— Ты рассказала Джону, что произошло? Она отрицательно покачала головой, тогда Тремьен меня немного просветил:— В апреле прошлого года мы устроили вечеринку, чтобы отпраздновать победу моей лошади, Заводного Волчка, в скачках Гранд нэшнл. Отпраздновать! Собралась масса народу, больше ста человек, включая, естественно, Фиону и Гарри, с которыми вы уже знакомы. Я тренирую их лошадей. Были также кузены Фионы — Полан и Льюис, они родные братья. Никто точно не знает, как все произошло, но к концу вечеринки, когда уже почти все разошлись, одну из девушек обнаружили мертвой. Нолан клянется, что это несчастный случай. Там еще был Льюис... Он бы мог прояснить этот вопрос, но уверяет, что был мертвецки пьян и ничего не помнит.— Он действительно был пьян, — протестующе заметила Мэкки. — Боб показал это под присягой. Он прямо заявил, что приготовил за вечер Нолану дюжину коктейлей.— Боб Уотсон выступал в роли бармена, — пояснил Тремьен. — Мы всегда поручаем ему это во время наших вечеринок.— Другого бармена у нас никогда и не было, — уточнила Мэкки.— Нолана обвиняют в убийстве? — вклинился я в паузу.— В нападении, повлекшем за собой смерть жертвы, — ответил Тремьен. — Обвинение пытается доказать преднамеренность действий, а это означает убийство. Адвокаты Нолана настаивают на обвинении в нанесении телесных повреждений, причем делают основной упор на непредумышленность действий. В этом случае дело можно свести к простой неосторожности или к несчастному случаю. Процесс тянется уже несколько месяцев; может быть, наконец хоть завтра закончится.— Нолан подает апелляцию, — сказал Перкин.— Присяжные официально еще не признали его виновным, — возразила Мэкки.Тремьен продолжал свое повествование:— Мэкки и Гарри зашли в гостиную Перкина и увидели там Нолана, склонившегося над лежащей на полу девушкой, Льюис сидел, развалившись в кресле. Нолан уверяет, что схватил ее за горло лишь для того, чтобы легонько встряхнуть, однако девушка почему-то сразу обмякла и стала заваливаться на пол. Когда Мэкки и Гарри попытались привести ее в чувство, то обнаружили, что она мертва.— Патологоанатом сегодня в суде заявил, что она умерла от удушения, — объяснила Мэкки. — Еще он сказал, что в некоторых случаях даже очень небольшое давление может привести к фатальному исходу. Причиной смерти явилось торможение блуждающего нерва, а это означает, что нерв прекращает функционировать. Еще он показал, что перекрыть этот нерв очень легко, а ведь он поддерживает работу сердца. Патологоанатом также высказался в том плане, что любой неожиданный хлопок по шее всегда опасен, что не следует этого делать даже в шутку. Естественно, нет никаких сомнений в том, что Нолан кипел бешеной злобой на Олимпию — это имя той девушки, причем такое настроение не покидало его в течение всего вечера, и обвинение нашло свидетеля, который якобы слышал, как он заявил: «Я удушу эту суку»; отсюда, естественно, следует вывод о том, что он умышленно схватил ее за шею... — Мэкки прервалась и снова глубоко вздохнула. — Если бы не отец этой Олимпии, процесса вообще можно было избежать. В первоначальном заключении о результатах вскрытия ясно сказано, что это вполне мог быть несчастный случай, не предусматривающий преследования в судебном порядке. Тем не менее отец настоял на том, чтобы против Нолана было возбуждено дело лично от его имени, и он не собирается сдаваться. Он одержим своей навязчивой идеей. В суде он сидит и сверкает на нас глазами.— Если присяжные станут на его сторону, — заключил Тремьен, — Нолана будут содержать под стражей и не выпустят под залог.Мэкки согласно кивнула.— Обвинение, по наущению отца Олимпии, настаивало на том, чтобы Нолан провел эту ночь в тюрьме, однако судья отказал. Нолан и Льюис сейчас находятся в доме Льюиса, и одному богу известно, в каком они состоянии после всех этих судебных передряг. Отца Олимпии — вот кого бы следовало удушить за все несчастья, которые он навлек на наши головы.Я придерживался иного мнения: если судить беспристрастно, именно Нолан явился причиной всех неприятностей. Но от замечаний я воздержался.— Да, — Тремьен пожал плечами, — все это произошло в моем доме, однако, хвала Всевышнему, прямого отношения к моей семье не имеет.— Тем не менее они наши друзья. — Мэкки как-то неуверенно посмотрела на своего свекра.— Я бы даже сказал больше, — подал голос Перкин, глядя на меня. — Фиона и Мэкки подруги. С этого все и началось. Мэкки приехала погостить к Фионе, в доме Фионы мы впервые и встретились... — он вновь улыбнулся, — а дальше, как говорится, «они сыграли свадебку»...— И прожили долгую счастливую жизнь, — закончила за него Мэкки. — Мы женаты уже два года, почти два с половиной.Я, впрочем, про себя заметил, что если Мэкки и была счастлива, то не без усилий с ее стороны.— Надеюсь, вы не собираетесь включать всю эту чертовщину с Ноланом в мою книгу? — спросил Тремьен.— Даже и не думал об этом, если вы сами этого не захотите, — добавил я.— Нет, не захочу. Я как раз провожал своих гостей, когда умерла эта девушка. Перкин сообщил мне об этом, и я невольно явился свидетелем этого дела, однако девушку эту я никогда не знал. Она пришла вместе с Ноланом, прежде я ее никогда не видел. Она не является частью моей жизни.— Я вас понял.Тремьен не выказал видимого облегчения, а просто кивнул. Я смотрел на мощную фигуру мужчины, стоящего у очага собственного дома, и думал об основательности его бытия, бытия человека, привыкшего как нести бремя ответственности, так и повелевать в собственных владениях. Да, это несомненно личность, и темой книги должен быть портрет человека, умеющего править, набравшегося мирской мудрости и добившегося успеха.Пусть будет так, думал я. Ради ужина я был готов спеть любую песню на его выбор. Однако где же он, этот ужин?— Утром, — обратился ко мне Тремьен, явно устав от всех этих разговоров на судебные темы, — я думаю, вы можете поехать со мной и посмотреть моих лошадок на утренней проездке.— Прекрасно, — согласился я.— Хорошо, я разбужу вас в семь. Первая смена начинает тренировку в семь тридцать, как раз перед рассветом. Конечно, сейчас такой мороз — и речи не может быть о специальной подготовке, но галоп предусмотрен почти в любую погоду. Завтра все сами увидите. Если будет сильный снегопад, то мы не поедем.— Согласен.— Полагаю, что ты не пойдешь на первую смену, — обратился он к Мэкки.— К сожалению, не смогу. Рано утром нам нужно опять отправляться в Ридинг.Тремьен согласно кивнул, а мне сказал:— Мэкки — мой первый помощник.Я посмотрел на Мэкки, затем на Перкина.— Все правильно, — согласился Тремьен, читая мои мысли. — Перкин со мной не работает. Он никогда не хотел быть тренером, у него своя жизнь; Гaрeт... тот... Гарет мог бы перенять мое дело, но он слишком молод и сам пока еще не знает, чего хочет. Женившись на Мэкки, Перкин, сам того не ведая, раздобыл мне чертовски понятливую и деловую помощницу. Все получилось как нельзя лучше.Это искреннее признание Мэкки выслушала с явным удовольствием, да и Перкину, как мне показалось, оно было приятно.— Этот дом очень большой, — продолжал Тремьен, — а поскольку Перкин и Мэкки не могли себе позволить приличного жилья, то мы разделили пополам эти мои хоромы. Впрочем, скоро вы сами все увидите. — Он допил свой джин и пошел за второй порцией. — Эту столовую я предоставляю в ваше распоряжение, — не оборачиваясь, предложил он. — Завтра я покажу вам, где найти газетные вырезки, видеокассеты и формуляры. Все, что вам понадобится, можете принести из конторы сюда. Я распоряжусь, чтобы здесь установили видеомагнитофон.— Прекрасно, — согласился я, подумав, что в столовой еда всегда кажется вкуснее.— Как только потеплеет, я возьму вас на скачки, вы быстро разберетесь, что к чему.— Разберетесь? — с удивлением переспросил Перкин. — Он что-нибудь понимает в скачках?— Не очень много, — ответил я.— Он писатель, — встал на мою защиту Тремьен, — он во всем должен уметь разбираться.Я кивнул с обнадеживающим видом. Тремьен был прав — если я сумел разобраться в обычаях и нравах обитателей мест, расположенных невесть где, то уж здесь, в Англии, наверняка освоюсь в этой конноспортивной чертовщине. Слушать, наблюдать, анализировать, проверять — эти принципы не подвели меня в шести случаях. Не подведут и в этом, думал я, тем более на сей раз я не нуждаюсь в переводчике. А вот смогу ли я подать материал так, чтобы он понравился придирчивым читателям, — это уже вопрос, причем вопрос весьма спорный.Я так и не успел решить эту проблему, как дверь распахнулась и в комнату, весь в ореоле холодного воздуха, влетел Гарет, на ходу срывая с себя какую-то сногсшибательную теплую куртку.— Что будем есть на ужин? — с порога обратился он к отцу.— Все, что сам пожелаешь. — Тремьену были явно чужды гастрономические изыски.— Тогда пиццу. — Его взгляд остановился на мне. — Здравствуйте, я Гарет.Тремьен представил меня и объяснил, что я буду писать его биографию и некоторое время поживу у них в доме.— Вот это да! — глаза Гарета широко раскрылись. — Вы будете прямо сейчас есть пиццу?— Да, спасибо.— Через десять минут все будет готово, — заверил он и, повернувшись к Мэкки, спросил: — А вы?Мэкки и Перкин синхронно покачали головами и пролепетали какие-то слова, смысл которых сводился к тому, что им необходимо быть у себя; у меня сложилось впечатление, что это не явилось неожиданностью для Тремьена и Гарета.Рост Гарета тянул примерно на пять с половиной футов, уверенностью в себе он очень походил на отца, а вот голос подкачал — юношески ломкий, хриплый и неровный. Он пристально осмотрел меня, как бы оценивая, с чем ему придется примиряться на протяжении моего пребывания у них, однако не выказал ни уныния, ни ликования.— У небезызвестного тебе моего приятеля Кокоса я слышал прогноз погоды, — сообщил он отцу. — Сегодня был самый холодный день за последние двадцать пять лет. Отец Кокоса распорядился укрывать своих лошадей пуховыми попонами, подбитыми джутом.— Точно так же укрыты и наши, — сказал Тремьен. — Что там еще в прогнозе? Снег обещают?— Нет, только мороз в течение еще нескольких дней, восточный ветер из Сибири. Ты не забыл перевести деньги за мое обучение?Судя по всему, Тремьен явно забыл.— Если ты сейчас подпишешь чек, то я сам смогу отнести его. А то они уже начинают метать икру.— Чековая книжка в конторе, — ответил Тремьен.— Я мигом, — Гарет подхватил свой форменный пиджак, скрылся за дверью, но тут же появился вновь. — Полагаю, вероятность того, что вы умеете готовить ужин, равна нулю? — спросил он меня. Глава 4 Утром, спустившись вниз, я обнаружил, что семейная комната все еще погружена во мрак, свет горел только на кухне.Кухня не была такой величественной, как в доме Фионы, однако вмещала солидных размеров стол со стульями и огромную печь, без особого труда противодействующую предрассветному морозу. Я надеялся взять у Тремьена напрокат какое-нибудь пальто, чтобы дойти До конюшен и посмотреть на лошадок, однако на одном из стульев я нашел свои ботинки, перчатки и лыжный костюм, к которому булавкой была приколота записка со словами: «Огромнейшее спасибо».Улыбнувшись, я открепил это послание и облачился в свой привычный наряд. Не успел я закончить переодевание, как появился Тремьен, привнося в кухню дух Арктики. Одежду его составляли меховая куртка и желтый шарф, на голове красовалась суконная кепка, а поскольку перчатки отсутствовали, то он ожесточенно дул себе на руки.— А, вот вы где, — пыхтя сказал он, — очень хорошо. Боб Уотсон приходил проследить, как задают утренний корм, и попутно принес вашу одежду. Вы готовы?Я кивнул.Захвачу только перчатки, — бросил он, убедившись, что мои перчатки на месте.Ну и мороз сегодня, такого еще не было на моем веку. Мы быстро управимся. Жуткий ветер. Пошли.В прихожей я спросил его о процедуре утреннего кормления.Боб Уотсон приходит в шесть, — коротко ответил он. Лошадям необходимо задавать корм рано утром. Высокое содержание протеина. Обеспечивает тепло. Снабжает энергией. Чистокровные, породистые лошади, получая корм с большим содержанием белка, генерируют много тепла. При такой погоде это просто необходимо. Попробуйте найти ведро с замерзшей водой хотя бы в одном из денников — практически невозможно при любом морозе. Мы делаем все возможное, чтобы избежать сквозняков, но имейте в виду — животным необходим свежий воздух. Изнеженные лошади быстрее всего становятся жертвами различных вирусных заболеваний.Мы вышли на двор, и из-за порыва ветра я не расслышал его последних слов. У меня перехватило дыхание, и я понял, что сегодняшнее утро ничуть не лучше вчерашнего вечера — примерно десять ниже нуля плюс сильный порывистый ветер. Насколько я мог вспомнить, последний раз такие морозы были в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году — самом холодном даже после тысяча семьсот сорокового.Конюшенный двор был рядом, и дорога не заняла много времени. Вчера, в темноте, двор казался вымершим, сегодня же везде горел свет и повсюду кипела работа.— Боб Уотсон, — сообщил Тремьен, — не просто главный конюх. У него богатый опыт, и он с честью справляется со многими обязанностями. Боб самостоятельно берется за любую работу, необходимую для поддержания конюшенного двора в должном состоянии и для его совершенствования: пиломатериалы, цемент, водопроводные трубы — все на нем.Не успел Тремьен закончить свою хвалебную речь, как навстречу нам вышел объект сего панегирика. Заметив, что он смотрит на мой лыжный костюм, я не преминул поблагодарить его за своевременную доставку.— Все готово, хозяин, — обратился он к Тремьену.— Хорошо. Распорядись, чтобы выводили. Потом, если собираешься ехать в Ридинг, можешь отчаливать.Боб кивнул и подал какой-то знак — из открытых дверей конюшен появились фигуры, ведущие в поводу лошадей, — то были наездники в прочных касках. На лошадях красовались теплые попоны. На фоне причудливой игры света и тени эти величественные создания природы с вырывающимся из ноздрей паром, в перестуке копыт по мерзлому, покрытому льдом паддоку, настолько взволновали меня и доставили такое наслаждение, что я впервые за все это время почувствовал прилив сил и не пожалел о своем решении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43