У нас, что ли, гости? — спросила я.Он вскинул голову, вынул из кармана мятую бумажку, посмотрел в записи.— Ага… Корноухова ты?— Я…— Тогда принимай груз.— Какой еще груз?— Вот и я говорю ему: дождитесь! Я не главная. Мне мать сказала, чтобы я ни за что не расписывалась, Маша! А он кричал даже… На меня! — Рагозина сердито топталась в лавке, поглядывала как взъерошенная беленькая птичка из скворечни. — Я ему сто раз сказала: не имею права! Я не та!— Та не та — мне без разницы, девчонки! Только время с вами теряю.Я и рта раскрыть не успела, как водила откинул задний борт, подволок здоровенную бочку из белой пищевой пластмассы, перекатил ее на широченные мощные плечи, ловко спружинил ногами и легко оттащил ее в лавку. Я прошла за ним и оглядела впечатанную герметично крышку. На наклейке были белая чайка, синее море, кораблик и надпись «Мангышлак. Килька каспийская. Пряного посола». Кильки каспийской у нас было до черта, но я уже начала понимать, от кого товар.Парень утер утомленное лицо рукавом:— Распишись вот тут, в грузовой квитанции. Твоя подруга наотрез отказалась!— Я не имею права. Я не хозяйка! — оправдывалась растерянно Рагозина. — Может быть, он каких-нибудь жаб приволок? Пряного посола. Ты же сама говорила, Маш, без тебя ничего ни у кого не принимать! Не делать ничего… Я и не делаю!Я взяла ломик, подковырнула впрессованную намертво крышку и приподняла промасленную бумажную прокладку, которая прикрывала содержимое. Катя очумело пискнула.— Ни фига себе! — изумленно выдохнул водила. В бочке была икра. Черная. Отборная. Икринка к икринке.— Богато живете, коммерсантки, — как-то отчужденно и невесело зыркнул парень. — Мне бы такую бочечку! Я бы с год не пахал, как заведенный. Кверху пузом лежал бы и пивко потягивал… Расписывайся давай, золотко, за доставленный груз!Я посмотрела на него. В лавке было светло, и я разглядела его по-настоящему только здесь. Не знаю, что со мной случилось, но я поняла мгновенно, бесповоротно и навсегда: я не дам ему просто так уйти. Будто все это время, после Терлецкого и моего гольфкретинчика, я пролежала в уютной речной тине, как нильская крокодилица у звериного водопоя, бездумно дрыхла под горячим солнцем, просматривая свои медленные и лениво-теплые сны и не обращая внимания на самую перспективную добычу, но тут мгновенно пробудилась, собралась и изготовилась одним броском вылететь на берег, чтобы в неотвратимой хватке хапнуть и уволочь с собой…Ну а если без шуток, со мной случился какой-то странный удар, словно совершенно беззвучно грянул гром, который слышала только я, и блеснула синяя молния, которую тоже дано было увидеть только мне.Надо было срочно что-то сделать, чтобы этот человек никуда больше от меня не ушел. Не исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31