— Пожалуй, мне стоит сложить с себя полномочия… Я не знаю… Честное слово, не знаю, как работать с ненормальными…
— Полковник! — крикнул Старик.
Верещагин скверно улыбнулся.
— У меня те же проблемы, господин главнокомандующий. Те же самые.
«Все, понеслась душа в рай», — подумал Воронов. Басманов не знал, на что напрашивается… Может, Верещагин и понимал, что такое субординация. Тот дикий коктейль, который Флэннеган вогнал ему в вену — не понимал.
— Не время для изящных пикировок, капитан. — Клембовский скомкал свою копию протокола и швырнул ее под стол. — Мы имеем… то, что мы имеем. Никаких дальних планов разведслужб. Никаких перспектив. Затяжная война с Советским Союзом, развязанная по прихоти каких-то…
Волынский-Басманов оттолкнулся от стола и на своем кресле отъехал чуть в сторону.
— Я одного не понимаю, Верещагин: на что вы рассчитывали? Вот лично вы? На эфемерные планы Востокова относительно политических перестановок в Кремле? На помощь инопланетян?
Капитан поднял голову и, глядя Басманову в глаза, просто ответил:
— На вас. На ваши знания, полученные в Вест-Пойнтах и Сандхерстах. На ваш опыт. На ваш здравый смысл… На верность присяге… Я крепко рассчитывал на вас, господа полковники. И, видимо, крепко просчитался. Вы полное дерьмо.
— Вы… отдаете себе отчет, где находитесь? — голос Салтыкова надломился от ярости. — Вы понимаете, что это Главштаб, а не бардак?
— Я бы предпочел бардак. Мне нравятся эти военные, которые боятся воевать. Не можете привыкнуть к тому, что решения приходится принимать самим и ответственность брать на себя? Пора уже начинать. Ну, зачем вам какие-то инструкции от Востокова или Чернока? Что мешает вам сейчас взять и победить? Чего вы боитесь?
Его не перебили ни единым словом только потому, что полковники онемели от такой наглости.
— Мы… Ах вы… — очнувшийся первым Клембовский побагровел. — Девять миллионов мирных жителей! Которые законно, путем всеобщего голосования, объявили о присоединении! Которые не хотели никакой войны! И которые гибли в собственных домах — иногда от наших пуль и снарядов! По вашей вине, Верещагин! На советском побережье осталось восемь дивизий! Против наших четырех! Я не знаю, как сейчас готовят офицеров в Карасу-Базаре, если выпускники не знают арифметики!
— Не держите меня за идиота, ваше высокоблагородие, — Верещагин встал, оперся руками о стол. Поза доминирования и агрессии. Кой черт, устоять бы на ногах. Очень неприятно будет окочуриться в присутствии господ командующих. Господи, какой яркий свет… — Эту войну нельзя выиграть военными методами. Она выигрывается методами политическими. Так что начинайте мыслить, как политики. Давление через ООН, использование агентов влияния в СССР, шум на все мировое сообщество… Военная помощь НАТО. Пообещайте им присоединение к блоку…
— Превратиться в НАТОвский непотопляемый авианосец? — спросил Кутасов.
— Нет, лучше в дачный поселок для советской партийной элиты. В Крымскую АО в составе Грузинской ССР.
— Да вы Наполеон, капитан…
— Черт, считайте меня кем хотите! Расстреляйте, повесьте — мне все равно, но СДЕЛАЙТЕ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ!
— Насчет расстрела — это дельная мысль… — буркнул Клембовский.
— Ну что ж, господа, я думаю, все ясно, — сказал князь Волынский-Басманов. — Личные амбиции отъявленного авантюриста привели к гражданской резне. Желание отомстить за отца, своего рода Эдипов комплекс — это в данном случае понятно. Но непростительно. Тем более непростительно участие в грязном сговоре ОСВАГ и КГБ. Развязывание войны. Предательство интересов России… У нас осталось очень мало времени, чтобы исправить содеянное безумцем.
— Полковник! — предупреждающе крикнул Адамс.
Князь повернулся, но не в ту сторону, в которую было нужно. Он обернулся на голос, и мгновенье спустя сообразил — не туда!
Пять шагов разделяли Волынского-Басманова, сидевшего во главе стола буквой "П", и Верещагина, стоявшего у подножия. Эти пять шагов Арт преодолевал целую вечность, как последние пять шагов до вершины К-2. Целую вечность он шел через белый мрак, сковавший его глаза, пока одно из розовых пятен над столом не оформилось в лицо Главнокомандующего.
Но это была быстрая вечность, и никто из полковников не успел даже встать.
Он знал, что сейчас свалится. И знал, что перед тем, как свалиться — врежет Басманову, а дальше будь что будет. Есть предел терпению. Есть предел всему.
…Скачу в Карасу-Базаре для Волынского-Басманова…
Два шага. Волынский-Басманов заслонился рукой.
…Африка, сэр… Упрямая старая коза, губы — как подметки…
Шаг. Шевардин махнул через стол.
…Арт… Сделай люфтэмболию… Я не смогу жить калекой…
Поздно, — он подхватил со стола графин и направил удар точно в красивое, благородно увядающее лицо князя.
Удар опрокинул того вместе с креслом. Шевардин схватил пустоту: Арт рухнул на колени возле стола, хватаясь за крышку, чтобы не упасть. Дыхание рвалось хрипом, все тело сотрясала дрожь.
— Боже мой, — Салтыков охнул. — Охрана!
Охрана, как и все остальные, думала, что капитану и карандаша не поднять. Химия, господа — очень забавная наука…
— Врача! — гаркнул казакам Шевардин.
Полковник Басманов задыхался в луже воды и собственной крови, царапая руками левую сторону груди.
— Сердце, — сообразил Клембовский. — Где чертовы врачи?! Он сейчас умрет!
— Я не хотел, — еле ворочая языком, сказал Арт.
Охранники подняли его на ноги.
Князь Волынский-Басманов замер. Лицо больше не кровоточило.
— Пульса нет… — Берингер, стоя на коленях возле полковника, разорвал его мундир и положил ладонь на левую грудь. — Сердце не бьется.
Бог мой, понял Арт, я же убил его…
— Смотрите, — голос Салтыкова дрожал. — Смотрите, что вы наделали!
— Не надо меня бить, — прошептал капитан. — Я больше не могу…
Он еще понимал, что мелет не то, но не смог поправиться: сознание выскользнуло, как хрустальный шар из мокрых пальцев, и разлетелось на сотню кусков.
— Унесите его, — приказал Воронов. — Госпиталь, палата 4-С.
Сметая все на своем пути, в зал ворвались медики.
— Наконец-то! Где вас черти носят? — Адамс отодвинул кресло, пропуская каталку.
— Электрошок! — медик хлопнулся на колени рядом с телом князя. — Откуда вода, почему разбито лицо?
— Капитан, — глухо сообщил Шевардин. — Графином.
— Я говорил! Я предупреждал! — врач еще сильнее разорвал мундир и рубашку князя, приложил к его груди контакты шокера, встал с колен. — Все назад! — сейчас он тут был генералом. — Разряд!
Волынский-Басманов дернулся, его глаза распахнулись, воздух попер в легкие с надсадным сипом.
— На каталку! — скомандовал врач фельдшеру. Полковники бросилсь на помощь. Когда каталка с бывшим главнокомандующим скрылась за дверью, господа старшие командиры переглянулись.
— Интересно, Кронин, все ваши младшие офицеры так же плохо держат себя в руках? — спросил Салтыков.
— Нет. Только те, которых сначала избивают враги, а потом жестоко унижают свои же командиры.
— Это последствия наркотического воздействия, — сказал Воронов. — Врач предупреждал. После медикаментозного допроса многие люди реагируют на все очень остро…
— Боюсь я, что командование дивизией придется принять мне, — сказал Шеин. — Я должен бы сделать это еще сегодня утром, когда у Василия Ксенофонтовича был первый приступ…
— Да, так было бы лучше, — кивнул Кронин. — Видит Бог, еще секунда — и на месте капитана оказался бы я.
— Полковник!!!
— Я уже семнадцать лет полковник, господин Салтыков! Только не затевайте вы разговоров о капитуляции. Вам что, еще непонятно, что никакое мирное присоединение не было возможно с самого начала? С того момента, как убили Чернока?
— И вашего сына…
— Да, и моего сына! И если вы тоже подводите все под разновидность Эдипова комплекса, то шли бы вы к ебнутой матери!
— К ебаной матери, — поправил Берингер.
— Полковник, да вы соображаете, что вы говорите? — Клембовский брызнул слюной. — Вы понимаете, что совершили ВСЕ МЫ, пойдя на поводу у этого авантюриста? Военный путч — вот, что это такое! Армия должна подчиняться законному правительству, иначе это банда! А законное правительство приняло решение о ПРИСОЕДИНЕНИИ к СССР! И при чем тут мужество или трусость? Если страна приказывает солдату идти на смерть — он должен идти на смерть. А если солдат испугался идти в ссылку или куда-то там, и вместо этого потащил за собой в могилу две страны… — Летчик слегка задохнулся и ослабил воротник.
В эту паузу вклинился Берингер.
— Мне кажется, вы преувеличиваете роль капитана во всей этой истории, господа. Не забывайте — автором авантюры был Востоков, его поддерживал Чернок, и не найди они Верещагина — нашли бы кого-нибудь другого. Давайте решим — мы бомбим Союз или нет? Время-то идет!
— Безумие… заразительно, — покачал головой Салтыков. — Мы не можем воевать с СССР! Мы можем только просить мира, и молиться о том, чтобы условия мира не были слишком жесткими!
— Да вы, никак, обгадились, коллега, — процедил Кутасов. — Боитесь, что Советы повесят вас первым, если мы проиграем войну? Не бойтесь. Первым повесят полковника Адамса, потому что командующий теперь — он.
— Это заговор, — беспомощно сказал Клембовский. — Вы сговорились с этим капитаном. Это было подстроено…
— Нет! — отрезал Шевардин. — На присутствии капитана настоял сам князь Волынский. Я уж не знаю, почему…
— Я знаю, — усмехнулся Кронин.
— Господа, — сказал Адамс, — Сейчас половина третьего. Эйр-форсиз находятся в состоянии готовности номер один. Я принимаю решение о превентивной бомбардировке военных аэродромов Одесского и Северо-Кавказского военных округов.
— Я слагаю с себя полномочия командующего ВВС, — сказал Клембовский. — Я не хочу больше участвовать в этой грязной, братоубийственной войне. Я не хочу иметь с вами, Адамс, и с вами, Кутасов, ничего общего.
— Мне будет жаль лишиться такого компетентного командира, — Адамс в своей обычной манере замаскировал просьбу.
— Ничем не могу помочь.
— Господин Скоблин, — Адамс повернулся к заместителю начштаба ВВС. — Принимайте командование.
— Нколай — сказал Клембовский, — не делайте этого. Не связывайтесь с ними. Кровь — не вода.
— Кровь — не вода, — эхом повторил Николай Скоблин, которому при всех других раскладах не видать поста командира ВВС еще лет двадцать. — Я принимаю назначение, ваше высокоблагородие…

* * *
Обстановка больниц всегда нагоняла на Артема жестокую тоску. А это была не просто больница — тюремный госпиталь. Удобная кровать, решетки на окнах и надзиратель под дверью. Вдоль коридора он ходил, видимо, лишь за тем, чтоб размять ноги — в длинном одноэтажном здании Верещагин был один, как перст.
Как его принесли — он не помнил. Зато очень хорошо помнил все происшедшее…
Пальцы помнили хрустальную огранку тонкого горлышка графина, рука помнила изменчивую тяжесть сосуда, тело помнило пять шагов и разворот от бедра, и бросок, и хрустальный взрыв…
И дикая мальчишеская радость с привкусом крови. Неподотчетное разуму, звериное чувство: получи, получи, гад!
…Чтобы этот аристократический козел захлебнулся кровью и не вякал про возможность сдачи! Не для того погибли Кашук и Даничев, Миллер и Сидорук, не для того Володька стал калекой, не для того Мухамметдинов и безымянный рядовой были застрелены, чтобы князек здесь говорил о сдаче!
За убийство его повесят. Теперь уже все равно. Он сам облегчит им задачу. Когда найдет что-нибудь, на чем можно повеситься.
Принесли ужин. Или завтрак? Если еду приносят в три часа ночи — что это?
Надзиратель-медбрат поставил поднос на столик. Вернувшись через десять минут, нашел ужин (завтрак?) нетронутым.
— Сэр, — робко обратился он. — С вами все в порядке?
Удивительная учтивость со стороны вертухая.
Странно, что приходит на ум советское словечко. Согласитесь, что оно сочнее, выразительнее, чем крымская аналогия — «цигель».
— Вам помочь? Я мог бы принести что-нибудь другое.
После очередной паузы он задал новый вопрос.
— Позвать врача, сэр?
— Нет.
— Вы ничего не съели…
— Я не хочу.
— Вам плохо?
— Я в порядке.
— Извините, сэр. Не обижайтесь на меня, — медбрат оглянулся, — я и сам не рад, что эти баггеры засунули вас сюда. Если я могу чем-то помочь…
«Принеси хорошо намыленную веревку, парень. Или, на худой конец, мой ремень. Вот и все, чем ты можешь мне помочь».
— Нет, спасибо.
Парень забрал ужин (завтрак?), оставив только стакан апельсинового сока. И три капсулы, судя по цвету — анальгетик, антибиотик и снотворное.
Артем сунул все три в рот и выпил сок. Потом повалился на подушку и выплюнул капсулы в ладонь.
И самое странное — не мог заснуть. Передозировка бензедрина? Возможно… И сколько времени он будет лежать пластом, когда закончится срок действия?
Утро высунулось из-за кромки горизонта, поползло с востока на запад, добралось до Крыма. Все тот же парень принес уже несомненный завтрак, который, несмотря на всю свою несомненность, был так же проигнорирован.
Таблетки, маленькие «куколки», опять лежали на подносе. Антибиотик, анальгетик, снотворное.
Верещагин повторил манипуляцию с таблетками, выглушив стакан томатного сока. Дрожь возобновлялась временами — будет плохо, если они быстро поймут, что он не принимал лекарств. Сколько нужно собрать? Для верности — дюжину. Просрочить еще два приема. Каждые три с половиной часа.
Он выдержит. По сравнению со всем остальным это не так сложно…
Он вырубися через минуту. Впал в глухое бесчувствие, куда даже кошмарные сны боялись забираться, пошел вниз топориком и зарылся до самых пяток в илистое дно. Сутки он провел почти без движения, а когда вынырнул из густой и муторной мглы, выяснилось, что он в палате не один.
Сосед спал, натянув одеяло до самого носа, как ребенок. Верещагин присмотрелся к его лицу.
— Флэннеган, — прошептал он. — Черт бы тебя побрал с твоими выдумками, Флэннеган.
На соседней койке спал Глеб Асмоловский.
17. Империи наносят ответный удар

Ну, дела, вот дела -
Все объекты разбомбили мы дотла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96