Уже пятнадцать лет он не брал в рот ничего спиртного, а до этого очень любил "Мартель", пил его каждый день. И курил трубку до восьмидесяти двух лет.
- Разрешите помочь вам, месье Жорж. - Жан-Пьер, поддерживая старика под руки, помог ему подняться по белой лестнице в дом.
В огромной прихожей со старика сняли его широкий плащ, и он остался в черном просторном сюртуке и таких же черных широченных брюках. На ногах были мягкие замшевые туфли.
Сюртук был постоянно расстегнут, под ним были светлый жилет и бежевая рубашка, на шее - шейный цветной платок.
Слуги под руки провели его в гостиную и усадили в мягкое кресло в торце огромного екатерининского стола. Ему подали кашу с фруктами и крепкого чаю. Ел он неохотно, отчего-то именно сегодня старика охватило чувство тоски, какого-то жуткого одиночества и безысходности. Он понимал, что жить ему остается совсем немного, он выиграл эту борьбу с жизнью, взял от нее все, что мог, - приключения, интересную работу, достаток. Так до поры до времени казалось ему. А вот нет - оказалось, проклятая жизнь и в самом конце может преподнести ему сюрпризы. Ну почему у Поля только один сын? Как это было неразумно! Почему они так долго скрывали от него пагубную суть его внука? Он бы обязательно порекомендовал сыну заводить другого ребенка, наследника их дел. А теперь что? Полю почти шестьдесят, его жене шестой десяток... Какие дети? Что же ему, бросать свою жену и жениться на молодой? Абсурд... Поль предан Мари, он очень любит ее...
С отвращением Жорж жевал экзотические фрукты, запивая их душистым чаем. Вдруг появилось сильное желание закурить трубку, но он вспомнил о своем чудовищном возрасте и отказался от нелепой затеи. Он не хотел закашляться и умереть прямо здесь, в гостиной. Хотя, впрочем, какая разница, где помирать? Кашу старик доесть не смог. Он жестом показал, что ее надо убирать со стола. Он откусил два куска от только что испеченного круассана и отложил его в сторону. Все. Завтрак был закончен.
Старик хотел было направиться в свою спальню и посидеть в вольтеровском кресле. Ему обычно включали стереосистему, и он слушал старинные русские романсы. Он закрывал полуслепые глаза и впадал в дрему. Ему вспоминались события девяностолетней давности: Царское Село, гарцующий на коне бравый генерал - его отец, и они, восьмилетний Жорж и одиннадцатилетний Андрей, с мамой за руку, машущие отцу. И звуки военного марша. Да, будто все это было вчера...
А что на самом деле было вчера? Плачущие Поль и Мари, а чего они плакали? Ах, да - умер Жорж... Нет, этот парень не был жильцом на этом свете, что так уж убиваться?
Он сидел в гостиной и не понимал, почему к нему не идут слуги. Где Жан-Пьер, черт его побери? Он сурово глянул в сторону двери и увидел искаженное гримасой ужаса морщинистое лицо Жан-Пьера. У верного слуги дергались губы, словно он хотел расплакаться. Старику это не понравилось. Какого рожна этот старый дурак убивается об этом гомике, позорившем их славный род...
Кого только не было в их роду - действительные тайные советники, фрейлины, генералы, были и злодеи, заговорщики, дальний родственник был декабристом, а довольно близкий стал террористом, бомбометателем, покушавшимся на коронованных особ. Случалось и такое, но чтобы быть гомосексуалистом, да еще заболеть омерзительной болезнью, следствием своей пагубной страсти... Дороховы, бравые офицеры, любимцы женщин, весельчаки и гурманы - и этот извращенец... Какой позор! Очень хорошо, что он умер...
Печаль сменилась у старика гневом, а это был хороший признак. Именно гнев возвращал его к жизни.
Что он там кривит губы, этот старый осел?
Гнев переполнял Дорохова. Гневу он был подвержен смолоду, как и его покойный отец. Очевидцы рассказывали Жоржу, что, когда отца в семнадцатом году вели на расстрел, он разразился отборнейшей бранью в адрес комиссара, руководившего расстрелом, а потом попытался броситься на него и, уже скрученный мозолистыми руками, умудрился плюнуть в бородатую очкастую рожу комиссара. Озверевший комиссар сам выстрелил в лицо генералу, мигом превратив его красивое тонкое лицо в кровавое месиво.
Старший брат Андрей был более выдержан, именно это и позволило ему дожить в совдепии аж до тридцать девятого года, а Жорж пошел в отца. В Крыму он пытался прорваться к командующему Врангелю и заставить его сражаться до победного конца, но охрана не пустила юношу-полковника к отчаявшемуся генералу. А полковника он получил, минуя предыдущее звание, за разгром под Воронежем крупного соединения красных. С годами, особенно за кордоном, припадки гнева случались все реже, но когда он разбогател и стал жить, как ему хочется, он опять дал волю своим эмоциям. Странным он был человеком. Он мог сутками сидеть над взрывным устройством, скрупулезно все рассчитывая, и никогда не ошибался - немецкие эшелоны, склады, машины взрывались и горели именно тогда, когда было надо. Он мог без еды и питья сидеть в засаде, не шевелясь, но приходил в жуткое бешенство из-за плохо заваренного кофе или непропеченной булочки. А всяких слезливых дураков терпеть не мог. Жан-Пьер к таким не относился. Ровный, выдержанный, вышколенный слуга был единственным человеком, которому Дорохов полностью доверял. Молоденький Жан-Пьер воевал под командованием Дорохова, и с той поры вела отсчет их дружба. А тут.., переживать из-за этого позорного внука...
- Жан-Пьер! - крикнул хриплым голосом старик. - Ты что? Сошел с ума на старости лет?
Бери пример с меня, я тебе в отцы гожусь... Иди сюда.
Но Жан-Пьер не двигался с места. Губы его беззвучно шевелились.
Дорохов выматерился по-русски, что он делал в самых крайних случаях. Жан-Пьер знал значение этих слов, но делал вид, будто ничего не понимает.
Наконец медленными шагами Жан-Пьер приблизился к старику. Руки его дрожали.
- Что такое? Переживаешь по поводу Жоржа?
Плюнь... - хрипло произнес старик.
Слуги, столпившиеся у двери, стали делать знаки Жан-Пьеру, и тут-то старик заподозрил худое. Это не из-за Жоржа такое волнение, эту смерть они уже успели пережить.
- Что случилось? - тихо спросил старик, приходя в себя, что всегда бывало с ним, когда он чувствовал какую-то серьезную опасность.
- Месье Поль и мадам Мари... - со спазмами в горле говорил Жан-Пьер.
- Они что? - приподнялся на руках старик.
На его мясистом лбу вздулась огромная жила.
- Они сегодня ночью покончили с собой, - выдал приговор Жан-Пьер.
- Оба? - переспросил Дорохов, не веря своим ушам.
- Да. Они приняли яд.
- Поль... - зашептал старик, как-то сразу сникнув. - Мой мальчик... Он, сын офицера, принял яд... У него в доме не нашлось пистолета.
Не верю!!! - заорал он, вставая с места. - Не верю!!! Следователя ко мне! Сыщиков туда, на Елисейские поля! Расследовать! Не верю!!!
- К вам инспектор Леруа, месье, - произнес один из слуг, вытягиваясь в струнку.
- Зови! - крикнул старик.
Вошел элегантный инспектор Леруа, с маленькими усиками, в безукоризненной черной тройке.
- Мои соболезнования, месье Дорохов, - скорбным голосом произнес он.
- Ну, говорите, говорите...
- Цианистый калий, месье. Оба приняли его одновременно. Это произошло часа в два ночи.
Никаких следов насилия, месье, тела увезены на экспертизу, но первоначальный осмотр почти точно показал - никаких следов насилия. Они лежали каждый в своей постели. Без признаков жизни. Их обнаружила служанка, встревоженная тем, что они не спускаются к завтраку. Месье Поль обычно вставал очень рано, а тут...
- Вот дурак... - протянул Дорохов. - Из-за этого мерзавца, из-за его поганой жизни... Не ожидал я этого от своего сына. И бедную Мари заставил принять яд... А может быть, это она стала инициатором? Она всегда была склонна к истеричности. Нет, плевать на все, Жан-Пьер, притащи-ка мне трубку с добрым табаком! Так хочется покурить...
- Вам вредно, месье, - возразил Жан-Пьер.
- Ничего мне уже не вредно, - усмехнулся старик. - Я прожил столько, что на три жизни хватит. И никак не отправлюсь к богу в рай.
А умираем мы с младшего поколения... Тащи табак!
После этого старик сказал что-то гнусное на русском языке и плюнул на пол при этих словах.
Жан-Пьер, предчувствуя бурю, поплелся за трубкой и табаком.
- Сейчас проводится тщательная экспертиза как тел умерших, так и дома господина Поля на Елисейских полях. Будем опрашивать служащих господина Поля, всех слуг в доме. Так что нюансы могут быть, месье Жорж. Но на первый взгляд все чисто. Самоубийство. Тем более, извините, причина довольно очевидна.
- Да, да! - закричал старик. - Все очевидно!
Омерзительно все это! Да где же табак?
Жан-Пьер подал ему трубку и дал прикурить.
Старик задымил.
- Хорошо, ох, хорошо... - приговаривал курящий Жорж. - Столько в жизни наслаждений, особенно у молодых людей, и почему мой сын, которому не было и шестидесяти, решил уйти из этой прекрасной жизни из-за какого-то гомика, даже если это его сын, в толк не возьму! Что-то мне кажется нечистым в этой истории. Расследуйте все тщательно, инспектор Леруа, я сам буду следить за ходом следствия. Хотя.., исключить нельзя и их дурости, Поль был порой подвержен приступам черной меланхолии. Это у него от несчастной Клер. Дороховы всегда были оптимистами, даже когда их вели на расстрел или гноили в большевистских застенках. А вот бедная Клер...
Она была такая утонченная, словно вся обнаженная, вы понимаете, инспектор Леруа?
- Да, месье, у французов бывают такие натуры, мне это известно.
- Вы глупы, инспектор. Такие натуры бывают не только у французов, они бывают и у нас, русских. Бывали, вернее, когда была Россия, а не эта мерзкая помойка, в которую ее превратили большевики.
- Но сейчас в России большие перемены, месье, - сказал инспектор Леруа, пропустив мимо ушей замечание о своей глупости. Такому старцу прощалось все.
- И это вы называете переменами?! - хрипло рассмеялся Дорохов. - Власть в руках тех же большевиков, только под другим названием. Все они обычные воры и проходимцы, разве вы не согласны со мной?
- Вам виднее, месье, я не бывал в России.
- И я там не был с двадцатого года, когда в одних подштанниках бежал на пароходе в Стамбул. И очень хорошо, что не был...
- У вас остались родственники в России? - задал праздный вопрос инспектор Леруа.
- Родственники? - задумался старик и вдруг швырнул трубку на пол в гневе. - Да у меня вообще больше нет родственников! А мне девяносто восемь... Об этом я как-то не подумал. Кому все это достанется, когда я помру? Ведь у моего несчастного брата был сын, ему сейчас должно быть около шестидесяти. Жан-Пьер! - крикнул он слуге, поднимавшему трубку. - Срочно вызови мне нотариуса Леклерка. Срочно!!! Тащи сюда телефон, я сам позвоню.
Жан-Пьер принес мобильный телефон.
- Алло! - захрипел в трубку старик, когда ему набрали нужный номер. Контора Леклерка? Где сам господин Леклерк? Найдите его! Это Дорохов говорит! Да, да, спасибо за соболезнования, где Леклерк? Пусть срочно перезвонит мне.
Он отдал телефон Жан-Пьеру.
- Ладно, инспектор Леруа, проводите расследование. Я надеюсь, мне не надо звонить министру юстиции. Все, до свидания.
Старик поглубже забрался в кресло и глубоко задумался. "Вот тебе и конец жизни! Какие сюрпризы! И ради чего я воевал, боролся с этой проклятой жизнью? Ради таких сообщений? Ради этих истеричных слабаков, которые не могут вынести испытания, посланные богом? Никаких родственников, никого... Кому я все это оставлю?
Разве что старику Жан-Пьеру и другим слугам?
И почему я ничего не знаю о судьбе своего племянника? Жив ли он вообще? В России люди живут недолго..."
Его мысли прервал телефонный звонок.
- Месье Леклерк? Да, я вам звонил. Вы слышали, что произошло? Немедленно приезжайте ко мне, немедленно! Нет, до того постарайтесь достать сведения о моем племяннике, сыне командарма Дорохова. Он родился года на два раньше несчастного Поля, то есть году в тридцать седьмом. Действуйте, месье Леклерк...
"Он должен быть жив, или, по крайней мере, у него должны быть дети. И я их найду! Мое имущество не пойдет неизвестно куда! Оно заработано мной, Дороховым, и достанется только Дорохову! И другого не будет!" Старик прикрыл глаза и впал в забытье...
Глава 16
Олега Игоревича Лозовича больше расстроило не то, что Виктор Александров убежал из-под стражи, а то, что он разгрохал в комнате стекло.
Где он теперь достанет стекло, и кто будет его вставлять? Спать здесь, в лесу, после таких жутких событий, да еще с разбитым окном, когда каждая тварь может влезть в дом... А у него начался отпуск, и ему так хотелось полноценно отдохнуть, подышать воздухом, побегать, хорошенько отъесться, поиграть на площадке по субботам и воскресеньям в волейбол. Но отдых получился весьма своеобразный... Да уж... Саркастическая улыбка кривила его тонкие губы, когда он думал о юбилее Татьяны и о своем отпуске... Что ему до этой шлюхи Ирки Чижик?
Что ему до этого фанатика Виктора Александрова, укокошившего ее из-за своей нелепой страсти? Ему есть дело до себя, а его отдых, который дается, как известно, на один месяц в году, получился омерзительным. На кой черт Татьяна пригласила Ирку на свой день рождения? Словно хотела, чтобы было погаже, посквернее. И все для того, чтобы поглумиться над обанкротившейся одноклассницей.
Отдых для Олега мог бы быть более полноценным, если бы удалось склеить какую-нибудь молоденькую девочку и трахнуть ее здесь, на даче.
Но мешала теща Ольга Федоровна, торчавшая тут как ржавый гвоздь. Она готовила, убирала, но это он мог бы делать и сам.
Опростоволосившиеся милиционеры убрались с дачи восвояси, а Олег отправился искать стекольщика. Ему указали адрес, и он нашел там полупьяного ханыгу, который взялся вставить стекло, если Олег его купит. Олег поперся в магазин и купил, нанял машину и приехал к стекольщику, но тот уже был в невменяемом состоянии.
Пришлось ночевать с разбитым стеклом.
Стекло вставили на следующий день, но теща никак не уезжала. И лишь на третий день ближе к вечеру Ольга Федоровна уехала, мотивируя это тем, что у нее цветы завянут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39