Насиловать вас обоих будут на глазах друг у друга, падлы кривые... А потом потихонечку на кусочки разрежут, тебе член отрежут, а твоя жинка его сожрет на твоих глазах.
Думаешь, грожу - нет, ласкаю, понял, олень?
Даю тебе неделю сроку бабки собрать, а потом отдам тебя на растерзание братве. И то благодарить ты меня должен. Но позарез лавы нужны, а то бы ни в жисть на такую подляну не пошел бы - Соловей мне как брат родной был, надо было все же отдать тебя браткам... Но лады, уговор есть уговор. Привезешь "пол-лимона" через неделю - останешься жить. Врубился, жучара?
Дорохов молча кивнул головой, не глядя на ошеломленную Ирину, стоявшую в дверном проеме с чашкой дымящегося кофе в руках.
- Красотка, дай-ка кофея попить! - Вареный вырвал из рук Ирки кофе и залпом выпил горячий напиток. - Кайф... - Он вытер рукавом красного пиджака губы и пошел к выходу. - Не-де-ля, - произнес он, чеканя это слово. - Я те звякну.
- Что делать, Андрюша? - спросила бледная как смерть Ирина. - Они ведь сделают...
- Подумаем, - пожал плечами Дорохов.
...Дорохов налил себе рюмку водки, положил на тарелки нарезки колбасы, ветчины и красной рыбы, нарезал хлеба, огурцов, помидоров. Поминать Ирку было не с кем. Все чужие, все враги, в лучшем случае - равнодушные люди со своими проблемами. Бывшие коллеги по бизнесу - этих век бы не видел, бывшие коллеги по институту - скучно с ними, подруги Ирины - шлюхи, каковой, честно говоря, была и она. И за что он любил ее, сам не понимает. Ему было хорошо с ней, просто хорошо, несмотря ни на что. И она всегда вызывала желание, в его-то шестьдесят лет. Кроме нее, этого желания не вызывал никто - других женщин для Дорохова не существовало.
Они сожительствовали с перерывами, порой весьма длительными, в течение двадцати с лишним лет. Когда они познакомились, ей было восемнадцать, когда ее убили - сорок. И она практически не переменилась за эти годы. На нее очень действовали внешние обстоятельства, порой она и в восемнадцать выглядела хуже, чем в тридцать семь. А и теперь, пошли бы дела Дорохова снова в гору, и она бы села за руль "Мерседеса", оделась бы в норки и "Версаче" - и выглядела бы красавицей и в сорок, и в пятьдесят, и в шестьдесят. Но не судьба. Да и его дела вряд ли уже поправятся. Ни сил нет, ни возможностей.
Да и ни к чему теперь все это. Для кого стараться? У него нет никого первая жена была бездетна, оказалась бездетной и Ирина, и это было самым ужасным. Дорохову безумно хотелось, чтобы у них был ребенок. Но.., она потом рассказала ему про свой первый аборт. Он оказался неудачным, Ирка осталась бесплодной, и никакое лечение ей не помогло. Они все собирались, когда были богаты, взять ребеночка из детдома, но так и не собрались, недосуг было. А потом разорились.
Вот и остался Андрей Андреевич на седьмом десятке совершенно один. Ни друзей, ни коллег, ни любимой женщины.
Дома пока еще чисто, прибрано. Маленькая, довольно уютная квартирка в Митине на десятом этаже панельной башни. Все здесь еще дышит Иркой. Вот ее духи, вот ее помада, вот на кресле ее домашние лосины, в холодильнике остатки борща, приготовленного ею, в ванной ее зубная щетка. Всюду ее запах, запах духов, косметики, лосьонов, дезодорантов. А ее нет. И никогда не будет. Ее веселого смеха, ее шуток, розыгрышей.
При всех своих особенностях, Ирка в быту была человеком идеальным. С ней было легко и просто. Она умела создать уют, не только внешний, но и внутренний. Она так достойно перенесла их разорение, переселение из четырехкомнатной квартиры на Арбате в однокомнатную в Митине, у нее дрогнули губы, когда за ее "Мерседесом" приехал покупатель, но не более. Она не заплакала, пожелала новому владельцу хорошей дороги и пошла домой. А как она любила и лелеяла эту машину, знает один он. Он обожал видеть ее за рулем, она совершенно расцветала от процесса вождения, скорость будоражила ее, придавала сил, она неслась по трассе, доводя скорость до двухсот километров в час. У него замирало сердце, а она наслаждалась, крепко держала баранку с решительной улыбкой на губах. Зачем, зачем он отпустил ее одну на эту вечеринку? Но разве он мог такое предположить? Он считал, что там она развеется, вспомнит молодость с друзьями, наберется оптимизма. Он специально не поехал с ней.
Он был человеком другого поколения, к ее одноклассникам не имел никакого отношения. Он бы своим присутствием, скорбным видом, седыми волосами и морщинами напоминал ей о неприятностях, которые их постигли. А так бы она чувствовала себя молодой, школьницей среди одноклассников. Но если бы он знал, что там будет этот безумец Виктор Александров, который убил человека из-за Ирки еще в семьдесят девятом году, вернувшись из армии! Но о нем и речи-то не было...
Андрей Андреевич выпил водки, глядя на большую фотографию Ирины, сделанную года три назад.
- Спи спокойно, дорогая моя, - прошептал он.
Он почти сразу выпил еще одну рюмку, чтобы снять жуткое напряжение, и только потом принялся за бутерброды и овощи. Поев, он закурил, и ему вспомнился сегодняшний день, похороны, матюкающаяся Иринина мамаша и взрыв... Жуткий взрыв... И белый "шестисотый" "Мерседес", и Серж Заславский с огромным бриллиантом на пальце. Сегодня он спас ему жизнь, за что? В благодарность за то, что он подставил Соловья под взрыв? Сомнительно... Нет, сегодняшний взрыв, разумеется, совершил не Серж, он узнал о том, что будет взрыв, и почему-то решил спасти жизнь ему, Дорохову. А заодно спас жизнь и десятку других людей. Знали бы Брагин, Руслан, Петька, их жены, кому они обязаны тем, что не лежат на Хованском, разорванные на части! Может быть, тогда Руслан Бекназаров не смотрел бы таким волком на него.
Но почему все-таки Заславский решил спасти ему жизнь? Ему, наоборот, давно надо было уничтожить его, именно потому, что он был соучастником взрыва соловьевского джипа. Можно было просто наплевать на него, как на мелочь, не заслуживающую внимания. Но специально присылать человека, более того - приезжать самому, чтобы спасти его от смерти, это было совсем странно для Сержа. Если в этом кругу и могли быть какие-то дружеские отношения между людьми, то уж он был для них просто лохом, сначала источником, откуда можно черпать, а теперь отработанным материалом. Какая, к чертям, дружба?
Значит, скоро Сержу от него что-нибудь понадобится. И денег даже дал. А три тысячи долларов и для Сержа нелишние. Небось нищенке у церкви не дал бы столько, и какому-нибудь старому преподавателю, учившему его грамоте лет тридцать назад, тоже не дал бы. А тут расщедрился. Дружба с такими, как он, к добру не приводит. Это очевидно...
Ладно, махнул рукой Дорохов. Жизнь все равно подходит к концу. Теперь можно дружить с кем угодно - хоть с Сержем, хоть с самим чертом рогатым. Плевать на все.
Он выпил еще рюмку водки, налил себе в бокал пива. Этот бокал они купили с Иркой в Голландии, когда в позапрошлом году путешествовали на машине по Бенилюксу. Какая была удивительная поездка. "Мерседес", прекрасные дороги, удивительные места - сказочный Амстердам, экзотический порт Антверпен, солидные улочки Люксембурга... Мельницы, воздушные шары над дорогой, и цветы, цветы, цветы... Какое было славное время... Как оно быстро уходит. И куда?
Вдруг раздался звонок в дверь. Андрей Андреевич медленно пошел открывать. Наверное, почтальон...
Но перед ним стояла невысокая темноволосая женщина в коротком модном плаще. От нее пахло хорошими духами. Кто это? А.., понятно, это одноклассница Ирки.
- Не узнали, Андрей Андреевич? - скромно улыбнулась женщина. - Я Татьяна Владимировна Гриневицкая, одноклассница Иры. Вы тогда сказали, что проклинаете мой юбилей, тогда, на даче.
- Я был в таком состоянии, - повел плечами Дорохов. - Извините. Вы-то тут при чем? У вас-то были самые благие намерения, и этот маньяк виноват во всем...
- Вы меня извините, Андрей Андреевич, - сказала Таня. - Я не смогла приехать на похороны. У меня в центре города заглохла машина, и пока я с ней возилась, я опоздала. Приехала на Хованское, а там такое творится... Милиция, шум, гам, там только что взрыв произошел, я так поняла. Я вот узнала у ребят ваш адрес и решила поехать к вам. Помянем нашу дорогую Ирочку. Вы один? Почему?
- А кому у меня быть? Я одинок, Татьяна Владимировна. Один как перст. Проходите, давайте ваш плащ.
Он галантно снял с нее плащ, повесил на вешалку. Таня была в очень коротком фирменном платье и сапогах выше колена. Платье было почти черное, сапоги тоже, и колготки черные, но выглядела она очень эффектно. Модная короткая стрижка, шанельный аромат...
- Я сижу по-холостяцки на кухне, - сказал Дорохов. - Составьте компанию.
- Спасибо. Я тоже принесла бутылку водки.
И вот две банки икры, черная и красная. Поминальных блинов только нет. Хотите, я напеку.
Мука есть? Масло? Молоко?
- Да не надо, что вы? Садитесь вот сюда.
Здесь вам будет удобнее.
Таня села. Дорохов налил ей водки.
- Вы на машине? Как же вы?..
- Плевать! - сказала задорно Таня. - Из-за каких-то ментов я не смогу выпить за помин души Ирки? Штраф заплачу в случае чего.
- Ну, дело не только в ментах. Опасно ведь.
- Да несколько рюмок ничего не значат.
Я вожу машину более двадцати лет. Все будет нормально, если повезет, конечно, - добавила она.
- Ладно, Татьяна Владимировна, выпьем в память моей дорогой незабвенной Ирочки. Так вот.., нелепо закончилась ее сорокалетняя жизнь.
Всего лишь полтора месяца назад, второго августа, сидели там в комнате, пили за ее сорокалетие.
Была ее подруга и мой старый приятель, сейчас он тяжело болен, он бы пришел сегодня... Так хорошо, спокойно тогда посидели. Ладно, Ирина, - он поглядел на нее, смеющуюся с огромной фотографии на стене, - спи спокойно.
Пусть земля будет тебе пухом.
- Спи спокойно, Ирочка, - добавила Таня.
Оба залпом выпили водку. Посидели молча.
- Давайте я вам положу закуску, - засуетился Дорохов. - Вы тоже сегодня наездились, намучились...
- Спасибо, поухаживайте, я вообще-то голодна.
Дорохов положил ей закуски, открыл икру, которую она принесла, порезал еще хлеба, - Курить-то у вас можно? - спросила Таня. - Я страшная курильщица.
- Я тоже люблю подымить ..
Он щелкнул зажигалкой, и оба закурили на кухоньке с низким потолком. Кухонька мигом наполнилась облаками дыма.
- Я приношу свои извинения, Андрей Андреевич, за то, что это убийство произошло в моем доме, - сказала Таня. - Я как хозяйка обязана была все предусмотреть, и прежде всего то, чтобы этот Виктор не оставался там ночевать. Это исключительно моя вина, эта идиотская эйфория от встречи с друзьями, его неожиданное, как снег на голову, появление. Ну, раз пришел садись, пей, раз выпил - ложись, спи! И на тебе! - Она сжала кулак и взмахнула им в воздухе. - Ужас какой... - Потом поднесла кулак ко рту и слегка укусила его. - И откуда он мог узнать про то, что мы собираемся? Ребята говорят, они ничего ему не сказали, я их специально предупреждала об этом. И я им верю... В принципе, понимаете, он неплохой парень, Витька Александров, мы с ним раньше тоже дружили, а потом он влюбился в Ирку. Он честный, принципиальный, но жизнь как-то ожесточила его. Он вернулся из армии уже, видимо, достаточно озверелым, раз убил человека, пусть и случайно, но убил же, ударил и убил, а уже после трех лет тюрьмы, сами понимаете... И, конечно, пылкая любовь к Ирке. Ну, за это его трудно осуждать. Как было не любить ее, она всегда была душой компании, умница, красавица...
- Да не расхваливайте вы ее... Всякое у нее было, и вы прекрасно об этом знаете.
- Ну, - смутилась Таня. - Было, разумеется, она очень любвеобильна. И в эту последнюю ночь.., она впустила его себе на горе... Но не будем осуждать ее за это. Все люди разные, в конце концов. Мне кажется, она очень любила вас.
Я слышала, что ваша с ней любовь была на протяжении двадцати с лишним лет, выдержала такие испытания... И такой роковой конец...
В наше-то прозаическое время. Вам, разумеется, от этого не легче.
- Вы знаете, Татьяна Владимировна, сегодня на кладбище при взрыве погибла мать Ирины.
- Что вы говорите?! Какой кошмар!
- Да, мы вот ушли, а она стала пить водку на могиле, и тут раздался взрыв. Там какие-то люди уголовного вида хоронили своего друга.
- Понятно, понятно. Ну и жизнь, от этих братков надо подальше держаться - случайно попадете в одно поле, и взрыв, выстрел, что угодно... Но как же она... Кто же ее будет хоронить?
- Я не знаю, надо бы съездить туда. У нее-то никого нет, А она все же Иркина мать... Нехорошо.
- Ну, давайте съездим на моей машине завтра или послезавтра, - Лучше бы завтра, - неуверенно произнес Дорохов. - Кошки на душе скребут, словно бы Ирка меня с того света осуждает...
- Завтра так завтра, - решительно сказала Таня. - Ну, давайте еще за помин Ириной души, Андрей Андреевич.
- Спасибо вам большое за поддержку, Татьяна Владимировна. Мне было так одиноко сегодня. Я очень одинок.
- Я это поняла, - тихо произнесла Таня. - Тогда еще - у нас на даче.
Они выпили. Потом Дорохов разговорился, он долго рассказывал Тане историю своего знакомства с Ириной, историю их любви.
- А ваш муж, Татьяна Владимировна? - спросил он затем. - Вы счастливы с ним?
Таня тяжело вздохнула:
- Вы так откровенно обо всем рассказываете, Андрей Андреевич, что врать вам нет возможности. Я не очень счастлива с ним. Да нет.., я совсем с ним не счастлива. Когда я выходила за него замуж, он привлек меня своей добротой, мягкостью, интеллигентностью. Но все это обернулось другой стороной с годами. Это мягкотелый домосед, скучнейший человек, нудный, больше всего на свете любящий вкусно поесть и чтобы его никто не беспокоил. Я, знаете, порой недоумеваю, глядя на него. Ему тридцать девять лет, а он ведет такой образ жизни, будто ему не меньше семидесяти. Да и в семьдесят люди порой бывают более мобильными. А нотации читает, как умудренный опытом старец. Нет, я очень в нем разочаровалась.
- А какой человек мог бы вам понравиться?
Вам, наверное, нужен супермен.
- Да вовсе нет... Вы знаете, мне кажется, мне мог бы понравиться такой человек, как вы...
- Я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39