Умение терпеть жару. Переносить песчаные бури, смертельную жажду, спокойно принимать трудности и неудачи, поскольку все они предопределены Аллахом и ниспосланы людям в виде пожизненного испытания.Аллах поощряет терпеливых и обещает им в потусторонней жизни неожиданные радости. Тех, кто на этом свете страдает от зноя и жажды, там ожидают тенистые кущи фруктовых садов, реки чистой холодной воды, вино и прекрасные женщины — гурии, способные ублажать своими ласками самых взыскательных мужчин.Шейх Джамал ибн Масрак родился и вырос в этом суровом жарком краю. Богатые родители, арабские миллиардеры, дали сыну европейское образование. Ибн Масрак учился в Лондоне и стал бакалавром философии. Он страстно любил Швейцарию. Заснеженные вершины гор и виноград, вызревающий в теплых долинах. Изобилие ключевой воды и свежий воздух. Ибн Масрак месяцами жил на вилле в Цермоте, но никогда не пытался встать на горные лыжи. Его интересовали только кони и женщины.Шейх был убежден, что никакое богатство не может сделать счастливым паралитика, слепого или прикованного смертельной болезнью к постели. Только здоровому богатство может подарить все, чем он пожелает утолить свои желания, прихоти и похоти. Одна из радостей, которыми одарил Аллах правоверных, — их женщины. В этом мире они достаются мужчинам в форме плотской, украшенной всеми достоинствами, подаренными им природой.Оставив сердце на жаркой родине, ибн Масрак не завел для себя гарема, хотя прекрасно знал традиции и порядки, освященные исламом. Пытаясь утолить жажду к плотским наслаждениям, богатые шейхи без устали умножают количество жен. Никогда не осуждая их ненасытной жадности, Джамал ибн Масрак в душе презирал дураков, веривших, что женщина, запертая за высоким забором, становится его собственностью.Ибн Масрак, приобретший вместе с европейским образованием весьма высокую долю скептицизма, прекрасно понимал, что ни один мужчина, будь он молод, здоров и завистлив, не способен регулярно дарить свои ласки всем женщинам, которых он на правах эксклюзивного владения запер в гареме. И чем богаче владелец сада цветов, чем в более роскошной изнеженной обстановке он содержит жен, тем более изощренными они становятся в поисках удовлетворения телесных желаний, превращая естественные чувства в похотливые игры.В больших гаремах обязательно находится опытная матрона — эг-шейк-эль-безэ, организующая для наложниц, лишенных мужского внимания, лесбийские утехи. Она строго следит за тем, чтобы хозяйские жены по интересам разбивались на пары. Чтобы более влиятельные и опытные отбирали для себя из молодых наложниц мужа подруг, и те, в свою очередь, удовлетворяли потребности избалованной плоти своих повелительниц.Приобщившись к европейской сексуальной цивилизации, ибн Масрак понял, что куда проще обходиться без гарема и в то же время оставаться ценителем женской красоты. В его постели попеременно появлялись именитые топ-модели, артистки, жены серьезных американских бизнесменов, позволявшие себе в Европе легкомысленные вольности, богатые искательницы приключений из обеих Америк, красавицы из Индии и Африки.Похождения шейха не остались незамеченными. Одна из бульварных газет посвятила ему репортаж с броским заголовком «Весь мир в одной постели», достаточно подробно описав трудовые блудни шейха. Это стало для ибн Масрака хорошей рекламой, а слава арабского плейбоя послужила отличной ширмой для дела, которым шейх занимался всерьез.Ибн Масрак создал плотную и широко разветвленную разведывательную сеть, служившую организации воинствующего исламизма «Пламя Джихада», которую сам организовал и возглавлял.Осевшие в Германии турки и чеченцы, боснийские мусульмане, косовские албанцы, приверженцы ислама, жившие во Франции и Англии, стали резервуаром, в котором люди ибн Масрака отыскивали агентуру.Анализируя огромный массив слухов и достоверных сведений, специалисты ибн Масрака позволяли шейху держать руку на пульсе событий. Иногда он узнавал о них не из сообщений прессы, а заранее, когда те еще только планировались или готовились.Делами шейх обычно занимался перед обедом. Вышколенный секретарь, Мехди бен Омар, приносил в кабинет бумаги и докладывал о делах, которые представляли особый интерес для хозяина.В один из дней, почтительно склонившись, он положил на стол лист дорогой бумаги с фамильным вензелем шейха.— Это вам, из Афганистана. Пришло с нарочным.Шейх взял лист в руки. Чуть отставил от глаз и начал читать.«Сардар-э азам командан-э омуми Шейх сейид Джамал ибн Масрак…» Арабские буквы, выведенные на бумаге опытным каллиграфом, складывались в слова донесения."Премьер министру, Верховному главнокомандующему шейху сейиду Джамалу ибн Масраку.Во имя Аллаха милостивого и милосердного, творца всего сущего, отца благородных сыновей и великих пророков.Доношу вашему превосходительству известие, которое при внимательном рассмотрении может представить интерес для дела священного джихада.По сведениям нашего московского источника, широко известный русский генерал Сафед сделал публичное сообщение о наличии у России портативных ядерных зарядов, размещаемых в небольших чемоданчиках…" Ибн Масрак запнулся, оторвал глаза от записки и снял очки. Несколько мгновений сидел, старательно размышляя.Ибн Масрак знал русский язык. Он защитил диссертацию в Москве в Институте дружбы народов и, вернувшись на родину, внимательно следил за тем, что происходило в России. Всех крупных политиков и военачальников, чьи имена встречались в прессе, он помнил достаточно хорошо. А вот «широко известного генерала Сафеда» вспомнить никак не мог.Ибн Масрак еще раз перечитал текст. Нет, ошибки не было.— Тьфу! Прости Аллах и помилуй! — Ибн Масрак прихлопнул ладонью донесение и захохотал. На языке дари слово «сафед» означало слово «белый».Джасус — агент разведки «Пламени Джихада», работавший в Афганистане, почему-то счел нужным перевести эту фамилию на свой язык.Отсмеявшись, ибн Масрак подумал, что надо дать переводчикам распоряжение оставлять неприкосновенными иностранные фамилии и названия чужих городов.Вы очень старательны, майор. Я хочу это отметить особо.Бен Омар приложил руку к сердцу и благодарно склонил голову, коснувшись подбородком груди.— Записка очень точно схватила весьма существенный для нас факт. И он нас заинтересовал. Единственное, чего вам не стоит делать в будущем, это переводить фамилии неверных на наш язык. Как по-русски звучит фамилия Сафед? Вы знаете?— Да, ваше превосходительство. Бялый.— Похоже, — ибн Масрак спрятал улыбку в густые усы. — Очень похоже. Но превращать ее в Сафеда не стоит. Это может привести к взаимному непониманию. Представьте, что кто-то переведет на английский вашу фамилию бен Омар как бен Лобстер. Вы меня поняли?— Прикажете исправить записку?— Теперь не надо. Материал, хотя и не представляет для нас особого интереса, должен оставаться секретным. Пусть Сафед станет псевдонимом генерала.Ибн Масрак бросил взгляд на часы.— Мне кажется, что мадам Женевьева уже задерживается.— Нет, ваше превосходительство, — возразил бен Омар, — у нее по меньшей мере есть еще час.
Над швейцарскими Альпами дул теплый западный ветер. Он ласковыми дуновениями врывался в открытое окно «Опеля», за рулем которого сидела молодая красивая женщина — очередная любовница ибн Масрака — Женевьева Дюран.На горной дороге, где полотно обтекало скальный массив, который круто нависал над рекой, бурлившей глубоко в лощине, поперек пути стоял серый «Мерседес».Женевьева издали заметила препятствие и стала притормаживать. Она остановилась, не доехав до чужой машины двух метров. И почти сразу на таком же расстоянии от нее остановился второй «Мерседес», долго следовавший позади.Женевьева не успела выйти из машины, как ее окружили трое мужчин в элегантных костюмах. Один вышел из «Мерседеса», который перегородил дорогу, двое — из того, что подъехал сзади.Тот, что был впереди, подошел к «Опелю» со стороны водителя. Вынул из кармана полицейский жетон и небрежно махнул им перед глазами Женевьевы.— Полиция, — сказал он сурово. — Мадемуазель, прошу выйти.— В чем дело? — У Женевьевы не было желания оставлять свою машину. — Может быть, объясните мне так?— Об этом мы поговорим в моей машине. Прошу выйти.Женевьева вынуждена была подчиниться. Она прошла с полицейским к его машине. В «Опель» на ее место сел человек из второго «Мерседеса». Все три машины тронулись и, проехав не более полукилометра, оказались на просторной площадке для стоянки и отдыха автомобилистов.Полицейский заглушил двигатель:— Ваши документы, мадемуазель.Женевьева открыла сумочку и вынула пластиковую карточку автомобильных прав.Полицейский осторожно взял ее за два ребра, чтобы не оставлять своих отпечатков, сличил фотографию с оригиналом.— В жизни вы красивей, госпожа Дюран.Стоило бы сказать спасибо за комплимент, но Женевьева решила промолчать.Полицейский положил карточку на приборную панель.— Госпожа Дюран, пусть вам не покажется смешным, но меня и моих коллег серьезно беспокоит ваша судьба.— С какой стати полиции заботится обо мне? — Женевьева постаралась произнести это как можно язвительней.Полицейский на ее слова не обратил ровным счетом никакого внимания. Он вынул из кармана пиджака фотографию:— Вам знаком этот человек?Со снимка на Женевьеву смотрел шейх Джамал ибн Масрак, одетый в традиционную ослепительно белую джалабу, с головой, покрытой клетчатой красно-белой шемагой.— Да, знаю. Что дальше?— Дальше? Это тоже он?На втором снимке шейх был совершенно голым. Он стоял на открытой веранде, подставив тело лучам восходящего солнца. На фото хорошо просматривался рельеф мышц груди и живота. Неприкрытые первичные признаки мужского пола ютились в куще густых черных волос. Довершали образ волосатые слегка согнутые в коленях ноги.— Он, — не задумываясь, ответила Женевьева.— Судя по всему, — сказал полицейский, — шейх одинаково хорошо знаком вам в одежде и без нее. Разве не так?— Вы дерзите, — изобразив на лице крайнюю степень неудовольствия, сказала Женевьева. — Я буду вынуждена обратиться к прокурору.— Госпожа Дюран! — Полицейский широко улыбнулся. — О какой дерзости вы говорите? Была только констатация факта. Вас даже не удивила и не шокировала фотография голого шейха. — И вдруг, перестав улыбаться, с лицом, вмиг посуровевшим, добавил: — Кстати, я даже не знаю, доберетесь ли вы когда-нибудь до прокурора.Ледяной тон и серьезность, с которой были произнесены последние слова, не на шутку испугали Женевьеву. Она уже поняла, что слишком необычной оказалась ее встреча с полицией, и угадать, чем она закончится, крайне трудно.— Что вы имеете в виду? — спросила Женевьева, и голос ее дрогнул.— Горную дорогу, моя госпожа. Только дорогу. Впереди есть очень опасный скальный участок. Там ровно два дня назад в пропасть сорвался «Порше». Великолепный жеребчик, серебристый металлик. Погибли двое — он и она. Их тела подняли из пропасти, а машина все еще в ней. У вас нет желания взглянуть на нее? Тут совсем недалеко.— Я вожу машину аккуратно, — сказала Женевьева, сдерживая испуг. В словах полицейского она угадала страшный намек, облеченный в форму рассказа о дорожном происшествии.— Она тоже ездила аккуратно, — полицейский как фокусник извлек из кармана третью фотографию. — Взгляните.Цветной снимок запечатлел лицо красивой женщины. Закрытые глаза и правая щека, залитая кровью, свидетельствовали, что на снимке мертвое тело.— Уберите, — требовательно попросила Женевьева и хотела отшвырнуть фотографию. Полицейский успел перехватить ее руку.— Вглядитесь повнимательней. Вам она знакома?— Нет!— Верно, мадам Дюран. Но я вам скажу, кто она. Это ваша предшественница в постели шейха Масрака.— Как вы смеете?! — Женевьева была близка к истерике. — Кто вам позволил лезть в мою частную жизнь?!— Прекрасно, моя госпожа, прекрасно! Вы спросили, кто мне позволил лезть в вашу жизнь. Я отвечу — закон. Тот, который гарантирует нашим гражданам безопасность их жизни, здоровья, собственности.— Разве мне грозит опасность? — Женевьева изменила тон. Она поняла, что с полицейским лучше говорить спокойно. — Я этого не замечаю.— Зато заметили мы и пытаемся вас уберечь от неприятностей.— Что вы имеете в виду, господин э…?— Инспектор Анри Бальфур, к вашим услугам, моя госпожа. А имею в виду не только я, но и те джентльмены, которые сидят в другой машине, что вы оказались в зоне чрезвычайной опасности.— В какой именно?— Мы не будем затрагивать причин, по которым вы оказались в постели шейха Масрака…— Это мое личное дело, в чьей постели и когда находиться.Женевьева вспылила, но с достаточной умеренностью. Она уже чувствовала, что инспектор Бальфур подавляет ее своей уверенностью и волей.— Верно, госпожа Дюран. Поэтому я и сказал, что мы не будем затрагивать причин, по которым вы влезли под чужое одеяло…— Это…— Прошу, помолчите. Когда я закончу, у вас будет возможность высказаться. Так вот, моя госпожа, шейх, с которым вас связывает ложе, стоит во главе опасной исламистской террористической организации. Девушка, фотографию которой вы видите, Урсула Нойман из Бремена. Она была одной из любовниц шейха до вас. Но он ее заподозрил в связях с полицией и организовал убийство. Короче, ее убили по одному лишь подозрению, не имея доказательств и фактов, хотя Урсула никаких связей с нами не имела.— Но при чем здесь я? — Женевьева слушала инспектора со страхом. Она пыталась сдержать нервную дрожь, но ее состояние выдавали трясущиеся колени.— Очень при том, моя госпожа. После убийства Урсулы мы хотели подвести к шейху нашу опытную сотрудницу. Увы, она проиграла в конкуренции, и на ее месте оказались вы.— Я в чем-то виновата?— Нет, но у нас нет времени ждать, когда Масрак пресытится вашими прелестями…— Что вы о них знаете?! — психанула Женевьева.— Ничего ровным счетом.Бальфур знакомым ей движением руки вынул из кармана очередное фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44