А вообще-то я - машина самообучающаяся, время пройдет - никакой шум не домешает мне стать на секунду, иди на час, или на век, если Бог укажет - другим. Взрослым или младенцем. Мужчиной или женщиной. Другом или врагом. Естественно, стать - ментально. Войти в мозг, не нарушая его деятельности и не обнаруживая себя. Но - обладать возможностью контролировать и даже направлять работу этого мозга. Однако тобой я больше не хочу становиться, потому что я уже был тобой. Недолго. Может быть, секунду или две, но мне хватило...
Первое, что прагматично отметил Петр, - Иешуа назвал себя "машиной". Просто образ, фигура речи, или что-то узнал, понял, догадался?.. Ладно, потом разберемся, после, события накатывают таким "девятым валом", что не до теоретизирования сейчас, пусть Даже и не праздного... Итак, второе: он знает все, о чем думала и Думает Мари, и, похоже, это ему очень не нравится. И третье: он, пожалуй, готов удовлетворить праздный интерес "торопливых и иеглубоких" и назвать результат.
И абсолютно нежданно - четвертое: ощущение липкости и одновременно удушливости - два ощущения, рождавшиеся в Петре, когда он слышал рядом чьи-то страх и ненависть. Страх, услышанный Петром, был слабее, ненависть - много сильней. И то и другое исходило от Мари, которая - вот новость! - больше не была закрытой для Петра, и ни при чем здесь было пресловутое "молчание в эфире", а при чем - блок и только блок, невероятно мощный, наведенный ей в помощь, как предположил Иешуа, кем-то извне, а сейчас то ли снятый, то ли просто пробитый изнутри самой Мари, ибо страх и Ненависть, охватившие ее, оказались могущественней неведомой Петру внешней силы. Явно не одинокой, явно умноженной.
И Латынин с Крузом, и даже девочка Соледад, лучшая подружка Мари, слабенькие пока паранормы, ученики еще, хотя и не без перспектив, тоже услышали страх и ненависть и тоже поняли, что ответ на их - "торопливых и неглубоких" - вопрос стоит рядом - живой во плоти. И куда страшнее: постоянно жил рядом, работал рядом, делил, говоря высоко, стол и кров. И еще сверху - до кучи: этот живой во плоти - женщина. А значит, кроме "жил, работал и делил", еще и позволял легко флиртовать с собой, влюбляться в себя, лелеять надежды на взаимность, пусть не сейчас, не сразу, но ведь может быть, может...
Ничего не может быть! Ровным счетом - Ничего. Мари сделала шаг по направлению к двери, не отводя, впрочем, взгляд от грустно улыбающегося Иешуа, неизвестно зачем сделала этот робкий шаг: ведь ясно было, что Несказанное сказано, неясное - понятно и никто теперь не выпустит ее из то ли запертых по сей миг дверей штаба, то ли уже открытых. Для всех, не исключено, и открытых, но ведь не для нее же... А Латынин и Круз даже машинально расступились, чтобы, значит, пропустить ее, но - солдаты, вот она, выучка, в кровь вошедшая! - тут же снова сомкнулись. А Мари-то и не думала уходить никуда, прекрасно понимала больше года прошедшая бок о бок с Мессией! - что ни Круз, ни Латынин ей не помеха, она через них перешагнет и не споткнется - такая, оказывается, скрытая от мира сила в ней жила и, не исключено, живет по-прежнему. Но есть Иешуа. Есть, наконец, Петр. Он-то, как он сам полагал, может попробовать побороться с этой силой, пусть даже она хоть десятикратно умноженная - или сколько там умельцев-умников ее умножали. Подумал так Петр и сам себя затормозил, потому что внезапно - все в эти мгновенья происходило внезапно! - услышал обок паранорма. Не учеников Мессии - к их полям он давно привык. Он услышал очень сильного паранорма, которого еще пять минут назад не было в кабинете, а сейчас возник, разом погасив волны страха и ненависти, как будто не душили они Петра только что своими гарью и липкостью, что только Петр и чувствовал.
И слова всплыли - тоже внезапно:
"Вы считаете, что я проиграла, господа? Тогда скажите, что именно я проиграла?"
Ответил Иешуа:
"Что проиграла? Ничего особенного, девочка. Всего лишь - меня..."
"Кому я вас проиграла?"
"Себе. Был я у тебя - и ты одна теперь. Помнишь, что сказал Господь? "Нехорошо быть человеку одному".
"Нехорошо передергивать, Учитель. Эти слова сказаны по весьма конкретному поводу: они - об Адаме, о первочеловеке. Господь сказал их и создал ему половинку -Еву. Вряд ли мне сейчас нужна половинка - да еще и с Божьей помощью..."
Господи, думал Петр, слушая этот мысленный диалог, дай Иешуа силы перенести самое для него страшное - предательство ученика. Нет для него ближе людей, чем ученики, нет и не было - в прошлой нашей жизни. Никогда не предавали его ученики! И если по канону Иуда предал его, то в реальности-то именно Иуда-зилот оказался самым верным - до смерти верным. До своей смерти, которую он принял едва ли не в миг смерти Учителя...
А ведь этот беззвучный разговор, по сути, очень походил на тот, что вел не действительный, а евангельский, придуманный Иисус с Иудой - в час Тайной вечери: "Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня". У Иуды библейского хватило наглости спросить: "Не я ли, Равви?" И Иисус ответил по обыкновению: "Ты сказал..." А еще он напомнил собравшимся: "Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться..."
Все это - из Евангелия от Матфея. Петр так и не успел проследить, чтобы все евангелисты написали то, что должны написать. Однако ничего не изменилось в текстах, стало быть, и без Петра История не сломалась. Как не ломается и не сломается уже без Службы Времени...
А Иешуа ответил женщине, ученице, близкой ему и предающей его, похоже, давно, с самого начала:
"Ты плохо училась у меня, Мари. Господь говорил так мало или, вернее, неведомые, исчезнувшие в веках создатели Книги Книг так мало слов вложили в его уста, что каждое известное значит для человечества неизмеримо больше, чем собственно повод, по которому эти слова были произнесены. Ты же у нас девушка умная, образованная, книги читала. Ты же любишь произносить, например, гамлетовское: "Слова, слова, слова...", если тебя раздражает многоречивость собеседника. А это, если помнишь, всего лишь прямой ответ на простой вопрос: "Что вы читаете, милорд?"... Цитата, ставшая афоризмом... Да, Библия - это Книга Книг, священная Книга, но все-таки - книга. Просто афоризмов она подарила людям неизмеримо больше любой иной... Но оставим неуместный ныне литературоведческий спор. Когда я сказал, что теперь ты - одна, я имел в виду лишь то, что сказал. Никого нет рядом с тобой".
"Ошибаетесь, Учитель, нас много".
"Тебе так кажется, девочка. Не веришь? Смотри..."
Петр услышал мысленно брошенное Мессией: "Пора, коллеги..." и едва успел спросить то ли себя, то ли невесть кого - к кому обращена реплика, к каким таким коллегам? - как распахнулись двойные кабинетные двери и вошли гости. Или коллеги. Точнее, стали входить, поскольку гостей оказалось немало и на процедуру потребовалось некое время, за которое Петр успел изумиться, ужаснуться, впасть в ступор и выпасть обратно, восхититься идеей Иешуа и обрадоваться появлению в кабинете многих знакомых лиц. А что до незнакомых, то и по их поводу догадка существовала.
Короче, в кабинет Мессии страны Храм вошли Мастера Службы Времени.
Вошел Мастер-один Уве Онтонен, старый уже финн-финик, поджарый, спортивный, моложавый, несмотря на все свои семьдесят два, если Петр верно помнил его возраст.
Вошел Мастер-два Джек Лозовски, родившийся лет, наверно, сорок назад в американском штате Айдахо от матери-индианки и отца-ирландца, заядлый картежник и матерщинник, любитель бур-бона, Мастер, первым освоивший телекинез вслепую. Как о нем сказал Дэнис в последнем разговоре с Петром: он на две головы выше Мастера-три Петра Анохина.
Ну а сам Мастер-три Петр Анохин, ниже на две головы, и без того торчал в кабинете.
И Мастер-четыре Пьер Тамдю тоже влетел в апартаменты, демонстрируя со всегда присущей себе показушностыо уверенное умение левитировать: он именно влетел, не касаясь подошвами пола, как некогда сам Иешуа ходил по водам Генисаретского озера.
А Мастера-пять Яна Зикмунда Петр ни разу не видел живьем, не встречались они в Службе, только слыхал о его блистательной работе с Колумбом, когда тот впервые отплыл открывать Индию. Открыл он в итоге Америку, как и полагалось. А узнал Петр его по объемной фотке, которая постоянно висела в приемной Дэниса, пока там секретарствовала милая девица Флоранс, тайно, как утверждали, влюбленная в Яна. Петр в свое время недоумевал: почему тайно, если фотка - всем напоказ...
И шестого вошедшего Петр не знал, и седьмого, хотя и предположил, что это были Мастер-шесть Антонио Гримальди, из рода знаменитых монакских Гримальди, и Мастер-семь Крис Вуд, по кличке, вестимо, "Woody", "Woodpecker", то есть дятел из детского мультика. Происхождение кличка вела явно от фамилии, никаких "долбежных" привычек у Мастера не имелось, Петр о них не слыхал.
А предположил он, что эти двое и есть означенные Гримальди и Вуд, поскольку входили Мастера строго по номерам, и следом за предполагаемым Вудом, Мастером-семь, вошел неплохо известный Петру Мастер-восемь Олжас Кадырбаев, железный казах. Действительно железный: он обладал неимоверной паранормальной! - физической силой. Безо всякого телекинеза, как, например, было в давнем случае с Иоанном, поднявшим перед Иродиадой двухсоткилограммовый валун, а обыкновенной реальной силой, позволявшей ему без больших усилий поднимать автомобили. Легковые, правда.
Мастера-девять Вика Сендерса Петр также не встречал никогда. Это о нем, кстати, говорил Дэнис, когда упрекал Петра своим хорошим - излишне! - к нему, то есть Петру, отношением, это Вик хотел уйти в бросок в гитлеровскую Германию, где погибли его родители, а ушел он, Петр, потому что стремился захватить себе все броски в двадцатый век...
А Мастера-десять Сережу Липмана Петр знал, правда - шапочно: однажды познакомили их в коридорах Службы. Помнится, поговорили тогда минут пять, выяснили, что - не земляки, несмотря на русопятость обоих: Петр родился и вырос в Сибири, Сережа - в Москве, а Москва и Сибирь хоть и составляющие одной страны, но уж больно далекие друг от друга, так просто не пообщаешься. Ну, поговорили, договорились выпить как-нибудь по кружке пива, да не привелось: разбрелись по чужим временам, Ушли в очередные броски, потерялись.
И еще - Мастер-двенадцать, Карл Двенадцатый, Карл Гликенбауэр, "пивная бочка", сибарит и бабник, несмотря на необхватные габариты. Вот он, к слову, ни с кем о кружке пива договаривался - он просто хватал подвернувшегося под руку е ташил в бар. И пил, пил, пил...
А остальных троих он видел впервые, лишь имена знал по-видимому, это они и вошли - последними, отчего большой в общем-то по размерам кабинет Иешуа оказался заполненным чуть ли не дотесна: так по крайней мере показалось Петру. Мастеп-одиннадцать Род Фогерти, Мастер-тринадцать,- он, по слухам гордился своим "несчастливым" номером, - Збигнев Марычек и Мастер-четырнадцать Аристид Латакис...
Пятнадцатого не было... Не было Анны Ветемаа, которую Дэ-нис тоже числил Мастером посильнее Петра. Опыта, сказал, у нее маловато, зато чутье...
Чутье... Тот, кто внутри...
Идиот он законченный, Мастер-три Петр Анохин! Не на две головы ниже Джека, а на десять. А Анна Ветемаа, известная местному маленькому обществу по интернационально-безликому имени Мари - на пять по крайней мере: лоханула любителя двадцатого века, как шестерку дешевую, не обессудьте за жаргон просто зла на себя не хватает. Так что он и есть шестерка дешевая. Пятачок пучок в день базара... И ведь опыт у девушки уже появился - бога-а-тый... Кстати, а что ж великий магистр, маг и иллюзионист Йешуа? Что ж он-то сразу не распознал казачка засланного? Или он тоже - шестерка дешевая?..
Однако поздно пить любимый напиток древнего грузинского народа, когда почки отвалились,, как любит выражаться капитан Латынин. И ходят по ним, по почкам этим, сапожищами все кому не лень.
А кстати - вот и еще кстати: откуда взялись в кабинете все эти четырнадцать плюс одна? Ведь если верить тому же Дэнису - а тут он вряд ли врал, - когда по воле Иешуа и убежденного им Биг-Брэйна мертво встали тайм-капсулы, тринадцать Мастеров" включая Петра, остались в бросках, в далеком прошлом, навсегда скорее всего остались, потому что злыдни-сообщники, живой электронный, и не думали восстанавливать каналы времени. же Лозовски, например, сейчас должен находиться в Англии ш6 того века, а не в Конго двадцать второго...
Слова Иешуа возникли в мозгу:
"Помнишь, я сказал, что тайм-капсулы снова задействованы. Я убедил Биг-Брэйн оживить их, чтобы вернуть в сегодня Мастеров".
"Как ты нашел их?"
"Наоборот: они сами нашли капсулы".
"Верно!Укаждого, идущего в бросок, есть индикатор тайм-капсулы. Он сигналит, когда капсула ждет..."
"Представляешь изумление, восторг, счастье каждого, когда вдруг просигналил индикатор, до поры мертвый - как капсулы?.."
"Представляю! И отчетливо понимаю, что никто - я тоже,, чади в такую историю! - не бросил индикатор, все таскали его с собой..."
"А теперь они здесь. Для чего - понял?"
"Боюсь сознаться, что понял".
"А ты не бойся. Это же ваш Кодекс. Я только помогаю вам восстановить справедливость"
"Они знают?"
"Я рассказал им"
"Когда успел?"
"Помнишь: время в броске не равно реальному времени..."
"Помню..."
"Значит, пришла пора исполнить положенное. Четырнадцать и - один..."
"Одна".
"Мастер - мужского рода, Кифа".
Он прав, как всегда. Пол здесь ни при чем.
А Мастера знали, зачем они в Киншасе, зачем одних вернули из прошлого, попросту говоря - спасли, других выдернули из Довиля, из Службы, пусть и бывшей на нынешний день, но все же действующей в реальном времени, активно действующей и - только по одному проекту: "Страна Храм". Получается, что двое Мастеров, не пропавших в бросках, по логике задействованы в этом проекте, но - со стороны противника? Вряд ли Дэнис оставил без Дела двоих, могущих если и не все - как Иешуа и немножко Петр, - то очень и очень много. Одна из этих двоих - Анна. Она - из тех, кто по ту сторону фронта. А второй? Мастер-десять? Сережа Липник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77