Снять свои штаны и китель и подстелить их под меня. Солома, знаешь ли, не самая приятная штука для нежной девичьей попки.
Они занимались любовью всю ночь, пока барабаны не забили побудку.


* * *

– Хэл, чтоб тебе! Еще не надоело пытаться оторвать несчастному дракону голову? – рявкнул Рэй. – Полегче! Почувствуй же это, наконец!
Хэл сжал зубы и снова ощутил, как окаменели все мышцы. Потом его тело вспомнило прикосновения нежных пальцев Сэслик, и в тот же миг все встало на свои места. Он превратился в единое целое с драконом, на котором сидел, и гигант отозвался, послушно заложив левый вираж, сложив крыло и возвратившись на свой маршрут.
– А теперь поворот направо, – сказал Рэй с внезапно прозвучавшим в голосе волнением.
И снова дракон сделал вираж, и на этот раз Хэл дал ему команду плавно спикировать к лагерю – серому пятну на сером фоне.
Он не ощущал ни холодного ветра, дующего с моря, ни капель дождя, начавшего моросить, когда он послал дракона в вираж.
У него получилось, и он сам понимал это, дивясь собственной неуклюжести всего несколько минут назад. Ему в голову пришло сравнение с бабочкой, неловко выбирающейся из тесного кокона и через мгновение уже порхающей в летнем воздухе.
Он оглянулся через плечо и увидел, как Рэй подмигнул ему.
– Вот видишь, как это легко? – сказал Гэредис-младший.
И это действительно было легко.

«Пожалуй, на свете никогда не было другого существа, столь же великолепно приспособленного к бою, как дракон, – читал Гэредис, – от его раздвоенных рогов до грозных клыков. В бою за территорию или самку драконы также пускают в ход шипы на шее, раня ими своего противника. Четыре лапы с тремя когтями каждая так же хорошо приспособлены для того, чтобы рвать. Подвижный и гибкий хвост тоже используется для того, чтобы хлестать врага, и его с полным правом можно назвать самым грозным драконьим оружием. Когти на крыльях применяются не только для того, чтобы колоть жертву, но и чтобы отрывать крылья, поскольку именно крылья являются наиболее нежной и уязвимой частью тела, начиная от переднего, ребристого края».
Затем он слегка сменил тему.
– Драконы обладают поразительными способностями к выздоровлению и даже регенерации, хотя дракон, потерявший крыло или конечность целиком, обречен на гибель. Интересно заметить, что эти существа не только ведут бои всерьез, но, насколько я наблюдал, играют, хотя, судя по всему, такая игра может с легкостью перейти в настоящую битву, которая зачастую заканчивается только со смертью одного из ее участников.
Драконьи игры, думал Хэл, делая пометки в своем блокноте. Человеческие игры.
Вроде войны...

Большинство студентов не было ни такими неловкими, как еще недавно был Хэл, ни столь блестящими, как Сэслик или Дэмиен.
Минта Гарт трудилась упорно, усердно и невозмутимо. Фаррен споро осваивал новое ремесло, и у него всегда была наготове какая-нибудь шутка. Точно так же, к легкому разочарованию Хэла, обстояли дела и у Вэда Феччиа, несмотря на его страх перед драконами.
Эв Ларнелл тоже схватывал все довольно быстро, несмотря на долгие колебания, прежде чем осваивать что-то новое. Хэл был рад, что никому не рассказал об обмане Эва относительно своего якобы большого летного прошлого, хотя несколько инструкторов вслух выражали свое удивление, почему он учится медленнее, чем следовало бы человеку с его опытом.
Другие курсанты, которые не проявили никаких способностей, были без лишнего шума, но оперативно отчислены из школы. Их пожитки исчезли вместе с ними, а матрасы лежали скатанными, как будто никто на них и не спал.
Были в их рядах и другие потери...
Хэл как раз вел своего дракона на ипподром, когда до него донесся драконий рев. Он увидел сэра Бранта Калабара, хлещущего по шее своего зверя, который, громко хлопая крыльями, оторвался от земли.
Крылья дракона забили быстрее, он стремительно набирал высоту. Но, очевидно, недостаточно быстро для Калабара, поскольку тот продолжал бить великана рукояткой хлыста. Хэл слышал, как он что-то крикнул, но не смог разобрать слов.
Дракон поднимался практически вертикально вверх, замедляя полет.
Потом сложил крыло и описал полукруг, устремившись обратно к земле.
Калабар выпустил поводья из рук, бешено замолотил руками и, истошно крича, полетел с высоты пятисот футов. Он рухнул на землю в центре одного из тренировочных кругов с тошнотворным стуком, прозвучавшим как приговор, точно мешок зерна, сброшенный с телеги.
Хэл первым подбежал к нему. Калабар лежал неподвижно, его глаза смотрели прямо в небо. Похоже, во всем его теле не осталось ни одной целой косточки.
Его дракон кружил наверху, трубя, и Хэлу подумалось, что в его криках отчетливо звучит торжество.

После смерти Калабара за неделю погибли и были похоронены еще двое курсантов. После их похорон Гэредис повел себя так, как будто ничего не случилось, только принялся еще суровее гонять курсантов, заставляя их проводить в воздухе все больше и больше времени.
– Сдается мне, они что-то затеяли, – пошутил Фаррен, после чего все стали вести себя как Гэредис, а троих погибших перестали вспоминать, будто их вообще не было.
Так в драконьих войсках зародилась эта жутковатая традиция.

Среди прочего курсантам пришлось узнать и о том, что бывают такие дни, когда дракон просто отказывается подниматься в воздух. Похоже, никто не знал, отчего так происходит, включая и самого Гэредиса, который рассказал, что это было одной из трудностей в его довоенном аттракционе.
– У тебя собралось полно народу, а дракон в своей повозке просто упрется – и все. Самое лучшее, что можно сделать, – это оставить его в покое или кормить всякими лакомствами, пока это настроение не пройдет.
Одна девушка не прислушалась к его советам и продолжала досаждать своему дракону. Зверюга зашипела и, прежде чем хозяйка успела отскочить, щелкнула зубами, отхватив ей руку почти по самое плечо.
– Хм, а мне и в голову не приходило, что можно так ловко увильнуть от сражений на том берегу пролива, да еще, надеюсь, и неплохую пенсию получить, – заметил Фаррен, и после этого все стали относиться к своим драконам с чуть большей почтительностью.

С тех пор как дела с полетами у Хэла наладились, он проводил со своим драконом куда больше времени, чем все остальные, хотя по-прежнему отказывался дать ему имя. Хэл не спускал его с привязи, но теперь цепь была не такой короткой, и он часто уводил великана прочь из лагеря, в окружавшую его рощу. Похоже, любая непогода была зверю нипочем – хлестал ли его кожистую шкуру ветер или поливал дождь.
Как-то раз Сэслик застала его что-то рассказывающим дракону и сказала, что он уже хватил лишку.
Подумав, Кэйлис согласился с ней, в особенности когда ему стало казаться, что дракон начал движениями лап и шипением отвечать ему.

– А сейчас, – сказал сержант Ти, – сержант Кэйлис расскажет нам, как рочийские драконы подкрадывались к его патрулям. Это новый тактический прием, и мы получили приказ начать обучение вас этой тактике, поэтому вы и видите на том конце поля чучела на соломенных лошадях. Каждый из вас сейчас поднимет своего дракона в воздух и попытается подлететь на нем как можно ближе к чучелу. Попытайтесь дать понять вашему дракону – только не спрашивайте меня как, – чтобы он схватил всадника и сорвал его с коня. Хватать всадника вместе с конем тоже не возбраняется. Только осторожно, смотрите не свалитесь на землю.
И, сменив тон, скомандовал:
– Первый Кэйлис! Выходите и покажите нам хороший пример.
– Разрешите обратиться, сержант! – сказал Фаррен.
– Слушаю.
– Я не имею ничего против того, чтобы убивать ро-чийцев. В конце концов, зачем я здесь, если не за этим. Но это хватание не кажется мне особо выгодным делом. Дорогой всадник на дорогом драконе, рискующий всем ради того, чтобы стащить какого-то болвана с коня и подставить свое горло ближайшему лучнику. Или дать ему шанс утыкать стрелами своего дракона, что вряд ли ему понравится.
Ти заколебался, дав Хэлу достаточно времени, чтобы вспомнить о катапультах, которыми отгоняли рочийских драконов, напавших на патруль, когда он возвращался из своей последней разведки.
– Приказ есть приказ, – без особой убежденности ответил наконец Ти. – Но я передам ваше мнение лейтенанту Гэредису.
Фаррен взглянул на Хэла, скорчив гримасу. Кэйлис слегка кивнул и побежал к дракону.

Хэл и Сэслик занимались любовью каждый раз, когда им удавалось улизнуть, что случалось не так уж часто. Обучение шло все интенсивнее, и Кэйлису казалось, что он ощущает зловонное дыхание войны, надвигающейся на него ближе и ближе.
Ударили зимние морозы, и полетное время сократили. Но, несмотря на это, Хэл надевал на себя все обмундирование, которое у него было, и упрямо поднимал своего зверя в небо – туда, где за холодными облаками, не давая никакого тепла, поблескивало бледное солнце.
Его дракон, не слишком довольный поначалу, в конце концов согревался, и они летали, огибая огромные, похожие на кипы хлопка, облака, а иногда и ныряя в них с риском быть подхваченными ветрами, скрывающимися в их мягкой белизне.
Хэлу нравилось рисковать, особенно когда они спускались на землю, фут за футом снижая высоту в надежде, что под ними не прячется в облаках скала.
Однажды Хэл вынырнул из облака, очутившись всего в нескольких футах над вздымающимися волнами, а утесы, на которых располагался лагерь, расплывчатым пятном серели где-то вдалеке.
Это было опасно, но он учился на этих опасностях.
И, как однажды сказала Сэслик: гибель в полете, возможно, не такая и славная, зато таких похорон пожелает себе любой.
– Вот и все, – однажды на утреннем построении объявил Гэредис. В воздухе пахло весной. – Мы больше ничему не можем вас научить. Теперь вы – всадники на драконах.
Послышались изумленные восклицания, а потом курсанты разразились аплодисментами. Шума было столько, будто его создавала толпа, а не девятнадцать человек, доживших до выпуска.

Гэредис за свой собственный счет заказал маленькие золотые значки в виде драконов и раздал их курсантам, велев приколоть их к форме и носить над любыми наградами, которые они заслужат.
– Желаю вам всей удачи, которая есть на свете, – сказал сержант Пэтрис. – Я горжусь тем, что помог сделать из вас настоящих солдат.
Сэслик с пренебрежением взглянула на его протянутую руку и отказалась пожать ее.
– Нет уж, – сказал она с негодованием в голосе. – Плевать мне на то, как об этом пишут в сопливых книжонках. Для меня вы так и остались скотиной и ничтожеством.
Под общий смех она гордо зашагала прочь. Пэтрис с побагровевшим лицом поспешно юркнул обратно в главный зал.

Обучение было окончено, и курсанты, увозя на скрипящих повозках своих явно пригорюнившихся драконов, разъехались кто в порты пролива, кто в Паэстум, – в те части, куда их прикомандировали.
«Вот теперь-то, – подумал Хэл, – и начнется настоящее обучение».

11

Прошло чуть больше полугода с тех пор, как Хэл последний раз был в Паэстуме, но город изменился почти до неузнаваемости. Почти все развалины, появившиеся во время осады Паэстума, были разобраны, а палаточные лагеря для свежих пополнений и новых дивизий, стекающихся через пролив в Сэйджин, расползлись далеко за пределы стен.
Когда Хэл уезжал, в Паэстуме была просто армия. Теперь армий стало уже четыре, не считая сэйджинских частей, стоящих у границы, чтобы отразить новые нападения рочийских войск.
Но тактика боя не изменилась – предпочтение по-прежнему отдавалось кровавым столкновениям лоб в лоб, и войска все так же перемещались по залитым кровью пустошам, каждый раз безуспешно надеясь на то, что удастся прорваться в сердце вражеской страны, к ее столице.
Хэл, чей кошелек оттягивало выданное сразу за несколько месяцев жалованье, которое ему было не на что тратить, нашел одного писца, ответственного за распределение новоприбывших. За определенную мзду Хэл договорился с писцом, чтобы к какой бы эскадрилье его ни приписали, вместе с ним обязательно попали туда Сэслик, Фаррен и, если получится, Эв Ларнелл. В результате Хэл лишний раз убедился, что в армии не существует слова «нельзя», если проситель в высоком чине или обладает достаточным количеством серебра.
К каждой дирейнской армии было прикреплено по две эскадрильи всадников, у сэйджинцев тоже были свои эскадрильи, организованные примерно так же, как и дирейнские.
Транспортное судно выгрузило их драконов, и новоприбывшим всадникам выделили несколько палаток, где им предстояло ждать назначения в те эскадрильи, которые испытывали нужду во всадниках. Они были предоставлены самим себе, поскольку офицеры, не желая, видимо, приближаться ни к драконам, ни к тем психам, которые летали на них, на этот участок даже не заглядывали.
По палаточному городку ходили шутки, что никто и никогда не видел убитого всадника, а главной заботой всадников на драконах был вопрос, будет ли им положена королевская пенсия по старости. Пехотинцам и кавалеристам определенно незачем было беспокоиться по этому поводу – большинству всадников все равно не светило дожить до пенсионного возраста.
Хэл пытался прикинуть, на сколько ему придется увеличить взятку писцу, чтобы тот направил «его» группу в Первую армию, расквартированную к северу от Паэстума. Несмотря на то что там было холодно и дождливо, а местами еще и болотисто, это была приграничная область, которую он знал как свои пять пальцев и считал, что это знание увеличивает шанс выжить ему и его друзьям.
А потом все рухнуло.
Рочийские маги ухитрились замаскировать на юге, у городка Фречин, полдюжины своих армий. Под магическим покровом они перешли границу и полностью уничтожили целую сэйджинскую армию.
Лишь весенние дожди удерживали их от того, чтобы развить наступление на сэйджинскую столицу, Фовант. Но с каждым днем вражеский коридор в линии фронта делался все длиннее – палец, нацеленный в сердце Сэйджина.
Первую и Вторую дирейнские армии урезали до минимума, забрав на стабилизацию положения все подразделения, за исключением жизненно необходимых, и отложив все подготовленные наступательные операции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52