– Нет, сэр. Я дождусь вас, – Проклятые слова! Я обхватил голову руками:
– Выключите.
Мои слова повисли в наступившей тишине. Прошло много времени, прежде чем я тяжело поднялся на ноги:
– Дарла, запишите, пожалуйста. Ее камера включилась. Я смотрел на Вакса:
– Лейтенант Хольцер, вы намеренно нарушили приказ командира войти в синтез. Отданный пять раз. Вы не пригодны для службы в Военно-Космическом Флоте Объединенных Наций. Отстраняю вас от должности до конца рейса. Судить вас не буду, поскольку я лицо пристрастное. Считаю, что вас надо повесить.
Доктор Убуру едва не упала в обморок, шеф, прикрыв глаза, покачал головой.
– На военном трибунале буду свидетельствовать против вас. Отныне вам запрещено носить форму, общаться со мной и другими офицерами. Вас немедленно перебазируют в пассажирскую каюту. Вон с мостика!
Вакс изменился в лице. Несколько раз пытался что-то сказать, могучей мускулистой рукой ударил себя по ноге, потом еще и еще, чтобы прийти в себя. Набрал в легкие воздуха.
– Есть, сэр, – почти прошептал он, лицо его стало серым. Он повернулся и строевым шагом пошел к люку.
Никто не пошевелился после его ухода. Не промолвил ни слова.
– Я командир корабля, – процедил я сквозь зубы. – Пусть кто-нибудь посмеет ослушаться моего приказа! – Я обвел всех взглядом. – Мне следовало повесить его за бунт. – Я прошелся по мостику, останавливаясь перед каждым. – И вас, мистер Кроссборн, тоже, вы отказывались исполнять свой долг. Я не сделал этого, о чем сожалею. Но больше такого не повторится. Предупреждаю!
На мостике стояла гробовая тишина.
– До нашего прибытия в конечный пункт вахту постоянно будут нести три офицера. Никто не освобождается от дежурств за исключением вас. доктор. На корабле вводится военное положение. Дисциплина на вахте ужесточается. Посторонние разговоры исключены. И никаких шахмат. – Я криво усмехнулся и снова обвел всех глазами. – Пилот, мистер Шантир, мистер Тамаров остаются на вахте. Остальные свободны.
– Есть, сэр, – Офицеры, свободные от дежурства, один за другим вышли. Прежде чем покинуть мостик, я несколько минут наблюдал за пилотом и лейтенантом Шантиром.
Вернувшись в каюту, я машинально снял китель, скинул рубашку. Стащил брюки. Встал под душ и добрых четверть часа стоял под горячими струями. Потом вытерся и сел на койку в ожидании неизбежной реакции.
Желудок свело, и я побежал в туалет, успев туда как раз вовремя. Меня рвало снова и снова, хотя в желудке уже ничего не осталось. Я прошаркал к кровати и лег, держась за живот.
Как же я испугался, когда увидел на «Телстаре» чудище! Это был настоящий кошмар. Но разве не кошмар продолжать подобную жизнь?
29
Весь этот вечер и следующий день я не покидал каюты, пока не настало время идти на вахту, а отбыв вахту, снова вернулся в каюту.
На второй день я буквально заставил себя пойти в столовую. За столиком царило молчание. Мой поистине траурный вид не располагал к разговору.
После ужина я побродил по кораблю, миновал кубрик, каюты лейтенантов и мостик. Спустился на второй уровень, где в одной из кают сидел в заточении Вакс. Шел я неторопливо, пассажиры, попадавшиеся навстречу, расступались передо мной.
На третьем уровне матросы небольшими группками стояли в коридоре и тихо разговаривали. Я прошел мимо них, заглянул в кубрики, потом в спортзал для экипажа, в кают-компанию. В машинном отделении находившийся на вахте шеф во время осмотра с отсутствующим видом стоял по стойке «смирно».
Я снова поднялся на второй уровень. В коридоре наткнулся на кадета Фуэнтеса.
– Все в порядке, сэр? Никто нас не преследует? – спросил он, вытянувшись в струнку.
– Ступайте к лейтенанту Тамарову, кадет, – приказал я. – И никогда не заговаривайте с командиром, пока он не обратится к вам!
Я постучал в дверь кубрика, открыл Дерек. Паула Трэдвел в шортах, полусонная, лежала на койке. Филип Таер, который тоже лежал на койке, поднял на меня глаза. На его одеяле я заметил стопку уставов. Я уже хотел уйти, но столкнулся с Рейфом Трэдвелом. Он встал по стойке «смирно», но я проигнорировал его.
Я вернулся на второй уровень и прошел в ангар.
Лейтенант Кроссборн нес к баркасу сиденье. Он ничего не сказал, только мрачно взглянул на меня. Я повернулся на каблуках, вышел и отправился в лазарет.
– Всю ночь я не спал, доктор. Что мне принять? Она бросила на меня взгляд и ответила:
– Думаю, вам надо постараться уснуть без таблеток.
– Мне все равно, что вы думаете. Не хочу мучиться от бессонницы.
– Почему же вы не спите, командир Сифорт?
– Потому что размышляю.
– О чем?
– Вы как-то сказали, что корабль наш невезучий. Это я невезучий. Не я поднял мятеж на Шахтере, и не я поселил на «Телстаре» чудише. Но стоит произойти какому-нибудь ЧП, и я начинаю губить людей. Будь я настоящим командиром, Вакс не посмел бы нарушить мои приказы. И теперь вся карьера его пошла насмарку. А что я сделал с Кроссборном и Алексом? С остальными? Дайте снотворное.
Все еще колеблясь, она достала из шкафа таблетку и протянула мне:
– Примите ее не раньше двенадцати ночи и непременно лежа в постели.
– Хорошо.
– Обещаете?
Я кисло улыбнулся:
– Обещаю. – Сунув таблетку в кархин, я вернулся в каюту, снял китель и галстук и сел в кресло в ожидании вечера. А внизу в это время одиноко сидел в своем заточении Вакс. Я закрыл глаза, надеясь, что охватившее меня чувство боли пройдет. Затем обвел взглядом свою космическую квартиру.
До чего же я ненавидел ее! И корабль тоже.
Ну почему то загадочное существо не выпустило один из своих шаров в меня? «Гибернии» от этого было бы только лучше. Стоит ли дальше жить? Карьера погублена. С любимой женщиной меня разделяют многие световые годы. Друзей нет. Но хуже всего то, что во всем этом я сам виноват.
Стук в дверь прервал мои размышления. Я раздраженно распахнул люк и увидел Макэндрюса.
– В чем дело, шеф?
– Мне нужно с вами поговорить, сэр. С глазу на глаз.
– В другой раз. Не надо меня сейчас беспокоить!
– Это важно.
До чего же настырный. Командир я в конце концов или не командир?
– Я сказал, в другой раз. Уходите!
– Нет! – Он вошел, захлопнув за собой люк, чем поверг меня в шок, и спокойно произнес:
– Так дальше нельзя, Ник. Во мне затеплилась надежда.
– Вы пришли сместить меня? Он поднял брови:
– Нет. Привести в чувство.
– Это мятеж! Я вас повешу!
– Делайте что хотите, – холодно продолжал он, – но прежде выслушайте меня, – Он выдвинул стул. – Садитесь.
Я сел, не в силах вымолвить больше ни слова. Он тоже опустился на стул напротив меня.
– Вы разгуливаете по кораблю, неся с собой смерть. Все шарахаются от вас. Объясните, в чем дело? Избегая его взгляда, я ответил:
– Я плохой командир корабля и ненавижу себя за это.
– Не понимаю!
– Я старался изо всех сил, но ничего не получилось. Я прекратил нашу с вами дружбу. Запугал Алекса, кадетов и даже Дерека. Вместо того чтобы вдохновлять людей, всем угрожаю петлей. А некоторых уже повесил. Это я погубил Сэнди и остальных. Терроризировал пилота, погубил Вакса. Вам мало? Могу продолжить. Я издеваюсь над Филипом Таером и Ардвелом Кроссборном. Ради собственной прихоти разрушил семью Трэдвелов. Не догадался облететь вокруг «Телстара», прежде чем причаливать к нему, и снова погибли люди. А самое страшное то, что это никогда не кончится. Либо я нарушу данную мной Господу Богу клятву, либо буду и дальше творить зло.
Он не без удивления заметил:
– Не понимаю вашего отношения к самому себе.
– Не понимаете?
– Почему все свои поступки вы рисуете в черных тонах? Почему потеряли к себе доверие?
– О каком доверии вы говорите? – презрительно отмахнулся я.
– Вы нашли «клопа» в Дарле и уберегли нас от катастрофы. Привели корабль на Надежду, не отклонившись ни от курса, ни от расписания, и это при том, что у вас не было офицеров. У вас хватило силы воли привести в исполнение приговор, вынесенный командиром Мальстремом, и успокоить экипаж на время длинного перелета. Вы всех нас спасли на Шахтере. Это что-нибудь да значит?
– Я убил Сэнди! Убил мистера Говарда и других! Поймите же вы наконец!
– Нет! – крикнул он. – Никто так не считает! Я не верил своим ушам и молчал.
– Провалиться мне на этом месте, Ники, но на «Гибернии» не было командира лучше вас! Что, черт возьми, с вами происходит?
– Ничего подобного! Командир – это лидер. Вспомните командира Хага. Никому и в голову не пришло бы задавать ему вопросы. А мне приходится всех стращать! Поэтому меня и не любят.
– Кто?
– Вакс, например. Я начал терроризировать его еще в кубрике.
– Вакс жизнь за вас отдаст, – спокойно ответил шеф.
– Не может у него быть ко мне никаких добрых чувств! – По щеке у меня покатилась слеза.
– Все вас любят. Дерек уважает за то, что вы сделали из него человека. Вы и не подозреваете, как сильно он к вам привязан. Алекс, тот просто поклоняется вам, словно идолу. Готов пойти за вами в огонь и в воду.
– Но посмотрите, во что я его превратил?!
– Не вы, – громыхнул шеф. – Филип Таер!
Я не обратил на его вспышку никакого внимания:
– Допустим. А Филип Таер? Я его вознес и сам же отдал в руки Алекса.
– И поделом ему. Алекс мстит. Ну и что?
– Я мог остановить Филипа. Как-то повлиять на него! Шеф хватил своим увесистым кулаком по столу:
– Никто не мог его остановить! Только поэтому его и отправили на наш корабль.
Я похолодел. Шеф был прав на все сто. И в моей ненависти к самому себе появилась брешь.
– А Рики Фуэнтес, – продолжал шеф, – он не может говорить о вас без блеска в глазах. А Паула и Рейф? Что заставило их бросить родителей? Не прелести службы в Военно-Космическом Флоте, а вы, точнее ваш имидж, идиот несчастный! – И столько было страстной убежденности в речах шефа, что мне оставалось лишь молчать.
– Кто вам сказал, Ники, что вы должны быть идеалом?
«Это наш долг». Я снова вспомнил нашу старую, унылую кухню, открытую Библию на шатком столе отца.
– Неужели вы думаете, что это возможно? – Голос шефа доносился, будто издалека.
– Нет, но к этому надо стремиться!
– И как, получается?
Нахлынувшие воспоминания еще дальше унесли голос шефа. Я замечаю сердитый взгляд отца и сам начинаю злиться. Я из кожи вон лезу, но он все равно недоволен, он требует от меня совершенства. Но я не Господь Бог. Только он может быть совершенным. Значит, я никогда не смогу добиться от отца похвалы. Несмотря на все мои успехи.
– Это несправедливо! – кричу я в отчаянии отцу и получаю звонкую оплеуху. И все равно я был уверен, что отец не прав, что сам Господь Бог не требует от человека совершенства. Сердце сжалось от боли. Бог не требует, а я требую? От самого себя?
Лицо отца по-прежнему стояло передо мной, будто в дымке. Постепенно я стал понимать, что со мной происходит. Мысли о совершенстве внушил мне отец. И теперь я невольно выискивал у себя недостатки.
– Я не справляюсь со своими обязанностями. Понимаете? – Я посмотрел на шефа. – Взять хотя бы Вакса. Он нарушил отданный мной приказ. И подлежит за это суровому наказанию.
– А почему нарушил?
– По глупости. Ждал, пока мы вернемся на корабль. Рисковал жизнью многих ради спасения нескольких.
– Но почему?
– Не знаю! Иначе заставил бы его подчиниться.
– Да потому что он вас любит. Я был близок к истерике.
– Он знал, на что идет. – Шеф был беспощаден. – Но ради вас готов был пожертвовать карьерой. А может быть, даже жизнью.
– Не понимаю! После всего, что я с ним делал? Тряпка и полировальная паста в ангаре баркаса. Издевательские холодные души…
– Вы не дали ему уподобиться Филипу Таеру. Вы единственный смогли помочь ему. За это он вас и любит.
До сих пор у меня в ушах стояли полные ненависти слова, которые я бросил ему на мостике.
– О Господи!
– Перестаньте себя мучить, Ник.
– Что же я натворил!
– Вы не можете быть идеалом, поймите! – Его слова повисли в воздухе.
Я долго молчал, прежде чем нашел в себе силы поднять на него глаза. Потом ответил со вздохом:
– Да, не могу.
– Но вы хороший командир. Я заставил себя улыбнуться:
– В самом деле?
Я мог изгнать образ отца. Ведь избавился же я от Таука.
– Да, вы хороший командир.
Мне будет не хватать отца. Может, я научусь жить без него?
– Однажды я выбросил из шлюза человека, – напомнил я.
– Однажды я кое-кому выпустил кишки, – парировал шеф.
– О Господи, за что?
– Не скажу.
Наступило молчание. Потом я спросил:
– Что же мне делать с Ваксом?
– Это вам решать.
– Опять мне. Мне одному.
Он поднялся, протянул ко мне руки, но тут же опустил их.
– Можно к вам прикоснуться? – спросил неуверенно.
Я молча кивнул. Тогда он положил свои большие сильные руки мне на плечи, сжал их. Я заплакал, но быстро взял себя в руки. Он вернулся на место.
– Может быть, нам возобновить наши встречи? – спросил я немного погодя, боясь услышать отрицательный ответ.
– Как вам будет угодно, сэр, – спокойно ответил он.
– Мне бы очень хотелось.
– Мы причалили, сэр, – доложил Алекс.
– Отлично. – Я повернулся в кресле. – Когда они прибудут?
– Могут прибыть в любую минуту, сэр, – ответил Шантир, – Если помните, радиограмма была отправлена им вчера вечером.
Мы находились в системе «Надежды». Наконец я связался по радио с орбитальной станцией и попросил о срочной встрече на борту корабля генерала Хо, губернатора Уильямса и капитана Форби.
– Мистер Таер.
Парень вскочил, встал по стойке «смирно», как на параде:
– Да, сэр. – Его светлые волосы были подстрижены короче, чем обычно. Лицо и руки сияли чистотой.
– Ступайте в офис коменданта и узнайте, когда они прибудут.
– Есть, сэр! – Он повернулся и строевым шагом направился к люку. Я взглянул на Алекса. Он как ни в чем не бывало смотрел мне в глаза.
Я откинулся в кресле:
– Итак, мы благополучно прибыли в очередной порт. Вы, как всегда, замечательно поработали, пилот.
Хэйнц покраснел от неожиданной похвалы:
– Благодарю вас, сэр.
– Алекс, займитесь текущими вопросами. Отчаливаем через двадцать четыре часа. На два дня раньше. Проследите, чтобы пассажиров об этом оповестили. И чтобы не было задержки с грузами. Особых проблем не предвидится:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57