— Я знаю, дураков у нас много, но так просто, за здорово живешь, никто нам денег не понесет.— При хорошей-то рекламе? Ну, вы меня удивляете, Ольга Дмитриевна! Я прикидывала, и вышло так: ежедневно нам могут нести денежки до пятидесяти человек. Это полторы тысячи клиентов в месяц. Три месяца — четыре с половиной тысячи. По три тысячи долларов каждый. Итого тринадцать миллионов пятьсот тысяч. Не рублей — баксов!— Что же все-таки за товар?— Соглашайтесь, Ольга Дмитриевна, скажу.— Как-то боязно, Лина Львовна. И опасно, и совестно. Привлекательная перспектива будоражила воображение Тимофеевой, заставляла ее волноваться: такие деньги! Она уже прикидывала, как и сколько можно укрыть от фирмы для себя лично. Щеки раскраснелись, ладони вспотели.Милочка, совесть — категория не экономическая. Отбросим это слово сразу. Что касается страха, к нему вам не привыкать. Верно? Вы ведь обвешивали регулярно, что греха таить! Разве не так?— Да, — согласилась Тимофеева без сопротивления, — но там я давала товар. А здесь, как я поняла, придется брать баксы под обещания. Я верно думаю? Это может плохо кончиться.— Даже не думала, что придется вам объяснять прописные истины. Вы сколько подарили жулику Мавроди? Своих кровных? Ладно, я скажу: три миллиона. Надеялись получить назад ровно шесть. Не так ли?Тимофеева опустила глаза. Она даже не догадывалась, что кому-то известны тайны, о которых она не сообщала даже подругам. Сорвала бы куш — похвалилась. Но для нее, всю жизнь отдавшей коммерции, подзалететь по-глупому и оказаться без кровных было позором, о котором предпочиталось умалчивать.— Я спросила: верно? — Лайонелла повторила вопрос.— Да.Ответ прозвучал еле слышно, как вздох, как шелест ветра. Лайонелла на такие нюансы внимания не обращала.— А под какой залог вы оттащили греку три миллиона? Под пустое обещание, — не ожидая ответа, сказала Лайонелла. — Под бумажку с изображением бородатой морды, милочка. Вы, умная и тертая — не обижайтесь, еще раз повторю, — тертая и битая баба, вдруг поверили чьим-то посулам, и вас поимели как последнюю дуру из деревни, впервые попавшую в город.— Может, не будем об этом? — Тимофеева обиженно поджала губы, ее глаза померкли. — Мне этот разговор не очень приятен.— Милочка! Я вас так хорошо понимаю. Хотите знать? Сама горела на том же, и не раз. А вспомнила о греке для того, чтобы вы поняли: даже умных баб можно поймать на грошовые посулы. Чего же ждать от недоносков, которые верят, будто есть люди, готовые обогатить их на халяву?Тимофеева кивнула.— Подумайте, милочка, хотя бы над этим: сидит на улице красномордый парень и орет: «Испытайте счастье! Моментальная лотерея! Заплатите две тысячи, выиграете десять миллионов!» Я прохожу мимо и всякий раз думаю: «Что ж ты, такой умный, а не богач? Взял бы билет и рванул для себя десять „лимонов“. Вы думаете, такая мысль еще кому-то приходит в голову? Да ни хрена. Вон сколько дураков эти билеты покупают и царапают, надеясь поймать удачу за хвост.— Я согласна.Тимофеева произнесла это твердо, уверенно.— Под такое заявление надо выпить, — провозгласил Эдик и набулькал в фужеры искрящееся шампанское. — За ваш успех, Ольга Дмитриевна.Тимофеева, сбросив с души сомнения, приналегла на еду. Лайонелла следила за ней с удовольствием и завистью. С одной стороны, ей нравилось видеть людей, аппетитно уплетающих пищу. С другой — она не могла позволить себе излишеств, чтобы не вызвать полноты, с которой потом придется бороться.Когда они выходили из ресторана, Тимофеева зашла в туалет. Эдик взял Лайонеллу под руку и шепнул ей на ухо:— Не нравится мне эта торговка.— Почему?— Глупая морда. Хоть бы кольца поснимала. Лайонелла усмехнулась.— Эдик! Да именно это в ней и ценно. Людям нравится иметь дело с теми, кто выглядит глупее их самих. Посади в офис интеллигентную дамочку, да еще в очках, многие усомнятся: не обдурит ли она их.Эдик пожал плечами.— Смотри, твое дело. Я бы пошел по другому пути.— Ты и пойдешь по нему, милый. Сейчас отвезешь Ольгу домой и сделаешь все, чтобы стать ее любовником.— Да, но ты… Как же так? Ты шутишь?— Нисколько. Мы начинаем серьезный бизнес, и промахов в нем делать нельзя.— Но я не смогу с ней…— Ай, брось! Сможешь. Ты еще молодой, и уговаривать тебя не придется. Только посмотри, какая у нее фактура. Ты уже имел такое?— Но зачем?— Чтобы глупая баба не наделала ошибок, за ней нужен постоянный догляд.— Хорошо. — Эдик ехидно усмехнулся. — Только чтобы потом не было ревности.— Не будет. Дело есть дело.Эдик повез Тимофееву на дачу в поселок Левобережный. Гостеприимная хозяйка пригласила его зайти на чашку чаю. Эдик, естественно, согласился. Долго сопротивляться соблазну ему не пришлось. Ольга Дмитриевна повела игру опытной и твердой рукой. Что-что, а валить мужиков, будь то студент, решивший подзаработать на разгрузке овощей, или штатный экспедитор-алкаш с торговой базы, она умела быстро и ловко. В плотно сбитом, большом и упругом теле таился заряд желаний и страстей огромной силы.К утру, когда Эдик едва мог шевелить языком, Тимофеева спросила его:— Как ты считаешь, ей можно верить?— Ко-о-му-у? — пролепетал Эдик обалдело. Он не мог сразу врубиться в новую для этой ночи тему.— Этой…Лине…— Можно, — подтвердил Эдик. — Она железная баба.— У тебя что-то с ней было?— Нет, — отчаянно соврал лихой кавалер.— Врешь, — определила мадам. — Ну да ладно. Скажи, кто лучше — я или она?— Ты.— Уйдешь от нее ко мне?— Уй-ду, — пролепетал Эдик и отключился. Слаб и хлипок любой самый сильный мужик в борьбе с настоящей женской силой. Не продержаться ему даже на один раунд дольше, чем может продержаться она.Пока Тимофеева оформляла документы на открытие фирмы, пока шла регистрация, Лайонелла готовила рекламную кампанию. В список тех, кто должен был создать славу новому предприятию, посеять вокруг него манящие слухи и создать ажиотаж в умах искателей дешевой удачи, она включила три фамилии — обозревателя местного телевидения Симонидзе, прокурора города Жука и полковника Кольцова. КОЛЬЦОВ Начальник областного Управления внутренних дел полковник Всеволод Кольцов жизнь строил не на глупом служении красивым идеям, а на прагматических соображениях. Такому выбору жизненного пути способствовала вся обстановка, в которой жил и вырос Владик.Отец Кольцова — Константин Фаддеевич — заведовал промышленным отделом обкома партии. В круг его знакомых входили люди, по положению не ниже директора предприятия области и города, ведущие работники партийных органов. Отношения в этой тесной компании были предельно ясными: нижестоящие лебезили перед отцом, сам отец стлался перед вышестоящими.Все эти люди давно не служили коммунистической идее, хотя она в своей основе никогда не была порочна. Так же, как беспорочно в своих заповедях христианство. Но заповедь «Не убий» не смогла предотвратить рождение инквизиции. Крест не приостановил ни одной войны между верующими в Христа. Серп и Молот не обеспечили беззаботной жизни тем, чей труд они олицетворяли.Вожди советской формации, прошедшие через калибровочный цех руководящих кадров от Сталина до Брежнева, с рождения не исповедовали высоких идеалов. Они служили себе, убеждая всех, что служат народу. Думали только о карьере, которая приносила всевозможные блага, о том, как бы подольше задержаться у кормушки, а при возможности сделать шаг выше, к альпийским лугам, где овес покрупнее и едоков возле него поменьше. Владик слышал разговоры тех, кто регулярно собирался под гостеприимным кровом отца, и вскоре прекрасно понял: эти люди, умудренные опытом, крепко спаяны между собой личными интересами. Все они повязаны главным — ставкой на члена ЦК партии Медовара, который продвигался вверх и тянул за собой близких ему приспешников. Тянул, потому что те, в свою очередь, упорно толкали Медовара впереди себя.Отец в этой команде был немаловажным звеном. Наделенный талантами от природы, он писал за Медовара статьи по вопросам промышленности и развития экономики. Их охотно публиковала центральная пресса, и Медовар слыл в Москве крупным теоретиком социализма.Смышленый и развитой мальчик Владя видел в своем доме руководящую элиту Придонска — людей, уверенных в себе, в своем праве управлять другими; людей сытых, знающих, что сытыми они будут и завтра, и послезавтра, ибо у них все схвачено, все поделено, а оттого вольных и веселых, солидных ряшками и животами. В дни государственных праздников коллеги отца разъезжали по предприятиям города, выступали с докладами об успехах советского общества, руководимого Коммунистической партией. К вечеру, уже слегка подвыпившие, они собирались вместе за общим столом. Часто это происходило на даче Кольцова-старшего.Рассадив гостей за столом, отец торжественно провозглашал:— Друзья, продегустируем новинки!Все хохотали. В слове «продегустируем» заключался огромный смысл. С заводов и фабрик, из колхозов и совхозов высшим обкомовским чинам регулярно присылали продукцию для «дегустации». Кольцову-старшему привозили на дом ящик «Посольской» водки с запиской: «Новая технология. Для дегустации. Отзыв просим сообщить по телефону…» Телефон, конечно же, принадлежал директору ликеро-водочного завода. Даже не распечатывая бутылок, отец звонил по нужному номеру:— Дмитрий Дмитриевич? Новая технология прекрасна. Спасибо. Заезжайте к нам в воскресенье. На дачу.И оба деятеля, довольные друг другом, хохотали.Новая технология регулярно появлялась на всех производствах. Домой для дегустации привозили яйца с птицефабрики, копченую рыбу из рыбсовхоза, клубнику из парникового хозяйства, яблоки из совхоза «Красный гигант». И все это с хрустом, с аппетитом, под звучные тосты съедалось гостями, допущенными к таинству номенклатурной дегустации.Изрядно подпив и плотно наевшись, хозяева области расходились по углам. Одни до утра резались в преферанс. Другие бросали кости, играя в нарды. Третьи рассказывали друг другу анекдоты. Самые свежие, самые острые знал секретарь обкома по идеологии Кабанчик. И рассказывал их он мастерски.— Армянскому радио задают вопрос: «Какой период переживает советское искусство?» Радио отвечает: «Неорепрессионизм».Дружный гогот нарушал тишину окружающей природы. А рассказчик, довольный успехом, продолжал:— Недавно все телеграфные агентства мира передали сообщение: «Вчера в восемь часов утра после тяжелой и продолжительной болезни Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Константин Устинович Черненко, не приходя в сознание, приступил к исполнению государственных обязанностей».И снова все ржали. Кое-кто валился на стол, хватался руками за пупок, чтобы не развязался от смеха. А ведь совсем недавно эти же люди с благоговением поднимали рюмки и произносили первый тост:— За Константина Устиновича! Выпьем, друзья, до дна!И выпивали. В этом кругу неприкрытое лицемерие было нормой, считалось даже достоинством.Раннее осознание реалий жизни, взгляд на действительность без идейных шор помогали Кольцову делать карьеру. После окончания Высшей школы милиции его молодой неуверенный зад подперли крепкие руки профессионалов власти и подтолкнули вверх. Владик сразу получил место в Придонском управлении внутренних дел. В год так называемой «победы демократии» он сделал решительный выбор между старым и новым, сдал партийный билет и заявил о том, что осуждает тоталитаризм. Каким будет новое государство, Кольцов не знал, но твердо верил — место в иерархии власти ему обеспечено.Он не ошибся. Должность начальника отдела уголовного розыска и звание майора милиции приплыли к нему одновременно. Предшественник Кольцова полковник Георгий Анзорович Джулухидзе после обретения Грузией самостоятельности также решил подняться выше. Он уехал в родной Тбилиси. Сделал ставку на президента Гамсахурдиа. Но того схарчил в межцуусобице более мудрый и ловкий господин Шеварднадзе. Надежды на карьеру лопнули. Следы полковника Джулухидзе затерялись в кахетинских горах, и больше о нем никто никогда не слышал.Чтобы не ошибиться в выборе, Кольцов стал серьезно изучать расклад политических сил.Долго ломать голову ему не пришлось. Власть в Придонске на его глазах переходила в руки государственно-криминальной олигархии. Аппарат губернатора, крупные областные чиновники откусывали большие куски от пирога общественной собственности, создавали капиталы, богатели за счет воровства. Мелкие чиновники возвели взятку в ранг законного промысла. Ловкие дельцы учреждали банки, собирали средства населения под обещание больших процентов и исчезали, оставляя ни с чем доверчивых клиентов.Воровские авторитеты переходили на легальное положение, делили сферы влияния в городе и области, облагали поборами мелкие предприятия, торговлю, хозяйничали в игорном бизнесе, огребали миллионы рублей и долларов. Бандиты ездили на иномарках, приобретали загородные коттеджи, шиковали в ресторанах, а взять их за грабежи и вымогательство на законных основаниях было невозможно. Лучшие адвокаты города работали теперь на криминальные структуры, продумывая за них стратегию и тактику поведения.Городские джунгли кишели хищниками, а у охотников на отлов дичи не имелось лицензий.Разобравшись в ситуации и всесторонне оценив ее, Кольцов стал осторожно налаживать контакты с кругами, сосредоточившими в своих руках деньги и власть. Однако его опередили, мафия сама вышла на начальника уголовного розыска.Случилось это неожиданно и внешне выглядело совсем невинно.На прием по личному делу к майору Кольцову записался некий Бакрадзе Вахтанг Автандилович. Кольцов принял его. Грузин вошел в кабинет, унылый, подавленный. В руках он растерянно крутил фуражку-аэродром. С порога стал униженно просить:— Товарищ началник, душа лубезный, помогите!— Что случилось? — Кольцов задал вопрос сухим, протокольным голосом.— Мой малчик. Гоги. Бакрадзе Гоги. Попал в турму. Сидит.— В какую тюрьму? — Кольцов удивился. — Его судили?— Нэт, началник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58