Если заниматься одной нефтью, можно стремительно разбогатеть, но можно и прогореть; вот почему Орис Белмонт предпочитал не складывать все яйца в одну корзину, а Джек не знал, сколько требовать с папаши за молчание.
Наконец, сын выбрал приемлемую для себя цифру и поехал домой. Вошел в отцовский кабинет, обставленный по вкусу Ориса: оленьи рога над камином, фотографии мужчин на фоне нефтяных фонтанов, миниатюрные копии буровых, сувенирные металлические вышки на полке камина и на стеллажах с книгами... Одной вышкой отец постоянно подпирал дверь. Джек подошел к большому столу тикового дерева, уселся в мягкое кожаное кресло напротив Ориса.
– Не хочу понапрасну отнимать у тебя время, – заявил спокойно и нагловато. – Мне нужно, чтобы ты держал меня на зарплате. Десять тысяч в месяц – и больше я тебя не побеспокою.
Ничего себе! Восемнадцатилетний сопляк – и такие речи!
Орис поставил авторучку в стакан и уставился на красивого и бесполезного мальчишку, который всегда слушался только мать.
– Ты ведь не собираешься работать, верно я понял?
– Буду приходить раз в месяц, за зарплатой, – кивнул Джек.
– Ясно. – Орис откинулся на спинку кресла. – Вымогаешь. Итак, я плачу тебе больше, чем получает президент Национального сберегательного банка... но за что?
– Мне известно, что у тебя есть подружка, – заявил Джек.
– Вот как? – удивленно вскинул брови отец.
– Нэнси Полис. Когда она приезжает в Талсу, ты селишь ее в «Мэйо». Сам всегда заходишь в отель сбоку, через парикмахерскую, и пропускаешь стаканчик, прежде чем подняться в ее номер. Я еще кое-что знаю о твоих забавах: ты и твои дружки-нефтяники кладут в писсуары глыбы льда и соревнуются, кто проделает в них самую глубокую дыру. Ты ни разу не выиграл.
– Кто рассказал тебе все это?
– Один из коридорных.
– Тот, кто достает тебе виски?
Джек замялся:
– Нет, другой. Я велел ему приглядывать и звонить мне, когда твоя подружка остановится в отеле. Я видел ее внизу и сразу узнал ее.
– Во что обошлись тебе такие ценные сведения?
– В пару баксов. Доллар за ее имя и адрес, под которыми она регистрируется. Девушка из администрации рассказала коридорному, что за нее в отеле всегда платишь ты, – обычно номер оплачивается с пятницы и до вечера воскресенья. Я знаю, ты познакомился с ней, когда жил в Сепульпе; тогда ты почти не появлялся дома.
– Уверен, а? – поинтересовался отец.
– Мне известно, что ты купил ей дом и обставил его.
Из-за вислых усов лицо отца казалось усталым. Сколько Джек себя помнил, у отца всегда был такой вид. Большие усы, костюм, галстук и усталый взгляд – несмотря на богатство...
– Ну-ка, прикинем, – сказал отец. – Когда я приехал сюда, тебе было пять лет.
– Когда ты нас бросил, мне было четыре.
– Помню, когда я купил этот дом, тебе исполнилось десять. В 1921 году – пятнадцать. Тогда ты взял мой пистолет и застрелил цветного парня.
Джек удивился:
– Тогда все стреляли в ниггеров, повсюду были расовые беспорядки. Я ведь не убил его!
– Тогда выгорел весь Гринвуд...
– Ниггерский квартал, – поморщился Джек. – Его подожгли Рыцари Свободы. Я говорил тебе: я даже спичкой не чиркнул.
– Вот пытаюсь вспомнить, – продолжал отец, – за что тебя в первый раз арестовали.
– За стрельбу по уличным фонарям.
– И изнасилование. Тебя взяли за то, что ты напоил и изнасиловал девочку. Как ее звали – Кармел Росси?
Джек протестующе затряс головой. Ничего себе – девочка!
– Ты бы видел ее титьки – все как у взрослой. И потом, она ведь забрала заявление.
– Я заплатил ее папаше столько, сколько он зарабатывает в месяц.
– Да она сама стянула трусы, не успел я до нее дотронуться! У судьи были ее показания против моих!
– Ее папаша до сих пор работает на меня, – кивнул Орис. – Строит нефтехранилища большой емкости, они вмещают больше пятидесяти пяти тысяч баррелей сырца. Если хочешь, поработай на него. Будешь чистить резервуары – возиться в испарениях и выкидывать лопатой осадок. Начни трудиться, и со временем получишь десять тысяч в месяц.
Джек поудобнее устроился в мягком кожаном кресле.
– В какие бы истории я ни влипал, – заявил он, – я всегда оказывался ни при чем. Это были просто недоразумения!
– А когда тебя застукали с мексиканской травкой? Думаешь, полицейские такие дураки, ничего не поняли?
Джек ухмыльнулся:
– Ты сам когда-нибудь пробовал травку?
Интересно, что ответит папаша.
Орис покачал головой:
– Не знаю, в чем твоя беда. Ты красивый парень, каждый день меняешь рубашки, причесываешься... Откуда в тебе столько дряни? Твоя мама обвиняла меня в том, что я тебя не воспитывал; я чувствовал себя виноватым, покупал тебе все, что ты хотел, – машину, одежду, – все. Когда ты попадаешь в беду, я тебя вытаскиваю. А теперь ты решил заняться вымогательством. О чем мы с тобой толкуем? Я плачу тебе, сколько ты требуешь, или ты трубишь всем, что у меня есть подружка? Господи боже, удивил! Такие подружки есть у всех; почти все они живут в Талсе, и у каждой – собственный дом! Я поступил скромнее: оставил свою в Сепульпе. Так чем ты мне угрожаешь?
– Я расскажу маме, – ответил Джек. – Посмотрим, как ей это понравится.
Заметив ледяной взгляд отца, Джек нашарил на столе металлическую вышку. Если Орис поднимет на него руку, он ответит. Самооборона!
Отец не двинулся с места.
– Думаешь, твоя мама не знает о ней? – через пару минут спросил он.
Дерьмо! О таком повороте событий Джек не подумал.
Но может, папаша просто блефует?
– Ладно, – кивнул Джек. – Я все равно ей расскажу. И еще как-нибудь растолкую Эмме, что ты трахаешь грязную шлюху, от которой воняет нефтью.
Он думал, что Орис выйдет из себя, взорвется и закричит. Его малышка Эмма не должна знать грязи – пусть даже она ничего не соображает! Спокойствие отца удивило Джека. Старый козел смотрел на него, но ничего не говорил.
Когда Орис наконец заговорил, тон его изменился. Очевидно, он принял решение и менять его не собирался.
– Попробуй хоть слово сказать матери, и она тебя возненавидит за то, что тебе все известно. Ей будет стыдно смотреть тебе в глаза. Она скажет мне, что тебе нужно уехать, и я не стану спорить. Я выкину тебя из дома. – Про Эмму он не заикнулся, но под конец, словно давая Джеку возможность выбора, спросил: – Ты этого хочешь?

* * *

Орис Белмонт был типичным старателем-одиночкой, которому повезло.
К тому времени, как он приехал в Оклахому, на месторождении Гленн-Пул уже пробурили двенадцать тысяч скважин. Скважины качали нефть. Орис приехал в Сепульпу к Алексу, дяде жены. Алекса Рони на приисках все звали Коротышкой. Он купил лицензию на добычу полезных ископаемых на земле индейцев племени крик. Землю скупил по три доллара за акр до того, как в районе начался нефтяной бум. К тому времени, как в Гленн-Пул нашли нефть, Коротышка обнищал, и ему не на что было пробурить хотя бы одну пробную скважину. Однажды он напился, угнал цистерну сырой нефти и загнал ее в грязь. Следующие четыре года провел в тюрьме Макалестер. После освобождения Коротышка позвонил Орису Белмонту. Орис приехал из Индианы, привез купленную по дешевке списанную буровую технику: трубы, компрессоры, два паровых котла и шестнадцать тысяч долларов, которые удалось скопить за двадцать лет тяжелой работы бурильщиком. Под ногтями осталась несмываемая черная кайма.
Они пробурили две скважины – «Коротышка-1» и «Коротышка-2». Обе оказались без нефти. Удача явно отвернулась от старого дядюшки. Тогда они решили попытать счастья где-нибудь поблизости от скважины номер два. Коротышка поднялся на вышку оглядеться. По верху, футах в шестидесяти над скважиной, шел узкий балкон. Коротышка не успел обвязаться ремнем, потерял равновесие и рухнул с шестидесяти футов на пол буровой установки. От него разило кукурузным виски. Орис всегда боялся, что дядюшка свалится с высоты или что-нибудь свалится ему на голову.
Орис не понимал, почему скважины оказались сухими. На их земле, на всех восьми тысячах акров, скважин было не более двадцати, две из них принадлежали ему. Со злости Орис сменил название их компании с «Пчелка ойл энд гас» (они мечтали, когда разбогатеют, сделать своим символом пчелку из мультфильма) на «КН ойл энд гас», где буквы «КН» обозначали: «Конец неудачам». Целый год работал простым бурильщиком, чтобы возместить убытки. И вот пробурил «Эмму-1», названную в честь новорожденной дочки, которую видел два раза за четыре года, – и оттуда забила нефть, которой, казалось, не будет конца.
Жена Ориса родилась в Итоне, в штате Индиана, там они и познакомились. Он тогда работал на месторождении Трентон. Орис и Дорис... Он был уверен, что они созданы друг для друга. Когда пришел вызов от дяди из Оклахомы, Дорис должна была родить третьего ребенка – считая Ориса-младшего, который умер в младенчестве от дифтерии. Поэтому Дорис и их малолетний сынишка Джек остались в Итоне с овдовевшей матерью Дорис. Эмма родилась, когда Орис бурил сухие скважины.
Когда забил фонтан на «Эмме-1», благослови ее Бог, Орис перебрался из пансиона, в котором снимал комнату, в отель «Сент-Джеймс» в Сепульпе. Он пробурил «Эмму-2», дождался, когда из скважины забьет нефть, и только потом позвонил Дорис.
– Солнышко, угадай, что случилось? – тихо спросил он.
Дорис ответила:
– Если и последние скважины сухие, я от тебя ухожу. Я уеду, а с детьми побудет мама. Они и так на ней, мама балует их до черта. Говорит, Эмма будет нервной, потому что я не умею с ней обращаться, мне не хватает терпения. Откуда же мне взять терпение, если она постоянно висит у меня на шее? Знаешь, как она разговаривает с Эммой? «Соси, маленькая сучка!» Вот как она ее называет. «Соси больше, ори громче!»
– Солнышко, послушай меня, – попросил Орис. – За время нашего разговора мы разбогатели еще на несколько долларов.
Дорис собиралась многое высказать мужу, но в тот момент она как раз переводила дух и расслышала его слова. Она выросла на ферме и всю жизнь была худая, но жилистая и не боялась работы; у нее было хорошенькое личико, ровные белые зубы. Дорис читала иллюстрированные журналы и почтительно относилась к мужу. По субботам брила его, подстригала ему волосы и вислые усы. Потом брила себе ноги и подмышки, а он неотрывно смотрел на нее, все сильнее распаляясь, и кривил в улыбке губы. Сейчас Дорис было тридцать четыре года. Муж-бурильщик был старше ее на десять лет. По субботам они мылись: готовились к очередной неделе грязной работы. Она еще не выплеснула злость до конца и успела добавить:
– Скоро пять лет, как ты не видел Джека!
– Я приезжал домой на Рождество.
– Два раза по два дня за пять лет. Он настоящий разбойник, дьявол в коротких штанишках. Мне не удается с ним справиться. Эмма... ее ты видел только на фотографиях. А мама сводит меня с ума. Если ты сейчас же не пришлешь денег на билеты на поезд, я от тебя уйду. Можешь приехать и забрать детей, которых ты даже не знаешь.
Когда Дорис высказалась до конца, до нее вдруг дошло.
– Так мы богаты?
– Девятьсот баррелей в день из двух скважин, – ответил Орис, – а мы собираемся бурить еще. «Эмму-2» пришлось рвать динамитом, нам попалась скальная порода. Когда забил фонтан, вышку чуть не снесло. Я нанял человека, который строит для меня нефтехранилища... Ну как? Тебе полегчало?
Ей полегчало, но злость еще не улеглась, и Дорис сказала:
– Джеку нужна отцовская твердая рука. Меня он совершенно не слушается.
– Солнышко, – вздохнул Орис, – придется тебе потерпеть еще чуть-чуть. Я купил нам дом на южной окраине Талсы; там живут все нефтяные магнаты. Месяц-другой, и жилище будет готово.
Дорис уточнила, почему нельзя въехать сейчас же.
– Прежний владелец разорился. От него ушла вторая жена, и он застрелился прямо в спальне. Я велел все там перекрасить. Прежние владельцы любили вечеринки и бог знает что творили. Понимаешь, солнышко, дом выставили на аукцион, и я выкупил его за двадцать пять тысяч наличными.
Дорис в жизни не видела дома, который стоил бы двадцать пять тысяч долларов, и спросила, какой он.
– Построен восемь лет назад, – ответил Орис, – дом в греческом стиле.
– Я не отличу дома в греческом стиле от индейского типи, – вздохнула жена.
Он объяснил, что по фасаду идут колонны – называются дорические, – они поддерживают портик, но Дорис все равно ничего не поняла.
Орис рассказал: в доме есть столовая, в ней свободно разместятся человек двадцать. Жена представила себе наемных работников, которые полдничают перед выходом в поле. Сказал, что в доме пять спален, четыре ванных, зимний сад, комната для прислуги, гараж на три машины, большая кухня с ледником, в котором имеется семь дверей, и бассейн на заднем дворе...
– Да, совсем забыл, – спохватился Орис, – еще есть каток для роликов на третьем этаже!
На другом конце линии повисло молчание.
– Солнышко! – неуверенно позвал Орис.
Дорис ответила:
– Знаешь, я никогда в жизни не каталась на роликах!

* * *

Летом 1916 года Белмонты переехали в особняк. Орис не знал, как поступить со своей подружкой Нэнси Полис, официанткой из ресторана Харви в Сепульпе. Ему казалось, что сейчас, когда он поселился в Талсе, им не стоит больше встречаться, но всякий раз, стоило заговорить о разрыве, Нэнси рыдала, злилась и была совсем не похожа на прельстившую его веселую «девушку Харви». Чтобы не мучиться, он купил ей дом, и она стала сдавать комнаты жильцам.
Однажды воскресным сентябрьским утром Орис с женой завтракали в патио. Дети резвились в бассейне.
Дорис читала раздел светской хроники в газете, выискивала фамилии знакомых. Орис наблюдал за десятилетним Джеком – тот что-то внушал сестренке. Эмма была на четыре года его младше. Он видел, как Эмма прыгнула с бортика в глубокую часть бассейна. Потом туда прыгнул Джек, и Эмма, визжа, повисла на нем. У дочки был тоненький пронзительный голосок, она кричала, что пожалуется маме. Дорис оторвала взгляд от газеты и, как всегда, заметила:
– Что он с ней делает, с бедняжкой?
Орис ответил: похоже, они играют.
– На ней есть нарукавники? – спросила Дорис. Орис ответил, что не видит, но, наверное, есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36