Вот тебе и отпечатки пальцев на пистолете... Но неужели никто не видел в доме Тани постороннего человека? Как это все странно...
Он вспомнил тот момент, когда уходил из Таниного дома. Он зашел в комнату, где спал Петька Мухин, надел пиджак и ботинки, а потом прошел в прихожую к вешалке, где висел его плащ.
Никого не было, но ему показалось, будто чьи-то глаза зорко следят за ним. Он чувствовал на себе напряженный взгляд... Взгляд в спину. И когда он надевал плащ, и когда шел по коридору к выходу...
Все против него, все... Что-то надо делать!
И определенно, Серж Заславский имеет самое прямое отношение к убийству Ирки. Ирку-то ведь убили! До Виктора впервые дошел сам факт, что его Ирки, Ирки Чижик больше нет на свете. До этого только показания, подозрения, отпечатки, а теперь он понял, что нет на свете самого любимого его человека. Кто-то убил ее, и не просто убил, а убил, чтобы подставить его, чтобы его обвинили в этом невероятном преступлении. Что же делать, чтобы доказать свою невиновность? Здесь, за толстыми тюремными стенами, он ничего не докажет, не сумеет, его просто осудят лет на пятнадцать, и все... А настоящий виновник будет смеяться над ним, тот, кто лишил жизни Ирку...
Вдруг одна мысль пришла ему в голову. Он вспомнил старый фильм про следственный эксперимент. И неудачный побег... А если удачный?
Надо признаться в убийстве, попросить отвезти его на Танину дачу. А там... Там видно будет...
На следующий день его отправили в "Матросскую тишину". Он уже бывал там в семьдесят девятом году, когда убил завмага Бореньку. И вот прошло почти двадцать лет, и он снова здесь - в огромной переполненной камере. Духота, смрад, гул грубых мужских голосов... Тогда он был молод, теперь ему сорок, тогда он знал, за что его посадили в этот каменный мешок, теперь же полная беспросветность, загадка... И Ирки нет на свете. Они повидались через восемнадцать лет, повидались и... Ужас, ужас...
Ему указали на свободное место на нарах, и он упал туда головой вниз. Его о чем-то спрашивали сокамерники, он был не в состоянии ответить, до того было гнусно на душе. В камере шла нудная тюремная жизнь - играли в карты, трепались, кто-то смотрел телевизор, кто-то над кем-то глумился, кто-то хохотал, кто-то тихонько выл, кто-то мрачно молчал. Он впервые за эти дни вспомнил о матери, интересно, знает ли она, что его посадили?
Надо что-то сделать на этом следственном эксперименте, попытаться сбежать. А там хоть пуля в спину, и то лучше того, что его ожидает.
Никаких шансов на торжество справедливости, денег на хорошего адвоката нет, дадут кого-нибудь, кто и поможет спровадить его за решетку на долгие годы... За что? За что все это? Он всегда старался быть честным, справедливым, не увиливал от опасностей. Прослужил два года в десантных войсках в Узбекистане. А вернувшись, побыл дома с месяц и.., сначала "Матросская тишина", потом три года лагеря в Мордовии. За это время умер отец, тяжело заболела мать. И постоянная апатия, нежелание за что-то бороться. Так и прошли годы...
Виктор лежал на нарах и думал. Он чувствовал, что его апатия сменяется злостью. Кому он мешал? Кому все это понадобилось? И что, он так и поплетется на долгие годы в тюрьму, как баран на веревочке? Нет, ни хрена, он еще поборется... Как же мало попадалось ему в жизни хороших, порядочных людей, как мало было у него настоящих друзей. Правда, он и сам не искал ничьей дружбы, всегда держался особняком. И в школе у него не было друзей, одна только Ирка, и в армии... Он вспоминает добрым словом только их командира старшего лейтенанта Лозовича.
Когда он попал из учебки в часть, расположенную в знойном Термезе, встретили его неласково.
Три здоровенных бугая-деда сделали худющего Виктора козлом отпущения. Виктор был нелюдим, молчалив, отвечал на все вопросы односложно. Это не нравилось весельчакам-дедам.
Они придирались к нему по любому поводу, провоцировали на агрессию. Не выдержавший издевательств Виктор бросился на одного из них, но силы были неравны. Его отделали как собаку и велели ночью вылизать языком сортир. Виктор решил, пусть лучше убьют, чем это. Отказ повлек за собой новые последствия. Из него просто сделали грушу для побоев. Его мрачная физиономия жутко веселила дедов. Один из них, хохол Ляшко, давал ему нюхать портянки и приказывал наслаждаться их ароматом. "Бля, хлопцы, - говаривал Ляшко. - А этот ведь суходрочкой занимается, то-то смурной какой... Ну чо, дрочишь втихаря, а ну-ка, признавайся, бес. На кого дрочишь, падло кривое?" Виктор сжимал кулаки, и это еще больше веселило дедов. Однажды он глядел на фотографию Ирки, думая, что никто его не видит. Но тут сзади подошел Ляшко и вырвал фотографию. "А? - заорал он. - Чо я вам робил?
И впрямь дрочит! А кто это такая? А ништяк краля! Можно и подрочить! Давай, дрочи при нас, нехай хлопцы поглядят!" - "Дай сюда", - сказал Виктор. Он чувствовал, что сейчас убьет Ляшко, а если не сейчас, то потом возьмет автомат и перестреляет Ляшко и двух его недоумков-друзей.
"Дрочи, падло! - набычился Ляшко и двинул Виктору в солнечное сплетение. - Сымай штаны и дрочи... И чтобы кончил при нас, а то скука здесь такая... Жара... - зевнул он. - Ишаки кругом, верблюды, только и радость на таких мудаков, как ты, глядеть. Дрочи, говорю!" Виктор озирался кругом, ища тяжелый предмет, чтобы ударить Ляшко. Но тут рука опустилась на плечо деда. Ляшко обернулся. Перед ним стоял командир взвода старший лейтенант Лозович, высокий, подтянутый, с маленькими усиками. Ляшко вскочил, вытянул руки по швам и издевательски смотрел на Лозовича. "Зайди вечерком, поговорим", сказал Лозович. "Можно, слушаюсь, товарищ старший лейтенант", - глумливо улыбался Ляшко. "А сейчас отдай ему фотографию". - "Есть отдать". Александров глядел на Лозовича и видел в его карих глазах неукротимое бешенство.
Вечером Лозович профессионально избил Ляшко на отдаленном от казармы пустыре. Ляшко приполз в казарму без видимых следов побоев, но совершенно поникший. Издевательства прекратились. Виктор хотел было поблагодарить Лозовича, но тот сделал вид, будто ничего не понимает.
Между ними установились негласные дружеские отношения. Виктор отслужил под командованием Лозовича полтора года, они вместе бывали в разных переделках, и никогда он не видел, чтобы Лозович струсил, пошел против совести, испугался трудностей. А победить Лозовича в рукопашном бою было просто невозможно, он был неимоверно ловок, а рука его была крепка, как железо. Лозович мог сутками ничего не есть, не спать, почти не пить, он прекрасно переносил изнурительную среднеазиатскую жару. Однажды кто-то сказал, что Лозович сын известного писателя. Виктор когда-то читал какую-то книжку Игоря Лозовича, а их командир был Владимир Игоревич. Но та книжка ему совсем не понравилась, и он не смог прочитать и ста страниц, а в книжке их было не менее восьмисот. На каком-то привале Виктор осмелился и спросил командира, не сын ли он писателя Лозовича. "Нет, - спокойно ответил командир. - Просто однофамилец". Больше Виктор вопросов не задавал, но однажды по телевизору в новостях передали интервью с писателем Лозовичем, и он поразился, до чего же их командир был похож на писателя.
О себе Лозович рассказывал только то, что у него в Москве жена и четырехлетняя дочь, что живут они с его матерью, потому что дочка часто болеет и ее никак нельзя сюда, в этот жаркий климат, что он очень скучает без семьи, но стесняется подать рапорт с просьбой о переводе его в другое место, туда, где бы могли находиться и его жена с дочерью.
Когда Виктор демобилизовывался, он узнал, что командира скоро переводят в среднюю Россию.
- Увидимся ли еще? - протянул ему руку Лозович при прощании. - Оставлю свой московский телефон, звони. Только куда забросит нас судьба, кто знает?
В восьмидесятом году, находясь в лагере в Мордовии, Виктор прочитал в "Правде", что в Подмосковье погиб в автокатастрофе известный писатель Игорь Лозович, незадолго до своего шестидесятилетнего юбилея. Машина перевернулась и загорелась. "Да, - подумал тогда Виктор. - А командир-то наверняка сейчас в Афгане". Такого человека, как Лозович, десантника, хорошо знающего места с жарким климатом, опытного командира, должны были послать туда.
Вернувшись в Москву, где-то в середине восьмидесятых, Виктор позвонил по тому телефону, который оставил ему Лозович. Но ему ответили, что семья Лозовичей здесь больше не живет, а их новый телефон им неизвестен. Можно было, разумеется, найти телефон по справочнику, но Виктор не стал этого делать - зачем? Звонил-то он просто так. Но мысли об отважном командире иногда поднимали ему настроение. Приятно было думать, что на свете есть и такие люди - честные, храбрые, порядочные...
А что школьные друзья? Как быстро они поверили в то, что Виктор ночью застрелил Ирину.
Все - и Гриша Брагин, и Руслан Бекназаров, и даже Петька, хороший, добрый парень. И Таня...
Таня? Иногда Виктора поражали глаза Тани, тихой, вежливой девочки из хорошей семьи. Что-то в них было странное, дикое, какая-то решимость и злость. И крепко сжатые тонкие губы.
После того как Виктор в восьмом классе порвал отношения с Таней и стал дружить с Иркой Чижик, они некоторое время вообще не разговаривали, а потом стали общаться как ни в чем не бывало. К десятому классу Таня стала очень самостоятельной, решительной. Как-то они собрались у нее на даче, на этой самой даче... Она тогда демонстрировала одноклассникам, как водит машину. Ее отец, грузный, флегматичный человек, совершенно спокойно доверял ей свой "жигуленок", и она удивляла всех своим мастерством. Никто из них не умел водить машину.
К тому же Виктор знал, что Таня ходит в секцию карате. Они остались тогда у нее ночевать - кроме него, были Руслан и Гришка. Вечером Таня достала пневматический пистолет, прилепила мишень на воротах, включила у "жигуленка" дальний свет и начала палить по мишени. Все поразились, как она метко стреляет, почти все пули летели в десятку.
А потом Руслан с Гришкой напились пива с водкой, а Таня сидела с Виктором на крылечке.
- Ты обижаешься на меня, Таня? - спросил он.
- Да что ты?! - засмеялась она. - Не думай об этом.
- Она оказалась не совсем такой, какой я себе ее воображал, - сказал Виктор.
- Какая есть, такая и есть, людей любят порой за их недостатки, Вить. Но я на тебя зла не держу. Ты извини, но иногда мне тебя жалко.
- Понимаю, - буркнул он. - Но поделать с собой ничего не могу.
Таня засмеялась громко, заливисто.
- Пошли, пива выпьем, я спрятала бутылочку от этих оглоедов.
Они выпили из горлышка ледяного пива, а потом пришел отец Тани и велел всем отправляться спать. Он тяжело дышал, у него было больное сердце. Впоследствии Виктор узнал, что он умер в восемьдесят первом году, когда Виктор сидел в лагере.
Но все эти сведения доходили урывками.
О судьбе Тани ему вообще мало что было известно. Да он особенно ей и не интересовался. Слышал - замужем, муж врач, одна дочка, и все...
А потом этот звонок, якобы Вальки Арбузова.
И вся эта странная история... Но как же не похож был тот голос на Валькин... Какие-то не те нотки.
А тогда он этого не сообразил. Он думал об одном - повидаться с Иркой, только об этом...
Через два дня Виктора повезли на допрос.
- Экспертиза подтвердила, что у вас было половое сношение с Дороховой, - сказал Гусев. - Насилия с вашей стороны не было. Но это ничего не доказывает. После всего этого вы могли застрелить ее. Она ведь была застрелена в постели.
Она проснулась, сбросила одеяло, и тут.., раздался выстрел. Она не крикнула, видимо, страх парализовал ее.
- Какой мне смысл после того, что между нами было, убивать ее? Это же абсурд! - крикнул Виктор.
- Все абсурд и химеры, кроме отпечатков пальцев на пистолете, из которого она была застрелена.
Виктор хотел было сказать о своей догадке, о снадобье, которое, видимо, всыпал ему в коньяк Серж, но вдруг осекся.
- Я убил ее, - тихо произнес он, акцентируя на местоимении "я".
- Ах вот как? Ну-ну...
- После того как мы переспали, я вышел, покурил, потом меня охватила злость за то, что она предавала меня. Я вошел в комнату, она проснулась. И я выстрелил. Я был в невменяемом состоянии, да еще под кайфом. И пистолет не догадался подальше выбросить. Швырнул прямо под окно. И все...
- Что же вы резину-то тянули? - досадливо спросил Гусев. - Улики-то все против вас.
- Так... - замялся Виктор. - Надеялся на что-то...
- И про Заславского все наплели?
- Конечно. Все брехня. Не был я у него в ту ночь. Застрелил Ирку где-то часа в четыре ночи, вышел, огляделся, вроде бы все спят, вышел на дорогу, какая-то машина проезжала, деньги у меня были, я и уехал.
Гусев с подозрением смотрел на Виктора.
- Что, не верите? Тогда не верили, что не я убивал, теперь не верите, что я убил? Что же вам надо, гражданин майор?
- Мне нужна правда, Александров. Кто же вам все-таки сообщил о вечере у Гриневицкой?
- Я же говорил, Валька Арбузов. Точно, это он был...
- Мы говорили с Арбузовым. Он вам не звонил, он понятия не имел об этом торжестве, и вообще давным-давно ни с кем из одноклассников отношений не поддерживает. К тому же он только что вернулся из длительной загранкомандировки, дня три назад. Как это понимать?
- Ну, этого я не знаю. Значит, кто-то позвонил, затевал провокацию, зная мой характер.
И правильно рассчитал, - замялся Виктор.
- Но кому-то была выгодна эта провокация? - напирал Гусев, не давая Виктору отдышаться.
- Наверное...
- А выгодна она могла быть кому?
- Не знаю.
- Настоящему убийце, вот кому, Александров. Надоели вы мне с вашей брехней. Проведем следственный эксперимент, выедем на место, там вы покажете точно, как все было. Понятно?
- Понятно. Не впервой.
- Да, не впервой. Тогда случайное убийство, а теперь.., вымышленное. Вы просто-таки специалист по убийствам Ирины Дороховой и ее кавалеров. Хорошо, что вас задержали, а то бы и ни в чем не повинного мужа тоже замочили.
Александров усмехнулся, несмотря на трагичность ситуации.
- Ладно. Проведем следственный эксперимент, ваша брехня там быстро обнаружится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39