— Услышав это, Эмми вздрогнула от неожиданности. Неужели она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как вошла женщина, чья сильная, натруженная рука поставила перед ней чашку с бульоном? Подняв голову, она увидела Реману, мать Яниса, предводительницу Ночных Пиратов. Вытащив другую скамейку, Ремана уселась напротив и, хотя было видно, что она и сама очень устала, все же ободряюще улыбнулась молодой женщине.
— Ну что, ты наконец разобралась, в чем там дело? — спросила Ремана, отхлебнув из своей чашки с бульоном. — А почему Джарвас сам этим не занялся?
Эмми вздохнула.
— Очередная дурацкая ссора из-за места. А Джарвас где сидел, там и заснул. Жаль было будить его. Он очень тяжело переживает гибель своего дела. Пришлось самой успокаивать этих неблагодарных болванов, но все уладилось мирно. — Она грустно улыбнулась. — Хорошо еще, что они боятся Бурю.
Услышав, что речь зашла о ней, собака опять заскулила, и Ремана, протянув руку, погладила ее по голове. Буря настороженно посмотрела на незнакомку, но, видимо, поняла, что от подруги ее хозяйки зла ожидать нельзя. Она виляла хвостом и принюхивалась, привлеченная запахом дымящегося бульона. Ремана засмеялась и отодвинула свою чашку подальше.
— Ты много хочешь. Я сама сегодня еще ничего не ела. — Она снова повернулась к Эмми. — Эта собака будет очень красивой. Ее бы только слегка откормить…
— Еще неизвестно, — ответила Эмми, — хватит ли еды нам самим.
— Справимся как-нибудь, не беспокойся, — бодро заявила Ремана, но Эмми это не обмануло.
— А как? — печально спросила она. Двое суток назад пестрая толпа беглецов из Нексиса прибыла в убежище контрабандистов, и с тех пор дела здесь шли все хуже и хуже. Поначалу после жестокого штурма их приюта, после тяжкого путешествия через канализацию и опасного плавания по бурному морю пещеры контрабандистов казались голодным, усталым, напуганным людям прекрасным убежищем, но радость по этому поводу длилась недолго.
Беженцев насчитывалось около шестидесяти человек, а пещеры Ночных Пиратов не были рассчитаны на такое количество новых людей. Начался беспорядок. Ремане, Эмме и Джарвасу, основателю приюта, было очень трудно разместить всех, а семьи контрабандистов просто пришли в ужас от этого вторжения. Откровенно говоря, Эмми могла их понять. У беглецов не было ничего, и вдобавок от них воняло после похода через канализацию. Всех надо было накормить и помыть, а каналы, служившие здесь сточными трубами, очищались лишь во время приливов и отливов. Но хуже всего были заразные болезни.
Эмми уже не раз пожалела, что им пришлось выбираться из города через канализацию. Неудивительно, что изнуренные, замерзшие, голодные люди стали легкой добычей инфекций, которые запросто можно было подхватить в этих узких зловонных подземных ходах. Кроме того, беженцы пережили страшное потрясение. Кажется, не было среди них ни одного, кто не потерял бы близких во время резни, учиненной наемниками в убежище Джарваса. А ведь среди беглецов были старики, дети и даже калеки. Их-то болезни и поражали в первую очередь.
— Проклятие! — Эмми стукнула кулачком по столу и закусила губу, чтобы не расплакаться. Во время нападения стражников пропал их лекарь Бензиорн, и с тех пор Эмми была единственной, кто мог заниматься врачеванием. Ей помогали знахарки, собирательницы трав, которых Ремана выделила девушке в помощь, но в основном ее деятельность сводилась к профилактике заражений и организации похорон. Четырнадцать мертвых тел (одиннадцать из них — трупы взрослых людей) этим вечером погрузили на лодки и погребли в морской пучине. Это н была самая большая боль Эмми.
— Не надо! — Ремана сжала ей руку. — Ты не имеешь права взваливать это бремя лишь на свои плечи, девочка. В конце концов мы выстоим в этих испытаниях.
— Да, те, кто доживет. — Собственный голос, в котором звучали тоска и безразличие, показался Эмми каким-то чужим.
— Большинство доживет, и ты сама это увидишь, — г живостью возразила Ремана. — Многие из умерших были уже старыми, дорогая, и отжили свой век. А дети.., после этого, что произошло, не знаю, удалось бы им вообще выжить в Нексисе. Во всяком случае, вы с Джарвисом дали им шанс. А что касается остальных.., похоже, благодаря твоему лечению для них наступил поворот к лучшему. Не стоит думать только о тех, кого мы потеряли. Подумай лучше, скольких людей все-таки удалось спасти!
— Спасибо тебе, Ремана. — Эмми благодарно пожала руку предводительнице Ночных Пиратов. — Твои слова успокаивают меня, но.., как же быть с теми, кто выжил? Пока их совершенно невозможно ни накормить, ни одеть, да и у тебя, я знаю, неприятности со своими людьми…
— Со своими людьми я уже разобралась, спасибо, — мрачно ответила Ремана. — И надеюсь, больше мы к этому не вернемся. У нас есть свободные рыбацкие лодки, и их можно пустить в ход. — Лицо ее неожиданно прояснилось. — Как здорово, что погода вдруг переменилась! Боги свидетели, я словно ожила, когда вновь увидела солнце!
— Погода? — озадаченно переспросила Эмми.
— Ты что, хочешь сказать, что за два дня ни разу носа не высунула наружу? — изумилась Ремана. — Ты ничего не видела? Дорогая, случилось чудо, опять наступила весна!
Эмми недоверчиво покачала головой. За столько месяцев холода, снега и непогоды она уже и забыла, что на свете бывает весна.
— Подожди, завтра сама увидишь, — пообещала Ремана. — Я возьму тебя с собой, тебе полезно подышать свежим воздухом.
— Но я не могу, — вскричала Эмми, — я должна…
— Ничего ты не должна! — перебила ее Ремана. — Сейчас ты должна только отдохнуть. Все в порядке.., или скоро будет в порядке. Завтра я отправлю гонца к своей сестре Дульсине, что живет в Долине Феи Эйлин. Там у них куда лучше с едой, чем у нас, и они наверняка с нами поделятся. Я думаю, надо послать туда и самых здоровых беженцев, тех, кто может носить оружие. Тогда и у нас здесь станет посвободнее. Как ты думаешь?
— О, благодарю тебя, Ремана, — воскликнула Эмми. У девушки словно камень с души свалился. — Что бы мы без тебя делали?
— Не знаю, — ответила хозяйка убежища. — Но знаю, что ты должна сделать для меня. Во-первых, поесть — и не только одного бульона. Во-вторых, помыться. А потом отправляйся в мою комнату, там ты сможешь спокойно поспать: тебе надо хорошенько выспаться. Понятно?
Эмми кивнула.
— Да, — сказала она, — спасибо. Теперь я, кажется, ; действительно смогу заснуть.
Но, несмотря на эту уверенность, когда она уже улеглась под теплое одеяло в комнате Реманы, сон не шел к Эмми. Теперь, когда ей не надо было постоянно заботиться о спасенных, Эмми, напротив, стала думать о тех, кому не удалось спастись. Многих потеряли они в тот черный день. Бедняга Бензиорн, ее учитель и наставник, пропал без вести, и едва ли он остался жив. А бедняжка Тильда… С содроганием вспомнила Эмми, как один из наемников ударил ее мечом и она упала с распоротым животом. И что теперь сталось с ее маленьким сыном Гринцем, который кинулся в горящий склад спасать щенков Бури, не зная, что они уже погибли?.. Эмми всхлипнула. Они были знакомы всего один день, но она успела привязаться к мальчику. Впрочем, мало надежды, что ему удалось выжить. Даже если десятилетний мальчишка избежал страшного пожара, вряд ли он уцелел во время резни у ворот.
Эмми уже теряла близких и дорогих людей: ее муж и дети были убиты в Ночь Призраков, и казалось, теперь она уже никогда не заплачет, и все же, прижавшись к своей собаке, примостившейся с ней рядом, девушка горько оплакивала мальчишку в лохмотьях, которого, она была уверена, никогда больше не увидит.
* * *
По ночам Большой Пассаж в Нексисе выглядел зловеще. Некогда величественное здание, бывшее в прошлом сердцем торговли Нексиса, стало совсем другим. Магазины и лавчонки были покинуты в черные дни владычества Миафана, а многочисленные хрустальные фонари погасли или едва горели. Когда-то Пассаж наполняли людские толпы, но теперь коридоры и проходы опустели. Пауки без помех заткали стены паутиной, а тараканы и крысы расплодились в заброшенных помещениях. По ночам им никто не мешал хозяйничать в здании — по крайней мере до тех пор, пока новый обитатель не появился в Пассаже. Чья-то тень мелькала то здесь, то там, чья-то рука пыталась то открыть ставень, то отодвинуть засов. Пахло человеком. Грызуны и насекомые на всякий случай старались убраться подальше, не понимая, что особой опасности пришелец вовсе не представляет, потому что их новый соперник — всего лишь ребенок.
Щенка надо спасти — вот единственное, о чем последние два или три дня думал Гринц в своих скитаниях по городу. Он и сам точно не помнил, сколько времени бегал, прятался, дрожал за свою жизнь и — за жизнь щенка, которого Прятал под обгоревшей рубашкой. Он бежал в тот ужасный день, когда наемники ворвались в дома, принадлежавшие мрачному, уродливому Джарвасу, а потом пытался найти Эмми — своего лучшего друга на свете, Эмми, которая навсегда подарила ему целых пять щенков. Четверо из них погибли в самом начале пожара, и теперь мальчик был полон отчаянной решимости спасти хотя бы последнего. Отныне это было единственное близкое ему живое существо, ведь Эмми, если даже она и уцелела, нигде найти не удалось.
Первое, что запомнил Гринц после пожара и резни, был каравай горячего хлеба на столе в кухне. Дверь была открыта, а мальчика мучили страшный голод и жажда, и прежде, чем хозяйка дошла от печки до стола, Гринц уже успел выскочить на улицу со своей добычей. Женщина была слишком грузной, чтобы поймать его, но ее вопли и ругательства он слышал еще долго, пока не свернул за угол. Там он увидел дыру в подвальной решетке и понял, что при своей худобе сможет пролезть между прутьями.
Гринц вспомнил, каким нелегким делом оказалось впервые накормить щенка. Тот еще недавно сосал мать и, хотя был явно голоден, не проявил никакого интереса к куску хлеба в руке мальчугана. К счастью, Гринц вспомнил, что слышал от Эмми, будто собаки разжевывают еду для своих щенков. Он попробовал сделать то же самое, и, когда засунул в ротик щенку два хлебных катышка, тот, похоже, понял, что к чему. Как и мальчик, он тоже учился нелегкому искусству выживания.
Тот вечер в подвале оказался поворотным для них обоих. Хотя мальчик по-прежнему тяжело переживал гибель матери, убитой у него на глазах, теперь у него появилась новая цель в жизни — забота о своем маленьком любимце. Гринц знал, что щенкам нужно молоко, но молоко было редкостью в Нексисе, и, как он ни старался, раздобыть его не смог. Потом Гринц подумал, не сгодится ли вместо молока сыр? Поиски привели его в более зажиточные кварталы в северной части города, и он все-таки нашел сыр в пустой буфетной, куда бесшумно влез через открытое окно. Кроме сыра, Гринц прихватил с собой еще и горшочек с только что сваренной овсяной кашей, обернув ручку тряпкой, чтобы не обжечься.
В поисках убежища, где можно было бы без помех извлечь пользу из своей добычи, Гринц заметил, что ставень на одном из окон в задней части Пассажа закрыт неплотно. Нелегко было вскарабкаться на подоконник со щенком за пазухой, да еще и с горшочком, но Гринц, с решимостью отчаяния, ворча и ругаясь, наконец добился своего. Окно было забрано железными прутьями, но Гринц смог протиснуться между ними. Мальчик неловко спрыгнул с высокого подоконника — ведь он старался защитить своего четвероногого любимца и сохранить содержимое горшочка. К счастью, каменный пол был покрыт пыльной соломой, которая смягчила удар. И все же «приземление» оказалось весьма неприятным, к тому же при этом выплеснулось немного каши. Выругавшись, мальчик грязным пальцем снял кашу, прилипшую к краю горшочка, и отправил ее в рот. Только тут он почувствовал, насколько проголодался, и с трудом удержался, чтобы не съесть все — ведь каша была нужна его щенку.
Кстати, как там щенок? Как он перенес падение? Дрожащими руками Гринц достал из-за пазухи маленькое живое существо. В комнате, куда он попал, было темно, свет, поступавший из высокого окна, был слишком слабым. Очутившись на холоде, щенок заскулил, но в остальном с ним, кажется, было все в порядке. Однако было ясно, что и любимец Гринца проголодался не меньше, чем он сам, и хозяину предстояло найти какое-нибудь убежище для себя и своего щенка…
В соломе кто-то завозился, скорее всего — крысы, но Гринц твердо сказал себе, что не боится их. Крыс он насмотрелся и дома, но для щенка они представляли смертельную опасность и к тому же могли лишить их обоих еды. Гринц рассудил, что нельзя оставить горшочек в уголке и отправиться на поиски более надежного укрытия. Ничего не поделаешь, придется взять его с собой. Хорошо бы еще найти огарок свечи и хорошую толстую палку. «Пошли, щенок», — сказал Гринц своему маленькому товарищу и, прихватив горшочек, отправился обследовать темное помещение.
В темноте Гринц уже через три шага наткнулся на какую-то деревянную стену. Он повернул налево, но там дорогу ему преградили сваленные на пол бочки и ящики. Гринц выругался с досады, и тут его осенило. Он согнулся в три погибели и, ощупывая бочки и ящики, стал осторожно пробираться среди них и в самом центре этой свалки наконец обнаружил подходящее убежище. Это была старая пустая бочка. Здесь крысы могли напасть лишь с одной стороны, а Гринц на всякий случай вооружился доской, отломанной от одного из старых ящиков. Наконец-то, впервые за очень долгое время, он смог почувствовать себя в относительной безопасности и даже поразмыслить, как им со щенком жить дальше.
Однако радость его была недолгой. На него вновь навалились усталость, голод, а главное — одиночество. Мальчик был один в огромном, темном, путающем здании, и никто не мог помочь ему. Все друзья и близкие Гринца погибли, но мальчику еще было тяжело признать эту жестокую правду. Ему снова захотелось бежать — с тех пор, как в его жизнь пришли огонь и кровь, он только и делал, что бежал. Однако никому еще не удавалось убежать от правды, и, поразмыслив, он решил, что нашел неплохое убежище на первое время, и Гринцу достало здравого смысла, чтобы остаться здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50