Вскоре появились жители деревни с букетами цветов и флягами с элем.Эккехард до сих пор не мог поднять руки, поэтому просто кивнул старухе, которая предложила ему зажженную лампу.— Вы пострадали больше всех, — великодушно произнес он. — Пусть тот, кто потерял больше всего скота, поднесет огонь к зверю.— Но никто не терял скота, милорд, — сказала она. — Просто эта тварь была такой страшной… Мы боялись, что она начнет охотиться на нас.Эккехард потряс головой, словно не веря собственным ушам. Потом пожал плечами и послал Мило бросить лампу на труп с безопасного расстояния.Пламя мгновенно охватило золотое тело. Бесполезность, который предпринимал очередную попытку выдрать перо, отскочил с громким воем.— Ты точно в порядке? — спросил Эрменрих Ивара в четвертый раз.Тот лишь пожал плечами. Зигфрид опустился на колени и зашевелил губами, читая молитву, по щекам его текли слезы.Пламя взревело, и к небу стали подниматься клубы золотистого дыма. В нем Ивар разглядел и золотых львов, и серебряных оленей, которые поднимались по каменной лестнице, исчезая в небесах, в огне вертелись ярко-красные саламандры с голубыми глазами.— Боюсь, мы совершили огромную ошибку, — прошептал он.Люди Уичмана веселились, и, похоже, никто не видел ничего странного в густых клубах ароматного ладана. Внезапно среди победителей вспыхнул спор.— Ты лжешь нам, старая ведьма! — Уичман возвышался над старухой, размахивая кулаками. — Признайся, ведь ты соврала, когда сказала, что тварь сожрала ваших дочерей. Вы спрятали их, я точно знаю — сам видел нескольких в лесу.— Оставь их в покое, — вмешался Эккехард. Он сидел на земле, возле него суетились Мило, Болдуин и Удо, пытаясь снять с принца рубаху, не потревожив раненого плеча. — Какое право ты имеешь что-то требовать от них?— По праву командира, который потерял солдата, чтобы защитить этих гнусных паразитов!— Мне тоже жаль лорда Альтфрида, но это же не повод насиловать их дочерей.Уичман фыркнул, упер руки в бока и угрожающе шагнул вперед:— Как изменился наш птенчик! Ведь тебе так нравилось тискать шлюх в Генте. Или теперь тебе всех заменяет прелестный Болдуин?— Не смей насмехаться надо мной, — тихо произнес Эккехард, — и унижать этих людей.Принц был бледен, но, по крайней мере, кровотечение удалось остановить. Ветер переменился и метнул дым прямо в лицо принца, но тот, казалось, даже не заметил этого.Уичман отступил в сторону.— И как же ты собираешься меня остановить? У меня пятнадцать опытных воинов против твоих четырнадцати недорослей. Они порубят вас на мелкие кусочки, не потратив на это особых усилий.— А потом мы займемся деревенскими девочками! Похоже, их и вправду прячут от нас.— Мой отец… — гневно начал Эккехард.— Ах ты Господи! — воскликнул Уичман, схватившись за голову в притворном ужасе. Потом он рассмеялся. — И что же сделает со мной дядя Генрих? Я ведь его родственник. К тому же ему нужна поддержка моей матери, верно? Так что заткнись, маленький кузен, и ступай к своим послушникам и молитвам. Или забыл, что ты монах, а не солдат?— Только попробуй, — сказал Эккехард спокойно, хотя рядом со своим кузеном он казался ребенком, который пытается запугать взрослого громилу.Дым окутывал принца плотным облаком, Ивару вдруг показалось, что он видит крылья за спиной Эккехарда, словно убитая птица ожила и встала за ним.С гримасой боли, поддерживаемый Болдуином и Мило, принц поднялся. Но даже стоя он был на голову ниже своего кузена, который участвовал во второй битве при Генте и сумел полгода вместе со своими солдатами противостоять эйка под предводительством самого Кровавого Сердца. Он не раз рассказывал эти истории Эккехарду и его спутникам. И тот всегда восхищался Уичманом.Но теперь что-то изменилось.— Попробуй! — повторил Эккехард. — Но будь уверен, что мой отец узнает, кто убил меня и запугал этих бедных крестьян, которых не защитит ни лорд, ни леди. Они под защитой короля и не могут обратиться ни к кому другому. — Он повернулся к крестьянам. Они не убежали, а только отошли в сторону. — Прячьте своих дочерей, — сказал он и повернулся к кузену: — Что ты теперь сделаешь? Станешь убивать их одного за другим, пока они не отдадут тебе девушек?Уичман толкнул его. Эккехард упал. Сейчас он был похож на золотую птицу, которая умерла в ручье. Принц упал на раненую руку и потерял сознание от боли. Болдуин бросился на Уичмана, и началась драка. Впрочем, вряд ли это можно было назвать дракой — у спутников Эккехарда не было ни малейших шансов против компаньонов Уичмана.— Оставьте их, — наконец с отвращением произнес Уичман. — Приведите мне лошадь. — Он сплюнул под ноги. — Поехали! Есть места и получше. Возьмите кольцо Альтфрида, мы отдадим его сестре.Они поехали прочь, выбираясь на главную дорогу. Странно, но после их отъезда солнце, скрывавшееся в облаках, выглянуло и озарило все золотистым светом. Костер запылал ярче. В ароматном дыме снова появились странные тени, которые поднимались к небу.
Наутро Эккехард все еще не мог поднять руки, но выглядел намного лучше, к тому же жители деревни носились с ним, как курица с яйцом, что ему весьма нравилось. Он получил лучшую постель в деревне — в ней и троим было бы просторно. Хозяин вымел пол полынью, чтобы выгнать блох. Слуг принца разместили по комнатам.Но Зигфрид пропал.Его нашли у костра. Судя по тому, какое количество золотистого пепла на нем осело, он провел здесь всю ночь. Когда все ушли в деревню, он остался возле огня. Завидев Ивара и Эрменриха, он схватил палку и написал в золе слова.— «Пир в честь святого Меркуриуса Меняющегося», — прочитал Эрменрих, который разбирал почерк Зигфрида лучше, чем Ивар. — Принц Эккехард вел себя вчера по-настоящему благородно. — Эрменрих взял у Зигфрида палку и пошевелил угли. В воздух поднялось целое облако золотистого пепла. — Ох! — Эрменрих отпрыгнул назад и отбросил палку.На углях корчился золотисто-красный червь.Зигфрид бросился к Ивару и Эрменриху и оттащил их назад. Он так волновался, что сделал попытку заговорить. Он издавал какой-то клекот и шипение, пытаясь объяснить им что-то понятное только ему. Отчаявшись, он схватил палку и снова принялся писать в золе, но поднялся ветер и взметнул вверх золотистый пепел.Сияющий червь исчез.Зигфрид зарыдал.— Это был знак, — зловеще сказал Эрменрих. — Вот только чей — Господа или врага рода человеческого?Зигфрид опустился на колени и принялся молиться. Друзья не смогли сдвинуть его с места. Он молился весь день до вечера, деревенские жители приходили посмотреть на останки чудовища, но никто не осмелился подойти поближе и разворошить угли. Как ни странно, но с каждым часом угли пылали все ярче. После отъезда Уичмана деревенские девушки выбрались из леса. Сначала они пугливо прятались по углам, словно ожидая, что на них вот-вот набросятся люди Эккехарда, но когда поняли, что никто не собирается их обижать, осмелели.— Может, наша проповедь достигла сердца Эккехарда? — спросил Ивар у Эрменриха за ужином. Им достался жареный цыпленок с горчицей, медовые кексы, зелень и черный хлеб с элем.— Не знаю, — отозвался тот. — Это было так неожиданно.Раны Эккехарда еще не зажили, и Болдуин кормил его с ложечки, как маленького. Еще больше деревенских жителей растрогало то, что принц выпил эля из резного деревянного ковша, который поднес ему старейшина.— Прошу вас, милорд принц, — улыбнувшись, сказал Болдуин. — Позвольте мне отнести немного еды нашему спутнику Зигфриду, иначе он останется голодным.— Конечно, — отозвался Эккехард и тут же добавил, кивнув в сторону Ивара: — А его не бери, сходи лучше один.Ивар покраснел, а Эрменрих наклонился к нему и сказал:— Не обращай внимания, Ивар. Болдуин любит тебя, вот принц и ревнует.Болдуин ушел вместе с Эрменрихом.Ночью Ивару снова приснилась Лиат. Стояла теплая весенняя погода, и ставни были открыты. Ивар не сразу понял, что проснулся: перед ним предстала женщина, одетая лишь в тонкую нижнюю рубаху. Она подошла к кровати, на которой устроились принц Эккехард, Мило и Болдуин. Эккехарда на ночь напоили маковым отваром, так что разбудить его не представлялось возможности, Мило храпел, как всегда, — этому и макового отвара не требовалось, чтобы спать совершенно беспробудно.Но Болдуин проснулся.— Милорд! — прошептала женщина. — Ваше высочество!Она положила руку на грудь Болдуина.— Я не принц, — пробормотал он, не делая, впрочем, попытки освободиться от нее. — Вот принц Эккехард, рядом.— Но вы так красивы, милорд. Точно ангел. — Она сбросила свою рубашку. На мгновение перед Иваром мелькнуло ее обнаженное тело, и он закрыл глаза. — Я взяла перо, милорд, — прошептала она. — Перо ангела.Она достала перо и в его золотистом, мерцающем свете девушка показалась Ивару самой красивой и желанной — темные волосы, небольшой прямой нос и маленькая родинка на правой скуле.— Это знак. С тех пор как я увидела свет в круге старых камней, меня все время посещают видения. Мне кажется, что ко мне приходит ангел. И Родлинде, и Гизеле, и даже Агнесс снится то же самое, хотя Агнесс уж с прошлой осени замужем. Наверное, это вы, милорд? Ведь это вы — ангел? Наверное, Господь послал вас.Ивар старался блюсти чистоту. Но видит Бог, это было непросто.Послышался довольный вздох Болдуина, когда девушка, не дожидаясь приглашений, поцеловала его и легла рядом.Ивар перелез через храпящего Эрменриха, который не проснулся, даже если бы над ним проскакал табун лошадей, и выбрался за дверь. К счастью, луна была достаточно яркой, и Ивар добрался до кострища без особых приключений, хотя и оцарапался, пробираясь через густой кустарник.Зигфрид спал у костра, и какая-то добрая душа заботливо накрыла его одеялом. При виде его спокойного, умиротворенного лица Ивар отбросил все сомнения. Он опустился на колени и стал молиться. Почему-то ему казалось, что кто-нибудь обязательно должен молиться у костра, где сгорело это чудесное золотое создание, погибшее из-за жадности одних и трусости других. Конечно, оно убивало оленей, но разве не естественно для всякой твари Божьей питаться? Оно убивало, только чтобы насытиться, а не для забавы, как порой делают люди. Конечно, жители деревни испугались, увидев труп оленя, но ведь золотое создание никому из них не причинило зла и скорее всего не стало бы причинять вреда и дальше.Возможно, те видения, которые явились ему в дыму костра, были всего лишь галлюцинациями, но Ивар в этом сомневался. Может, и вправду золотая птица стала бы охотиться на жителей деревни и скот, но вряд ли. Ведь и сам он испугался этого создания и возжелал золотое перо, и именно он, в конце концов, помог убить его.Ивар не знал точно, который час. В отличие от Зигфрида и Эрменриха, он так и не научился определять время по звездам, восходу и закату. Но, когда он услышал доносящийся из деревни крик петуха, он запел утреннюю молитву:
Почему зло процветает, Владычица,Когда чистое сердце страдает на земле?Почему тот, кто несет зло и насилие,Живет в довольстве и богатстве?
Занялась заря. Зигфрид проснулся и встал рядом с Иваром на колени. Он не мог молиться вслух, но его молитва шла из самого сердца.Они первыми увидели это чудо: крохотный красно-золотистый птенец сидел на углях, а потом закопался в пепел.Когда утро уже было в разгаре, за ними пришел недовольный Мило — ему не очень хотелось идти сюда. Увидев непогасший костер, он слегка испугался и остановился на безопасном расстоянии.— Принц Эккехард зовет вас, — сообщил он. — Разве эта тварь еще не сгорела? Зачем вы здесь молитесь?Когда они вернулись в деревню, то увидели, что Болдуин то и дело широко зевает, а уж вид у него такой, словно он всю ночь не спал, а боролся, по меньшей мере, с драконом. Но принц ничего не замечал, из его мозгов еще не выветрился маковый настой.— Может, брат Зигфрид сумеет это объяснить, — произнес Эккехард как раз в ту минуту, когда они вошли.Собрались жители деревни, они жаловались на странные сны, которые посещали их с того момента, когда здесь появился странный зверь.— По правде говоря, добрый брат, — сказал старик, которого, очевидно, выбрали говорить от имени всех собравшихся, — мы думали, что эти видения прекратятся, когда чудовище умрет, но ничего не изменилось. Только хуже стало. Что Господь хочет нам сказать? Неужели мы сделали что-то не так? Нас наказывают?Эрменрих уже научился понимать Зигфрида без слов, а Зигфрид настолько превзошел своих приятелей в понимании и толковании воли Господа, что они безоговорочно признавали его превосходство.— Что есть душа? — вопросил Зигфрид устами Эрменриха. — Это наша суть, хотя, конечно, мы не можем жить на земле без тела. Даже блаженный Дайсан воплотился в тело человеческое, ибо Владычица послала Сына своего, чтобы тот искупил грехи наши. Он не преклонялся ни перед кем, даже перед императрицей Тайсаннией, потому что знал, что поклонения достоин лишь Господь Всевышний. И тогда императрица приказала содрать с блаженного Дайсана кожу, как это делали в те времена с преступниками, вырвать у него сердце и отдать на растерзание собакам. Но разве мы не такие же псы, что, не раздумывая о сокровищах Господних, рычат и дерутся за каждый кусок?Болдуин старался сдержать зевоту. Деревенские жители заволновались.Принц с трудом поднял руку и почесал нос.— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал он.— Прошу вас, верьте нам! — воскликнул Эрменрих. — Кровь блаженного Дайсана смыла все наши грехи.Зигфрид подергал Эрменриха за полу и принялся знаками объяснять ему что-то. Потом отодвинул камыш, устилающий пол, и принялся чертить какие-то знаки.— Ох! — Эрменрих вздрогнул и обеспокоенно посмотрел на Зигфрида. — Ты уверен… Принц Эккехард, он говорит… — Лицо Зигфрида выражало лишь непреклонную волю, и Эрменрих продолжил: — Он говорит, что те, кто не имеет достаточно веры, завтра на рассвете узрят чудо и тогда уверуют.Эккехард отозвал их в сторону, когда крестьяне разошлись, разнося новости.— О чем вы говорите? Я не хочу терять доверие этих людей из-за ваших бредней! Болдуин! Мы можем встретить мою сестру, и она отошлет нас домой из-за вашей ереси!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54