— Ниночка, не думайте об этом. Вы нужны мне живой.
— Пока не дам показания.
— Нет. И дальше — тоже. Вы нужны мне…
Она посмотрела полковнику в лицо. В сущности, очень хорошее, приятное лицо. Профессия, наверное, требует. Если не знать, что гебист, можно и увлечься.
Впрочем, а почему бы и нет? Как будто гебисты чем-то хуже сыновей гебистов.
Она положила руку на подлокотник, и он моментально положил сверху свою.
Работа такая?
Да какая разница! Один раз живем, — это Ниночка в последние дни поняла быстро.
— Сергей, — сказала она. — Я вам нравлюсь или это по должности?
— Да. Нравитесь. Вы мне действительно очень нравитесь, Нина. Я вам никогда не угрожал. Ничего не требовал. Я хочу, чтоб вам было хорошо. Чтобы вас не убили. Чтобы не убили меня. Я пальцем вас не трону, если вы не скажете мне «Да».
Она откинулась на спинку кресла.
Врет или нет?
Кажется, они оба здорово поддали.
— Да, — сказала она.
Машина остановилась перед массивными воротами, произошли короткие переговоры, после чего они въехали во двор.
Сергеев привел ее в комнату на первом этаже — Ниночка решила было, что это медицинский кабинет.
— Я сейчас, — сказал он, уходя. — Я скоро вернусь.

* * *
Поговорить с Востоковым — вот, что было самым трудным.
Естественно, вся дача прослушивалась. Сергеев понятия не имел, сколько микрофонов и видеокамер установлено и где.
Только насчет одной комнаты он мог быть уверен — насчет той самой, куда привел Ниночку.
Так уж вышло, что хлопчик, который следил за этими мониторами в определенные ему графиком дни, был на контроле не только у Видного Лица, но и у Сергеева. Ну, так уж получилось. Видное Лицо, как это бывает свойственно всем видным лицам, забыло, что материал — он не на кустах растет, а собирается простыми полевыми агентами, одним из которых и был когда-то он, Сергеев.
Короче, Сергеев про этого хлопчика кое-что знал, и если бы полковник пошел ко дну, то и старший лейтенант отправился бы туда же. Поэтому старлей по просьбе полковника отключил на время все мониторы и магнитофоны в тюремном секторе дачи, и подсоединил к ним хитрое приспособление, которое позволяет показывать, что на участке наблюдения была тишь да гладь, да Божья благодать, в то время как происходило там совсем иное…

* * *
— Знакомьтесь, Нина, это Вадим Востоков, полковник ОСВАГ. Настоящий дворянин и контрразведчик.
Востоков поцеловал Нине руку.
— Я — человек старомодного воспитания. Мадемуазель — не феминистка?
— В СССР не может быть феминисток, — вяло огрызнулась Ниночка. — Женский вопрос у нас решен полностью и окончательно.
— Надеюсь, не теми же методами, какими Гитлер решал еврейский вопрос? Мне было бы очень жаль.
Ниночка рассмеялась. Востоков огляделся кругом.
— Я знал, что здесь есть кабинетик в таком духе, — невозмутимо сказал он. — Зубоврачебное кресло, бормашина и одностороннее зеркало… Стены обиты пробкой?
— А что обычно используете вы?
— Пенополиуретан. Пробка, знаете ли, дороговата.
— Уж как будто ОСВАГ не может себе позволить.
— Увы, бюджетная комисия следит за тем, как расходуются деньги налогоплательщиков.
— Это камера пыток? — Ниночка тоже с интересом огляделась, только сейчас до нее дошло, что это за комната. Страх прокатился холодной волной от затылка до пяток, но почему-то ей удалось быстро успокоиться. То ли она еще не протрезвела, то ли ее так подбадривало веселое спокойствие Востокова.
— Представляли себе все иначе, мадемуазель?
— Нет, почему же… Во всяком случае ржавых цепей не воображала.
— Да, это вышло из моды. На самом деле все не так жутко. Для допросов чаще всего используются медикаменты (Нину передернуло). Эти ремни — для того, чтобы человек под наркотиками не начал делать резких движений…
— Слишком похоже на зубной кабинет.
— Только там нет стоков в полу.
— Рассаживайтесь, граждане, — сказал Сергеев. — Востоков, попрошу в кресло. Нина, на этот стул.
— А что у нас происходит?
— Очная ставка.
— Ага. — Востоков развалился в кресле самым непринужденным образом. — Конечно, самое удобное сиденье надо бы предложить даме, но я не думаю, что Нина Сергеевна согласится поменяться местами со мной.
Нина кивком подтвердила его слова и села на стул стенографиста. Сергеев устроился прямо на столе.
— Нас всех троих убьют, — сказал он. — Пока есть время, мы должны решить, как нам действовать.
— Э-э… — Востоков обвел глазами комнату.
— Микрофоны отключены.
— Вы уверены?
— Уверен. Я рискую гораздо больше, чем вы.
— Да ладно вам, все мы рискуем одинаково. Все мы смертники.
Ниночка улыбалась, если эту гримасу можно было назвать улыбкой.
— Нам придется бежать, если мы хотим жить, — продолжал Сергеев. — Вы слышите?
— Слышу. Вы предлагаете бежать. Товарищ… Господин Востоков, вы как думаете, нам удастся?
— При известной сноровке и настойчивости, madamoiselle, почему бы нет? Видите ли, наши с коллегой головы набиты сведениями такого рода что никак не могут уцелеть. Мы живы, пока у наших хозяев есть в нас надобность. Например, мы с вами нужны, чтобы дать показания против вашего несостоявшегося тестя.
— Надо добить эту сволочь. Или он не даст нам покоя, — вставил Сергеев. — Надо стравить их как следует, и пока они будут кусать друг друга… Короче, Нина, ты должна дать показания…
— А кто гарантирет мне жизнь после того, как я их дам?
— Никто, — резко бросил Сергеев. — Никто, Нина! Мы знаем слишком много, все трое, мы — мишени номер один. Учтите, если вы играете не в моей команде, то я сбегу один. Но тогда они от вас все равно добьются чего хотят. Получат свои показания — и после уже никто вам не поможет, ни Бог, ни царь и ни герой.
— Насчет того, что мы знаем слишком много… Мне так не кажется, Сергей. Я знаю мало. Расскажите мне все — хоть не так обидно будет умирать.
— Это началось чуть больше года назад, — покорно начал полковник. — На нас вышел сотрудник ОСВАГ по имени Вадим Востоков…
Когда он закончил, Ниночка покачала головой.
— Господи, какое же вы все говно, — печально сказала она.
— Говно, Нина, — так же печально отозвался полковник. — А что поделаешь? Такая жизнь, такая работа…
— Вот только не надо, ладно? Жизнь, работа… Еще про долг перед Родиной скажи. Вонючие интриги, мышиная возня — урвать, зацапать, кто первый… Как в стаде павианов. Только у них честнее.
— Возможно, Нина Сергеевна. — В голосе Востокова слышалось одобрение. — Итак, вы были завербованы агентом КГБ, своим женихом. А контакты поддерживали с агентом ОСВАГ по кличке…
— Вилли, — подсказал Востоков. — Сейчас мы состряпаем подходящую легенду. Это будет открытый процесс?
— В том-то вся и закавыка, что нет, — Сергеев почесал ногу. — Поэтому удирать придется быстро.
— Ничего, это только придаст весу нашим показаниям. Что лучше подтвердит нашу вину, чем побег? Только смерть.
— Не надо, — Ниночка почувствовала, что сейчас расплачется. — Прошу вас, не надо.
— Осталось обсудить детали легенды… — сказал Сергеев. — Я предлагаю следующее…

* * *
Тот же день, Москва, 2235 — 0016
Великий Ученый и Великий Администратор был таким великим, что в иные кремлевские кабинеты двери открывал ногами.
И нельзя сказать, что это ему не нравилось.
Он был почти что царь, почти что Бог. На него работали миллионы людей. Одним кивком пальца он мог казнить и миловать не только простых смертных, а вплоть до первых секретарей обкомов (включительно). Смертоносных игрушек, придуманных и сделанных им за свою жизнь, хватило бы, чтоб стереть человечество с лица Земли, и еще осталось бы на окончательное решение вопроса «Есть ли жизнь на Марсе»…
Но вот кое-где он был совершенно бессилен. И, в частности, когда дело касалось той конторы, которой ведал Пренеприятнейший.
Люди Пренеприятнейшего совали везде свои носы, заводили толстые папки на его ученых, директоров и конструкторов, всюду бдили и держали все под контролем. Они покушались на всевластие Великого Ученого в его империи, что он терпел, скрипя сердцем и зубами.
Равновесие сил долго оставалось нерушимым. Империя Великого Ученого была нужна Советской Империи как воздух. Пренеприятнейший ничего не мог сделать с Великим. А Великий — с Пренеприятнейшим, ибо его ведомство также было кровной необходимостью Империи.
Теперь равновесие было нарушено. Ось, на которой оно балансировало — скрипучая жизнь Генерального — рухнула. Новая ось возникла возле Пренеприятнейшего, и чем ближе она смещалась в его сторону, тем больший вес он обретал.
Когда машина Маршала подрулила к подъезду дома на Котельнической, Великий Ученый уже дошел до необходимого градуса разогрева. Перспектива видеть мурло Пренеприятнейшего в кресле Генерального, стоять перед ним навытяжку и отчитываться в делах, в которых эта гебистская скотина ни уха ни рыла… Ах, ети его в душу бога матерь, да три раза в отца, сына и святого духа, ну что за блядская жизнь такая?
Маршал и Окающий явились вовремя. Сверкнула слезой бутылка «Столичной», пошла по кругу под неторопливый осторожный разговор, в ходе которого Великий Ученый от отчаяния переходил к боевому азарту: ничего! Еще поборемся! Еще повоюем! Еще вы узнаете у нас, что такое оборонка!
Под утро ударили по рукам и отправились спать.

* * *
2 мая, Москва, 0110 — 0204
Видное Лицо нервничало. Предстояла встреча с Портретами, и неофициальность этой встречи никак не влияла на ее важность.
Пан или пропал. Пан — не сегодня-завтра сам стану в ряду портретов. Пропал — тут других толкований быть не может. Пропал — значит, пропал.
— Я готов поддержать любую кандидатуру, которую вы выдвинете, — сказал он. — Я полностью согласен с тем, что возглавлять нашу партию и нашу страну может только человек с безупречной репутацией.
— И кого бы ты предложил?
— Я не имею никакого мнения на этот счет. Я всемерно поддержу вас.
Ударение. Не вас, а Вас.
Замкнутый уловил, кивнул.
— Материал должен быть распространен к ближайшему заседанию Политбюро. Через неделю. Не будет большинства голосов — погорим все синим пламенем.
— Я понимаю.
— Ну и хорошо.
— Будет открытый процесс?
— Ты что, сдурел? Все тихо, по-семейному.
— Вас понял, — Видное Лицо откланялось. — Что делать с людьми Юрца в аппарате КГБ?
— Твое дело. Главное — большинство голосов мне. Эх, выспаться бы! Завтра же еще в почетный караул…

* * *
Москва, второе мая, 10-00
И вот я здесь, подумал Востоков. Последний барьер. Невысокий и хлипкий. Наручники. Охранники по бокам.
На такой должности охранник обязан быть глухонемым.
Три «Портрета» напротив.
Момент истины.
— Ваше имя?
— Вадим Востоков.
— Звание?
— Полковник ОСВАГ.
— Должность?
— Координатор по региону России.
— Вам предъявлено обвинение в заговоре против Советского Союза и измене Родине. Признаете ли вы его?
— Да. Я — участник заговора против Советского Союза и изменник Родины. Правда, у нас немножко разные понятия о Родине, но это неважно.
— Не отвлекайтесь. С какой целью вы поддерживали контакт с полковником Сергеевым, находившимся в Крыму в служебной командировке?
— Полковник Сергеев интересовал меня, в первую очередь, как связующее звено между мной и товарищем А.
— Что за интерес был у вас в товарище А.?
— Мне было известно, что он — один из наиболее ярых сторонников оккупации Острова Крым. Я хотел форсировать оккупацию.
— Зачем?
— Чтобы спровоцировать военный конфликт между Крымом и Советским Союзом.
— Объясните смысл этой акции.
— В последнее время в Крыму начали нарастать центростремительные тенденции. Слишком многие хотели присоединения к СССР. Военный конфликт свел бы эти настроения на нет.
— Как вы рассчитывали выпутаться из этого конфликта?
— Выиграть войну.
— Почему вы думаете, что вам бы это удалось?
— После устранения Генерального (брови «Портретов» поползли вверх) его пост неизбежно должен был занять товарищ А. Его сын повлиял бы на него с целью остановить войну и вывести войска из Крыма.
— Откуда такая уверенность в том, что он сделал бы это?
— В сейфе в квартире товарища А. (сына) хранятся карточки «Американ Экспресс» на сумму в два с половиной миллиона американских долларов. У нас есть коды этих карточек.
— В ближайшее время эти сведения будут проверены, — обратилось к «Портретам» Видное Лицо.
— Спросите у него, не он ли организовал на острове сопротивление белогвардейцев, — шепнул Замкнутый.
— Да, это тоже часть плана, — ответил Востоков, когда ему передали вопрос. — Агент товарища А.(сына), диктор на телевидении СССР, передал по программе «Время» так называемый «Красный Пароль», сигнал всем резервистам к сбору. Солдаты и офицеры запаса освободили кадровых военных из лагерей интернирования. Кадровые военные освободили аэродромы и подняли в воздух самолеты.
— Захватили аэродромы… — поправил Окающий.
Борода Востокова шевельнулась в улыбке.
— Как вам будет угодно, господа.
— Товарищи, — одернул Востокова Молодой. — И тут же поправил сам себя: — ГраждАне.
— Значит, план был организовать, а затем сорвать воссодинение Крыма с СССР, — вел линию показательного допроса полковник КГБ.
— Именно так. Нечто вроде того, что произошло в «Заливе Свиней», только в несколько больших масштабах.
— Почему же теперь вы решили рассказать об этом?
— Воздействие на товарища А.(отца) через сына потеряло свое значение. Мы выиграли войну. Я решил, что дальнейшее сопротивление не приведет ни к чему хорошему, и раскрыл карты.
— Почему вы думаете, что война в Крыму вами выиграна?
— Уничтожены все военные аэродромы в приморской полосе, так? Вы не можете организовать десант, вы потеряли господство в воздухе. Это значит, что вы проиграли войну. Судите сами о надежности аппарата КГБ, если я получил такие сведения, сидя в тюрьме.
…Выйдя из зальчика, вытирая лбы, «Портреты» переглянулись.
— Ну, вражина! — высказался Окающий. — Ну, волк! Так бы и взял за бороду, и в морду, в морду!
Энергичные движения пухлого кулачка, испятнанного старческим пигментом, выглядели скорее комично, чем угрожающе, но никто даже не улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96