он с легкостью парил над всеми этими психологическими нюансами. Он откровенно рассказывал о том, как работал чистильщиком сбруй и упряжей в одном семействе охотников на лис в графстве Лестершир, а годом позже — конюшенным мальчиком у какого-то ватерполиста в Аргентине.— Но это же злоупотребление детским трудом, — протестующе заметил я.Тремьен беззаботно улыбнулся.— Меня не сделали педерастом, если вы это имеете в виду. В конечном счете отец разыскал меня, привез домой, отобрал заработанные деньги, а когда я возразил, что это, дескать, несправедливо, взял палку и врезал мне пару раз. Да, явно несправедливо, но отец сказал, что это послужит мне хорошим уроком и я навсегда запомню, что не все в этой жизни справедливо. «Никогда не рассчитывай на справедливость» — его слова. Но вам повезло: я не буду вколачивать эту сентенцию в вас палкой.— А платить будете? Он от души рассмеялся.— У вас есть Ронни Керзон, он приглядит за этим. А вас отец когда-нибудь лупил? — с любопытством спросил он. Улыбка не сходила с его лица. Тремьен явно забавлялся.— Нет, он не признавал это воспитательное средство.— Я тоже, слава богу. В жизни не поднял руку ни на Гарета, ни на Перкина. Не мог. Я всегда помню, что это такое и как я себя чувствовал после побоев. Впрочем, папаша все-таки взял меня потом с собой в Аргентину, и мы объездили весь свет. Я повидал то, чего не видели большинство английских мальчиков. Конечно, я пропустил много школьных занятий. Отец был ненормальным, в этом я не сомневаюсь, но именно он дал мне бесценное образование. Я ни о чем не жалею.— У вас очень цепкий ум.— Конечно, — кивнул он. — В жизни он необходим.Да, в жизни он необходим, размышлял я, но где его взять, если ты с ним не родился, цепкий ум — это не правило для всех. Многие дети явно растерялись бы там, где Тремьен только приобретал и процветал.Я все больше начинал ощущать себя в этой семье как дома, возросло также чувство симпатии к Тремьену.Около полудня, когда мы закончили работать, он вручил мне ключи от своего «вольво», чтобы я поехал на станцию Дидкот, забрал коробку с книгами и сделал необходимые покупки, причем посоветовал, если это, конечно, возможно, не перевернуться в канаву.Дороги стали, несомненно, безопасней, и уже не было такого жесточайшего мороза, хотя прогноз обещал еще несколько холодных дней.В каком-то самозабвенном упоении я накупил еды, захватил книги и прибыл в Шеллертон задолго до возвращения Тремьена с вечернего обхода конюшен.Вернулся он вместе с Мэкки. Пританцовывая и дуя на замерзшие пальцы, они обсуждали состояние лошадей.— Лучше тебе самой проехаться на Селкирке завтра утром, — говорил ей Тремьен. — Последние дни он что-то не слушается своего конюха.— Правильно.— Еще я забыл сказать Бобу, чтобы он велел конюхам класть под седло по две попоны, если предусматриваются пробежки только рысью.— Я ему напомню.— Хорошо.Увидев меня на кухне — я как раз закончил разбирать и складывал покупки, — он спросил, привез ли я книги. Я ответил, что привез.— Прекрасно. Принесите их в нашу семейную комнату. А ты, Мэкки, действуй — джин с тоником.Если большие поленья в камине гостиной не полыхали, то угли от них тлели постоянно. Тремьен, чтобы разжечь пламя, подоткнул их в одну кучу, добавил щепок и свежую порцию буковых дров. Вечер проходил подобно двум предыдущим — пришел Перкин с неизменным стаканом кока-колы и уселся в кресло.Тремьен с явным нетерпением распаковал коробку и, вынув несколько книг, протянул их Мэкки и Перкину. Привыкнув к своим опусам, я не мог понять, что удивительного находят в них другие.Книги были большего размера, чем те, которые продаются в мягких обложках; по своему формату они приближались к размерам видеокассеты и переплетены были в белые твердые глянцевые обложки, на которых красовались заголовки, причем заголовок каждой книги был исполнен буквами разного цвета, но с одинаковым черным контуром:«Как вернуться живым из джунглей» — буквами зеленого цвета,«Как вернуться живым из пустыни» — буквами оранжевого цвета,«Как вернуться живым из открытого моря» — буквами синего цвета,«Как вернуться живым из Арктики» — буквами фиолетового цвета,«Как вернуться живым с сафари» — буквами красного цвета,«Как вернуться живым из дикой местности» — буквами коричнево-ржавого цвета.— Будь я проклят! — воскликнул Тремьен. — Настоящие книги.— А что вы ожидали? — поинтересовался я.— Ну... буклеты, полагаю. Возможно, тоненькие книжонки в мягких обложках.— Туристическое агентство хотело, чтобы они были глянцевыми, — пояснил я, — ну и, естественно, полезными.— Но это же, вероятно, огромная работа, — заметила Мэкки, листая «Арктику» и разглядывая иллюстрации.— Должен признаться, что во всех книгах много повторов. Я имею в виду, что техника выживания во многих случаях одна и та же.— Какая, например? — в своей обычной вызывающей манере спросил Перкин.— Разжигание костра, поиски воды, сооружение укрытия. В таком вот роде.— Книги великолепные, — сказала Мэкки, разглядывая «Открытое море». — Но как часто в наши дни люди оказываются на необитаемых островах?Я улыбнулся.— Нечасто. Но людям нравится сама идея выживания. Существуют специальные школы, где будущие путешественники проходят курс выживания. В действительности же самые опасные места — это горные районы Великобритании, если оказаться в них в стужу без подходящей одежды. Каждый год немалое количество людей замерзают там.— А вы бы выжили? — спросил Перкин.— Да, но прежде всего я бы не оказался там без соответствующей одежды.— Необходимость выживания следует предвидеть, — сказал Тремьен, читая первую страницу «Джунглей». Затем поднял глаза и процитировал:— "Выживание — это прежде всего психологический настрой".— Именно.— У меня он есть, — сказал Тремьен.— Определенно есть.Все трое с явным интересом углубились в изучение моих рекомендаций, наугад раскрывая книги, перелистывая их и вчитываясь в заинтересовавшие их страницы; я подумал, что, агентство не ошиблось в своем намерении напичкать путеводители всеми тонкостями приемов выживания, с тем чтобы они производили на читателей неотразимое впечатление и обладали могучей притягательной силой, ибо на практике большинству людей никогда не придется столкнуться с этой проблемой всерьез.Неожиданно наш покой был нарушен: в комнате, подобно явлению полтергейста, материализовался Гарет.— Чем это вы все так заняты? — требовательно спросил он и, заметив книги, воскликнул: — О! Вот так дела! Они уже здесь!Он схватил «Как вернуться живым из дикой местности» и уткнулся в нее.Я сидел, пил вино и размышлял, увижу ли я когда-нибудь, чтобы четыре человека с таким же упоением читали мою «Долгую дорогу домой».— Весьма прозаические вещи, — через некоторое время высказала свое мнение Мэкки, отложив книгу. — Освежевание и удаление внутренностей. Бр-р-р.— Если будешь голодать, сделаешь и это, — сказал ей Тремьен.— Я сделаю это для тебя, — пообещал Гарет.— То же сделаю и я.— Ну, в таком случае я постараюсь не оказаться где бы то ни было без вас обоих, — нежно подшутила Мэкки. — А я буду сторожить очаг и молоть зерно.Мэкки в притворном испуге прикрыла рот рукой.— Боже праведный. Да простит меня женский пол.— Какая волынка с этими уколами, — пожаловался Гарет, его явно не интересовали половые различия.— Здесь написано, что «лучше сделать уколы, чем заразиться и умереть», — вставил Тремьен.— Тогда конечно, — согласился Гарет.— Тебе же делали укол против столбняка.— Думаю, да, — признал Гарет и, посмотрев на меня, спросил: — А вам делали все эти уколы?— Боюсь, что да, — ответил я.— И от столбняка?— В первую очередь.— Здесь масса советов по оказанию первой помощи, — продолжал Гарет, переворачивая очередную страницу. — «Как остановить кровотечение из ран... Точки, которые следует прижимать». Целая схема с изображением кровеносной системы. «Как действовать при отравлении ядами»... Пить древесный уголь.Он поднял глаза.— Вы действительно так считаете?— Конечно. Разводить в воде и пить. Углерод нейтрализует некоторые виды ядов, и, если повезет, можно избежать отравления.— Бог мой, — вырвалось у Тремьена. Его младший сын продолжал читать:— Здесь говорится, что можно пить мочу, если дистиллировать ее.— Гарет! — негодующе воскликнула Мэкки.— Но здесь же так написано. «Моча стерильна и не может вызвать отравления. В результате кипячения и конденсации получается чистая дистиллированная вода, совершенно безопасная для питья».— Джон, это невыносимо! — протестующе сказала Мэкки.— Но это правда, — улыбнулся я. — Отсутствие воды — это мучительная смерть. Если у вас будет огонь, но не будет воды, то теперь вы знаете, что делать.— Я не смогу.— Выживание — это психологический настрой, — повторил мою мысль Тремьен. — Человек не знает, на что он способен, до той поры, пока не окажется в экстремальных условиях.— А вы сами когда-нибудь пили это? — спросил Перкин.— Дистиллированную воду?— Вы поняли, что я имел в виду. Я кивнул.— Да, приходилось экспериментировать на себе, чтобы рекомендовать другим в своей книге. Я очищал и другие жидкости. Грязную воду в джунглях. Мокрую грязь. Особенно морскую воду. Если исходный продукт содержит воду и не бродит, то пар — это чистая НЈ0. Когда морская вода выкипит, то остается соль, которая тоже необходима.— А что, если исходный продукт находится в процессе брожения? — спросил Гарет.— Тогда пар — это алкоголь.— О да. Когда-то нам говорили об этом в школе.— Джин с тоником в дикой местности? — шутливо предложил Тремьен.— Я абсолютно уверен, что смогу напоить вас допьяна в дикой местности, но получение настоящего джина будет зависеть от наличия можжевельника, а тоника — от того, растут ли в этой местности деревья, из которых можно добыть хинин. И я боюсь, что можжевельник и хинное дерево вряд ли будут расти в одной и той же местности, впрочем, все возможно. — Я сделал паузу. — Кубики льда — тоже проблема в лесу под дождем.Тремьен рассмеялся глубоким грудным смехом.— Вы когда-нибудь сами спасали себе жизнь с помощью всех этих хитростей?— Не совсем так. Иногда я неделями занимался выживанием с помощью моей техники, но кто-нибудь обязательно приблизительно знал, где я нахожусь, и у меня были пути выхода. Я в основном занимался испытанием тех приемов, которые осуществимы, реальны и разумны в тех районах, куда агентство намеревалось посылать туристические группы. Лично же мне не приходилось выживать, например, после авиакатастрофы в горах.В 1972 году произошла авиакатастрофа в Андах, и люди пожирали друг друга, чтобы остаться в живых. Но рассказывать об этом при Мэкки мне не хотелось.— Но все же, — спросила она, — когда-нибудь случалось что-нибудь непредвиденное?— Иногда.— Что именно? Расскажите же.— Ну... Укусы насекомых, пищевые отравления.Они посмотрели на меня так, будто в этом нет ничего необычного, однако на самом деле пару раз эти причины вызывали у меня серьезнейшие заболевания, и я о них никогда не забуду.С той же степенью правдивости, но более трагическим голосом я сказал:— Однажды в Канаде на мою стоянку забрался медведь, разрушил мое жилище и несколько дней ходил кругами. Я не мог добраться до нужных мне вещей. Некоторое время мне было явно не по себе.— Вы действительно такое испытали? — открыл рот Гарет.— Все обошлось. Медведь в конце концов ушел.— А вы не боялись, что он вернется?— Я упаковал свои вещи и перебазировался.— Ну и ну! — вырвалось у Гарета.— Медведи едят людей, — наставительным тоном заговорил его старший брат. — И выбрось из головы идею когда-либо последовать примеру Джона.Тремьен с нежностью посмотрел на своих сыновей:— Кто-нибудь из вас когда-либо слышал о самом любимом занятии молодых священников?— Нет, — ответил Гарет. — А что это?— Они любят мечтать.— О тебе все пекутся и беспокоятся, — не унимался Перкин.— Пусть Гарет помечтает, — сказал Тремьен, кивая. — Это вполне естественно. Я даже и на миг не могу себе представить, что он отправится травить медведей.— Мальчишки часто делают глупости. Гарет — не исключение.— Эй, — протестующе воскликнул Гарет. — Кто это там выступает? А не ты ли в свое время забрался на крышу и не мог с нее слезть?— Заткни свою глотку.— Остыньте, вы, оба, — устало вмешалась Мэкки. — Почему вы постоянно ссоритесь?— Мы ничто по сравнению с Льюисом и Ноланом, — сказал Перкин. — Из тех злоба так и прет.— До смерти Олимпии они не ругались, — задумчиво проговорила Мэкки.— При нас нет, — согласился ее муж, — однако мы не знаем, как они вели себя, оставаясь с глазу на глаз. Робким голосом, поскольку это не мое дело, я спросил:— Почему они ссорятся?— Почему все ссорятся? — ответил вопросом на вопрос Тремьен. — Но эти двое завидуют друг другу. Вы встречались с ними прошлым вечером, не так ли? Нолан лихой парень с независимыми суждениями. Льюис пьяница, но пьяница с мозгами. Нолан мужественный и непреклонный, а Льюис развалина, но когда он трезвый, то очень хорошо соображает насчет денег. Нолан прекрасный стрелок, а Льюис и в слона с трех шагов не попадет. Льюис хотел бы стать первоклассным жокеем-любителем, а Нолан — сказочно разбогатеть. Обоим это уже никогда не удастся сделать, но они не понимают или не хотят понять и продолжают исходить взаимной завистью.— Ты слишком суров по отношению к ним, — пробормотала Мэкки.— Но ты же знаешь, что я прав.Не отрицая этого, Мэкки предположила:— А может быть, этот случай с Олимпией в конце концов сблизит их?— Ты милая молодая женщина, — сказал Тремьен. — Видишь в людях только хорошее.— Руки прочь от моей жены, — встрепенулся Перкин, и по его тону было трудно уловить, шутит он или нет. Тремьен предпочел спустить этот выпад на тормозах, и я подумал, что он, должно быть, хорошо привык к ярым собственническим инстинктам своего сына.Он отвернулся от Перкина и, меняя тему разговора, обратился ко мне:— Вы хорошо ездите верхом?— Э-э... я не ездил на скаковых лошадях.— А на каких?— На ездовых, пони, арабских лошадках по пустыне.— Гм, — Тремьен что-то обдумывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43