Замрут на секунду, прикоснувшись к осоке, и снова повиснут на прозра
чных крыльях в трепетной пляске.
Когда Багрий вернулся, Вадим Петрович безмятежно спал. Андрей Григорьев
ич сел напротив. Лицо молодого человека раскраснелось, покрылось мелким
и каплями пота. На шее ритмично пульсировала артерия. Багрий подсчитал е
е толчки. Шестьдесят четыре. Какое же это надо сердце иметь, чтобы на таком
солнцепеке!..
Он тронул Вадима Петровича за плечо. Тот сразу открыл глаза.
Ц Что… Что такое?
Ц Переберитесь в тень.
Ц А-а, Ц спросонок протянул Шарыгин. Ц Да, пожалуй. Ц Он перетянул свой
шезлонг в беседку, снова удобно устроился в нем и сразу же заснул.

29

Таня побежала в больницу проведать Валентину Лукиничну. Гриша засел за р
укопись: он решил еще раз просмотреть отрывок, прежде чем прочесть его Га
рмашу.
Еще в школе Гриша Таранец прославился мастерством писать стихи, особенн
о частушки. За стихи его похваливали, а за частушки доставалось. Отец, пред
седатель колхоза, был недоволен своим непутевым сыном за привычку высме
ивать уважаемых людей.
Учился он так-сяк Ц на трояки, как он любил говорить. Только по литератур
е Ц всегда пятерки. На выпускном вечере его заметил Иван Романов, помог в
ыбраться в город, устроиться на работу, поступить на литературный факуль
тет.
Выход в свет первой книги принес вместе радость и совершенно непонятную
горечь, смешанную с обидой. Грише все Ц или почти все Ц не нравилось в эт
ой книжке: и обложка, и портрет на узкой полосе у корешка, и шрифт, какой-то
тусклый, и бумага. И стихи не нравились. Они казались надуманными, скучным
и, тогда как в рукописи… И то, что это плохо оформленная и скучная книга на
других все же производила впечатление, только усиливало горечь. Как же с
мотрелась бы эта книжка, если б она была издана в красочной твердой облож
ке, на меловой бумаге, без нелепых правок, которые позволил себе редактор.

Первой мыслью было пойти в издательство и учинить скандал. Романов, услы
шав об этом, улыбнулся.
Ц Вышла твоя первая книга, мой милый. Она редко производит впечатление в
спышки новой сверхзвезды. Я тебе назову десятки имен, произведения котор
ых вошли в золотой фонд нашей литературы, тогда как первые книжки их нике
м не были замечены. Ц Он повертел сборник Таранца в руках и согласился:
Ц Одежда действительно дрянь, а содержание…
Ц Тоже дрянь.
Ц Если у нас есть что-нибудь святое, то это Ц вечное недовольство самим
собой и тем, что мы сделали. Примерно так говорил Горький. Мне нравится тво
е самоуничижение, мальчик. Только давай договоримся, чтобы с другими об э
том Ц ни слова. Обещай.
Григорий угрюмо молчал.
Ц Обещай! Ц настойчиво повторил Романов. Ц Пройдет немного времени, и
ты убедишься, что не прав. Это плохо оформленный сборник хороших стихов. И
пойдем выпьем за них.
Романов оказался прав. Вскоре в газете появилась рецензия какого-то Зап
орожца, который очень похвально отзывался о стихах Таранца и корил издат
ельство за серенькое оформление.
Таранец не сомневался, что Запорожец и Романов Ц одно лицо: очень уж похо
ж у них «почерк». Через некоторое время примерно такая же рецензия появи
лась и в республиканской газете, потом в литературном журнале. Издательс
тво предложило выпустить второй сборник.
Вторая книжка вышла в чудесном оформлении, в суперобложке. И название ли
рическое Ц «Вербы шумят». Большинство стихов тут было посвящено поэзии
труда корабелов. Кроме славы книжка принесла еще и крупный гонорар.
У него и прежде было немало друзей, а сейчас… Пошли выпивки, рестораны, пик
ники. И со своей будущей женой он познакомился тоже в ресторане. Он говори
л, что никогда не женится, что только полная свобода может дать простор дл
я творчества, и вдруг очутился в плену у женщины, мечтавшей только о тряпк
ах, гарнитурах, пуфиках и еще черт знает о чем. Она заставляла его писать с
тихи на злободневные темы, к любой, даже самой незначительной, дате. Она сд
елала его конъюнктурщиком. Он с ужасом видел, что становится пленником н
енужных, даже противных ему вещей. Теперь нередко, вместо того чтобы идти
домой, он забирался в небольшой ресторанчик с поэтическим названием «То
поленок», усаживался там в углу за столиком, просил подать вина и начинал
писать. Однажды Каретников, увидя его, подошел, присел. Гриша налил ему пол
ный стакан, стал горячо и страстно убеждать в необходимости беречь самое
заветное, чтобы иметь возможность сеять вечное, бессмертное…
Каретников долго слушал околесицу, которую нес в пьяном тумане Григорий
, потом глубоко вздохнул и ушел, не сказав ни слова, не притронувшись к ста
кану. На следующий день, во время обеденного перерыва, он отозвал Григори
я в сторонку.
Ц Ты вот что, парень… Ты брось эти свои выпивоны. Они тебя до добра не дове
дут. Ц И добавил: Ц Я вчера на тебя глядел там, в «Тополенке», и стало мне с
трашно… Почему?.. Я в тебе себя узнал. Если не бросишь, бедой кончится. Ты мне
поверь.
Ц А чего же вы не оставите, если это так страшно? Ц спросил Григорий.
Ц У меня другое дело, парень. Я, брат, войну попробовал. Тебя еще на свете н
е было, а я… Ц Он оборвал свою речь, насупился и бросил уже зло: Ц В общем, т
ы на меня не равняйся. Мне жизни уже не будет, а тебе только жить да радоват
ься.
Ц Да я ведь что, Ц забормотал растерянно Григорий, которого тронуло уча
стие этого всегда хмурого электросварщика. Ц Я ведь понемногу… И тольк
о за компанию.
Ц Неправда, Ц сухо сказал Каретников. Ц Ты вчера был один, с бутылкой на
пару. Девчонки в твою сторону глазами стреляли. Как же Ц рабочий поэт. Го
рдость нашего судостроительного. Девчонкам такое нравится. А мне за тебя
страшно стало.
Григорий поспешил успокоить Назара Фомича:
Ц Так я же писал там. Сочинял. А вино для форсу поставил.
Ц Мне не бреши. Другим бреши сколько хочешь. А себе не бреши. Вино тебя сра
зу в полон берет. У меня, брат, глаз наметанный.
Григорий смутился. Он действительно пьянел быстро и незаметно для себя.
И сразу же терял контроль над собой. Потом никак не мог вспомнить, что болт
ал, что делал. Однажды проснулся в незнакомой комнате. Узкая кровать, некр
ашеный деревянный стол с чернильницей на нем. Окно, забранное решеткой и
з арматурных прутьев. На полу Ц старенькая дерюжка. Пробовал открыть дв
ерь. Заперта. Где он?.. Как попал сюда?.. Голова гудела. Во рту Ц горечь. Смутн
о припомнил вчерашнюю компанию Ц галантные парни, умненькие девчонки в
брюках… Болтали о какой-то универсальной свободе, независимости, сексу
альной революции, которая грядет. Сначала сидели в ресторане. Потом шли п
о улице. А дальше что?
Вошел знакомый милиционер. Григорий спросил:
Ц Где это я?
Ц Вытрезвитель это, Гриць. Не хотел тебя позорить, в общую тащить, и устро
ил в дежурке.
Григорий похолодел от ужаса. Совсем недавно Романов попросил его написа
ть сатирические стихи о вытрезвителе, и он тогда провел здесь почти целы
й вечер. На другой день в газете появились его частушки Ц острые, хлестки
е. И вдруг…
Ц За что меня?
Ц Собирался продавца в гастрономе избить за то, что не хотел водку в долг
отпустить.
Ц Избил?
Ц Добрые люди удержали.
Ц Значит, можно собираться?
Ц Можно, Ц улыбнулся милиционер.
…С женой у него не ладилось все больше и больше. Василий Платонович был пр
ав. Кругом прав: и беременность оказалась липовой, и характер Ц истериче
ский, привычки мещанские… Он напился и в пьяном дурмане учинил погром в с
воей квартире: выбросил в окно радиоприемник, телевизор, вслед за ними по
летели с третьего этажа чешские или немецкие Ц черт их разберет какие!
Ц стулья, фарфоровые безделушки, пуфики, посуда. Он выбросил все, что можн
о было выбросить. Потом вооружился своими шестикилограммовыми гантеля
ми и в течение нескольких минут превратил в щепки шкаф. После этого «побо
ища» Таранца отправили на год в колонию. Затем, неожиданно совершенно, ср
ок сократили наполовину.
Семейные дела его утряслись как-то сами собой: пока он отбывал наказание,
жена оформила развод и стала полновластной хозяйкой его благоустроенн
ой квартиры.
Ц Черт с ней, с квартирой, Ц говорил Григорий. Ц Была бы не эта однокомн
атная со всеми удобствами, а золотые хоромы Ц отдал бы, только б не видет
ь ее, мою благоверную.
Потом он встретил Таню. Она заметила его давно. О его поэзии отзывалась во
сторженно, даже если стихи были «так себе», гордилась тем, что его лучше, ч
ем других, встречает молодежь, тем, наконец, что любит его. Когда ей в руки п
опали его «тюремные» стихи, она переписала их в десятках экземпляров и р
аздавала студентам. Вот, читайте!
Гриша обратил на нее внимание во время своего творческого отчета, органи
зованного литфаком. На этом вечере ему досталось от критиков. Таня высту
пила в его защиту страстно и убедительно. После вечера он крепко пожал ей
руку, от души поблагодарил и пошел провожать. Через некоторое время она п
редложила ему комнату в своей квартире. Две комнаты с кухней много для од
ного человека. Он тут же перетащил к ней свой нехитрый скарб.
В редакции газеты лучше всех к нему относился дядька Тымиш, старый вахте
р, невысокий, худощавый человек с добродушным лицом и свисающими по-запо
рожски усами. Может быть, потому, что видел, как Григорий пишет стихи. Прис
троится где-нибудь на табурете в раздевалке и начинает что-то бубнить се
бе под нос, мерно постукивая при этом носком по полу. Пишет, вымарывает, оп
ять бубнит и опять пишет. Проходит какое-то время Ц иногда час, иногда не
сколько часов, Ц и стихи «вытанцовываются». Прежде чем нести их «на суд»
завотделом, Григорий всегда читал их дядьке Тымишу. И тот потом с тревого
й ожидал, чем закончится разговор в отделе.
Когда Григорий возвращался мрачный, дядька Тымиш спрашивал с тревогой:

Ц Не приняли?
Ц Не приняли.
Ц Порвал?
Ц Порвал.
Ц Не жаль?
Ц Одним шедевром больше, одним меньше… Пойду выпью, может, на сердце легч
е станет.
Ц Гультяй ты и шибайголова, Ц говорил вахтер. Ц Надо бы мне поломать др
ужбу с тобой, да привязался я к тебе, окаянному. Пора остепениться. Говорил
ты мне, что дивчина у тебя есть. Добрая дивчина. Что же тогда резину тянешь?
Если на полном серьезе нравится, то, как это кажуть у нас, господи благосло
ви.
Таранец отрицательно качал головой. Нет, хватит и того, что раз сотворил т
акую глупость.
Ц Поэт, дядя Тымиш, должен быть свободен, как ветер. Поэт должен всегда ос
таваться свободным.
Ц От чего свободным? Ц услышав разглагольствования Таранца на эту тем
у, спросил Гармаш.
Гриша, как мог, объяснил.
Ц Да поймите же вы, Ц сказал Сергей Романович. Ц Нет и не может быть так
ой свободы, о которой вы тут говорите. Человек всегда связан по рукам и ног
ам законами того общества, в котором живет. Это ведь так просто.
Ц За что же тогда боролись наши отцы и деды? Ц спросил Таранец, пытаясь п
ревратить неприятный разговор в шутку.
Ц За анархию и произвол они не боролись. А то, что вы проповедуете под дев
изом «свободы», на самом деле Ц анархия. Вы вольны выбрать себе любую про
фессию, но коль выбрали и выучились, извольте добросовестно работать. Вы
свободны сделать выбор, с какой женщиной связать свою судьбу. Никто вас н
е неволит. Но коль вы уже сделали выбор, извольте создать здоровую семью, с
покойную, в которой воспитывались бы крепкие и счастливые дети. А жить ка
кое-то время с одной, с другой, третьей и так далее Ц это не любовь и не сво
бода, а самый обыкновенный разврат. Впрочем, мне кажется, что вы только рис
уетесь, потому что в действительности думаете, как и я. Вы же толковый паре
нь, Гриша. И знаете, что такое истинная свобода.
Ц Осознанная необходимость, Ц ухмыльнулся Таранец.
Ц Да. Не пойму только, зачем вы об этом с насмешкой. Есть вещи и понятия, на
смехаться над которыми Ц кощунство. Да, свобода Ц это осознанная необх
одимость. И это отличает нашу политику в данной области от всего, что было
нагромождено до нас. Вам кажется, что вы протестуете против этой политик
и, а вы просто кривляетесь.
Ц Я не политик, Сергей Романович. Я поэт.
Ц А поэт обязан быть политиком. Государственный деятель может порой и н
е знать тонкостей поэзии, а поэт обязан хорошо разбираться во всех тонко
стях политики. И не только разбираться, но и вмешиваться в нее. Активно. Кс
тати, мы ведь уже говорили об этом. И помнится, вы были со мной согласны. Или
мне почудилось?
После этого разговора Григорий долго ходил сам не свой. Он был в отпуске, в
ремени хоть отбавляй, вот и колесил по городу.
«Свобода Ц это осознанная необходимость, Ц бормотал он. Ц А что, ведь п
равильно! Правильно: мне сейчас, например, необходимо напиться. Я это пони
маю. Другими словами Ц осознаю необходимость напиться, и так как я свобо
дный человек, то я имею полное нравственное право пойти и набраться до че
ртиков. Осознанная необходимость так осознанная необходимость». С ним т
ворилось что-то неладное: его не тянуло к друзьям-собутыльникам, ему хоте
лось одиночества. Он направился к реке, в яхт-клуб. Сидел, подперев голову
руками, и смотрел на весенние гонки швертботов, потом заторопился домой.

Когда, уже под вечер, Таня вернулась из института, в комнате стояли сумерк
и от табачного дыма. Гриша сидел за столом, взлохмаченный и взбудораженн
ый.
Ц Что с тобой? Ц спросила она.
Ц Вот послушай, Ц сказал он и начал читать.
Ц Что это будет? Ц спросила Таня, когда он закончил.
Ц Поэма. И знаешь, как я назову ее? «Свобода».
Ц Хорошее название. Очень хорошее. Светлое. Но ведь об этом так много нап
исано.
Ц О любви тоже много написано, Ц сказал Григорий.
Он не выходил из дому почти три недели, до конца отпуска. Поэма была еще да
лека до завершения, но один отрывок был закончен, и Гриша решил отнести ег
о в газету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46