Если это мальчишк
а твоих лет, характер его еще не сложился. Пройдет немного времени, и он мо
жет оказаться не тем, за кого ты его принимала. Люди ведь с возрастом меняю
тся. Да и ты будешь меняться Ц тебе ведь еще расти и расти. И потом, можно л
и делать выбор в пятнадцать? Это и в двадцать не легко, а уж в пятнадцать… П
опытайся сама ответить на все эти вопросы.
Ц А если я все же полюбила, что мне делать? Ц спросила она, и в голосе ее бы
ло столько беспомощности, что у Багрия защемило сердце.
Ц Надо подождать. Придет время Ц и будешь решать. Мы ведь с тобой говори
м не о пустяках. Мы ведь говорим о любви, которая на всю жизнь. А это слишком
серьезно и слишком ответственно.
Она расплакалась. Горько. Безутешно. Багрия снова охватила растерянност
ь, но он сразу овладел собой. Так и должно быть. Если бы она после такого раз
говора поднялась и, чопорно поблагодарив, ушла, было бы ужасно.
«Тогда она была совсем ребенком, Ц думал Багрий. Ц А сейчас Ц взрослая,
студентка четвертого курса университета».
Он взял ее сумочку, раскрыл, сунул туда деньги, защелкнул и положил на мест
о.
Ц Не таись ты от меня, ради бога. Что случилось?
Она стала рассказывать. Это была обыденная, даже несколько банальная ист
ория. Они шли Ц она и Гриша Ц по парку вчера. Поздно вечером. Услышали кри
ки о помощи и возню в соседней аллее. Гриша бросился туда. Оказывается Ц
драка. Трое набросились на одного. Гриша вмешался.
Ц Рыцарь без страха и упрека, Ц насмешливо сказал Багрий.
Таня резко поднялась. И в лице ее, и во всей фигуре чувствовалась обида. Та
к обижаться могла только она Ц всем существом.
Ц Ты не обижайся, Ц спокойно сказал Багрий. Ц Он мне ведь тоже нравится
, твой донкихот. Но ты мне как дочь… Садись. Садись!
Она покорно села.
Ц Рассказывай, Ц уже настойчиво попросил Багрий и опустился в кресло.

Она еще помолчала, колеблясь. Наконец решилась:
Ц Сложно у нас. Если у всех так сложно, впору с ума сойти.
Ц Помнишь, мы говорили с тобой о любви? Ц спросил Багрий.
Ц Помню. И о времени, которое у каждого всегда наступает… У меня оно приш
ло, Ц сказала Таня. Ц Только все получается не так, как я себе представля
ла. Ц Она глядела не на Багрия, а куда-то в сторону Ц мимо его головы, в окн
о, всегда синеватое в эту пору дня. Ц У нас все не так, как у других, Ц в ее г
олосе послышалась печаль. Ц Он не хочет меня потерять, но и связывать себ
я не хочет. Считает регистрацию брака пустой формальностью.
Ц Ну, здесь он неправ, Ц сказал Багрий. Ц Регистрация ко многому обязыв
ает. И особенно важно это для ребенка.
Ц А он против ребенка. Категорически.
Ц Ну, знаешь… Мужчина и женщина под одной крышей… Да если между ними еще
и любовь… Это семья. Так все считают.
Ц А он не такой, как все. Он особенный.
Ц Ничего особенного, Ц сказал Багрий. Ц Много прав и никаких обязанно
стей. Пригласи-ка ты его ко мне, попробую я с ним поговорить.
Она отрицательно покачала головой:
Ц Не надо. Он ведь и в самом деле не такой, как все. Он поэт, дядя Андрей, тала
нтлив.
Ц Талант, даже из ряда вон выходящий, не дает права человеку ставить себя
в какое-то особое положение. Талант не освобождает, а, наоборот, обязывае
т соблюдать правила общежития. Потому что жизнь таких людей становится п
римером. Образцом для подражания. Скажу тебе откровенно, Танюша, не по душ
е мне эта его оригинальность.
Таня выпрямилась, посмотрела на Багрия с вызовом:
Ц Тебе кажется, что он играет в оригинальность. А он и в самом деле не тако
й, как все. Он совершенно не переносит лжи и лицемерия. Он восстает против
них разумом, чувством, каждой клеточкой своего тела. Вот почему он лезет в
драку там, где другие проходят мимо.
Ц Человек должен владеть собой. В наши дни вершить суд и расправу самово
льно, тут же, на месте преступления Ц недопустимо. И надо бы тебе разъясн
ить ему это.
Ц Мне это никогда не удается, Ц сказала Таня.
Ц Почему?
Ц Потому что я почти во всем согласна с ним.
Ц Знаешь что, Ц сказал Багрий, помолчав немного, Ц приезжайте завтра н
а дачу. Право, приезжайте.
Ц Завтра мы у Гармаша. Гриша закончил свою поэму. Редакция взяла отрывок
, но он хочет еще с Гармашем посоветоваться.
Снаружи, с лестничной клетки, послышался шум. Он все усиливался. Уже можно
было разобрать голоса: женский, умоляющий о чем-то, и мужской Ц осатанел
о злобный.
Ц Опять Каретников куролесит? Ц спросила Таня.
Ц Он, Ц вздохнул Багрий. Ц И когда только это кончится?
В дверь настойчиво застучали. Потом Ц звонок. Нетерпеливый. Таня метнул
ась в коридор. Это была жена Каретникова, Саша.
Ц Разрешите позвонить в милицию, Ц сказала она взволнованно. Ц Он за м
ной гоняется… С ножом…
Ц Подождите немного, я сейчас, Ц произнес Багрий и вышел.
Каретников сидел на верхней ступеньке лестничного марша и, что-то бормо
ча, рассматривал зажатый в кулаке кухонный нож. Андрей Григорьевич присе
л рядом, обнял за плечи.
Ц Вы с чего это, Назар Фомич, опять развоевались? А ну-ка отдайте нож.
Каретников перевел на него мутный взгляд.
Ц Тебе отдам, Андрей Григорьевич, а только раньше скажи, в чем величие че
ловека. Ты умный, вот и скажи, в чем величие человека?
Ц Не в том, чтоб за женщинами с ножом гоняться.
Ц Не знаешь, Ц протянул Каретников. Ц Не знаешь, отец. Вот Иван Грозный,
к примеру…
Он замолк.
Ц Что Иван Грозный?
Ц Он сына убил. Понимаешь, сына! И Петр Великий своего сына убил. Вот и выхо
дит, чтобы возвеличиться, надо сына убить.
Ц Однако и набрались вы сегодня, Назар Фомич. Давайте нож Ц и пойдем спа
ть.
Ц А чем велик Бунчужный, знаешь?.. Да подожди, Андрей Григорьевич, отдам я т
ебе нож. Отдам. Скажи только, чем он, твой закадычный друг Бунчужный, знаме
нит? Скажешь: знающий инженер. Дельный хозяин, скажешь… Слыхали… А я свое з
наю. Хочешь послушать?
Ц Если нож отдадите.
Ц Бери, Ц согласился Каретников. Ц Только выслушай.
Ц Так чем же он знаменит все же? Ц спросил Багрий, принимая нож.
Ц Убивать может… Сегодня он меня прихлопнул.
Ц То есть как прихлопнул?
Ц Выгнал… Меня, корифея электросварки. Небось Ивана Грозного не выгнал
бы… И Петра Первого тоже не выгнал бы.
Ц Пойдемте, я вас домой отведу, Ц сказал Багрий. Ц Вам поспать надо.
Ц Подожди, отец, дай закончить. Я про Петра Первого… Вот он тоже корабель
ных дел мастер был… Великий. А сталь сваривать не мог. А я могу… Еще как мог
у. Я, может, за всю жизнь ничему другому не научился, но уж свое дело знаю. Я в
ольтовую дугу всем телом чувствую, всей душой. Знаешь, отец, какая она Ц в
ольтовая дуга? Не знаешь. А она Ц как песня. И так выходит, вроде эту песню
я складываю. Как Гриша Таранец. Сварщик он неплохой, хаять не буду, а тольк
о до меня ему как до звезды. А вот когда дело до стихов доходит… Вот его отс
трани от сварки, что будет? А ничего не будет. Плевать он хотел на эту сварк
у. А заборони ему стихи писать… Загнется. Помрет. Так и я Ц без электросва
рки. Не могу. Я только и живу, когда у меня вольтовая дуга вспыхнет. Горит он
а, потрескивает, а расплавленный металл Ц капелька к капельке. Маленьки
е они, эти капельки, а сорокатонные секции в одно соединяют. И намертво. И п
олучается из отдельных секций Ц корабль. Понимаешь Ц корабль! У каждог
о сварщика Ц свой почерк. Лордкипанидзе говорит, что у меня коллико… кол
лиго… коллигографический…
Ц Каллиграфический, Ц помог Багрий.
Ц Вот, вот, он самый. А теперь твой друг закадычный, Тарас Бунчужный, меня о
т этой работы начисто отстранил. Что я теперь делать буду, а? Кресты на ста
рушкины могилы варить или оградки фигурные? Конечно, это я смогу. И может,
вдвое против прежнего на такой работе зарабатывать стану. А только очень
обидно Ц вместо океанских кораблей кресты на могилки да оградки свари
вать.
Он посмотрел на Андрея Григорьевича и произнес, растягивая слова, сканди
руя:
Ц Во всем ты виноват, отец… Да, да, ты виноват. Я же знаю, ты ему на фронте жиз
нь спас. Ему надо бы ногу оттяпать, а ты сохранил. Маху дал… Надо было оттяп
нуть. И башку Ц заодно.
Ц Пойдемте я вас уложу, Назар Фомич. Вы же обещали!
Ц Пойдем, Ц согласился Каретников. Он поднялся и пошел, слегка шатаясь.
Уже сидя в постели, сказал прочувствованно: Ц Я тебя знаешь как уважаю. М
ы все тебя тут уважаем. Вот и скажи ты мне: имею ли право я, Назар Каретников
, след на земле оставить?
Ц Конечно, имеешь.
Ц А он говорит Ц не имею.
Ц Кто «он»?
Ц Тот, мордастенький. Маленький такой, с резиновым жгутом в руках.
Ц Каким жгутом?
Ц Обыкновенным, которым на «скорой помощи» кровь останавливают. Ты зна
ешь, на что он меня, сволочь, подбивал? Он сказал: «Нельзя тебе, Назарка, посл
е себя след на земле оставлять…» Теперь я не буду слушать его. Спать буду.

Багрий помог ему улечься, прикрыл простыней и ушел, расстроенный.
Ц Ну, кажется, утихомирился, Ц сказал Андрей Григорьевич, возвратившис
ь к себе.
Саша поблагодарила и ушла, вытирая слезы.
Ц Ты не боялся, дядя Андрей? Ц спросила Таня.
Ц Конечно, боялся: когда человек спьяну за нож хватается, он может его и в
дело пустить. Но ведь кто-то должен был пойти.
Ц Вот и Гриша Ц тоже обязательно пошел бы, Ц сказала Таня. Ц Только у н
его, наверное, как у тебя не получилось бы: он бы его так обработал…
Ц Мне тоже очень хотелось наподдать этому пьянчуге, Ц улыбнулся Багри
й. Ц А только… Ты передай своему рыцарю, что времена героев Сервантеса да
вно прошли. Конечно, когда видишь, что трое колотят одного, надо идти на по
мощь. Но даже при этом нельзя терять голову.

15

Вадим Петрович Шарыгин числился, правда неофициально, старшим ординато
ром. Неофициально потому, что такой должности не было. Были просто ордина
торы. Но так уж повелось, что один из них считался старшим. Он заменял заве
дующего, когда тот болел, во время отпуска или командировки. Ничего, кроме
хлопот, это старшинство не приносило, но Шарыгин очень дорожил и этим нео
фициальным званием, и теми хлопотами, с которыми оно было связано. Потому
что старший ординатор после ухода шефа в отставку, как правило, сам стано
вился шефом. Правда, занять должность заведующего отделением можно было
только по конкурсу. Но конкурсная комиссия обычно всегда отдавала предп
очтение старшему ординатору, которого хорошо знают все и который конечн
о же не подведет, как может подвести какой-нибудь «варяг», приславший тол
ько свое заявление и пачку характеристик Ц всегда положительных и пото
му настораживающих.
Вадим Петрович приходил на работу раньше всех и уходил, когда никого из в
рачей уже не было. И по воскресеньям он тоже по многу часов проводил в отде
лении. Он сделал для себя правилом Ц не уходить из больницы без того, что
бы не заглянуть в палаты, не попрощаться с больными, не пожелать им скорей
шего выздоровления. Однако сегодня, после собрания, Вадим Петрович не см
ог зайти, потому что позвонил Романов и попросил сейчас же приехать Ц ст
атья о витаминах уже набрана и нужно срочно вычитать. Кроме того, Людмила
Владиславовна шепнула, что муж уехал в срочную командировку, а дочь она о
тправляет на выходной к бабушке. Так что… «Черт бы ее побрал Ц Людмилу Вл
адиславовну», Ц подумал Шарыгин. Из-за этих встреч ему иногда приходило
сь жертвовать и вечеринками, на которых обещал быть, и рыбалкой, на котору
ю собирался целую неделю, охотой, которую ждал несколько месяцев.
Вадим Петрович любил говорить, что он во всем середнячок. До «верхотуры»
не дотянул, но и по дну не ползает. Он считал себя истинным интеллигентом и
потому никогда не позволял бестактности или, боже упаси, барски пренебр
ежительного тона в отношениях с людьми. И в любви у него тоже были твердые
устои. Все у него делилось на «можно» и «нельзя». Он бы никогда не позволил
себе вскружить голову девушке на выданье. Что же касается замужних… Он б
ыл глубоко убежден, что между мужчиной и женщиной могут быть отношения, л
учше всего характеризующиеся как никого ни к чему не обязывающие. И когд
а ему приходилось оставлять женщину, с которой у него была такая «никого
ни к чему не обязывающая» любовь, совесть его не мучила. Поплачет и забуде
т. Тут самый лучший доктор Ц время. А когда случалось, что женщина, котору
ю он любил, уходила, Ц а такое случалось, Ц Вадим Петрович не грустил.
Женщины, как правило, приносили ему только радость. А вот Людмила Владисл
авовна тяготила. Может быть, потому, что их отношения никак не укладывали
сь в его теорию, а может быть, потому, что он всегда был господином положен
ия, а тут никак не мог избавиться от тягостного чувства зависимости. Нет, с
Людмилой Владиславовной он не мог поступить, как ему заблагорассудится
. И отказать, когда она просила прийти, тоже не мог, хотя нередко случалось,
что он действительно не мог. А иногда не хотел. Не хотел, но шел, пересилива
я себя.
Он поймал себя на мысли, что радуется возможности хоть немного оттянуть
свидание по «уважительной причине» Ц откладывать просмотр статьи ник
ак нельзя.
Романов сбросил офицерскую шинель давно. С тех пор он заметно погрузнел,
но сохранил военную выправку и подтянутость. Он любил вспоминать военны
е годы. Написал даже повесть «Записки военкора». Там было много увлекате
льных эпизодов. Некоторые из них печатались Ц и в местной газете, и в рес
публиканских, Ц но книга в целом так и не увидела свет: издательства неиз
менно возвращали рукопись с рекомендациями основательно доработать.
Романов долго не мог понять, в чем суть. И только на литературном четверге
, на котором обсуждалась эта рукопись, у него открылись глаза. И открыл их
Гармаш. Он сказал, что в книге нет самого главного Ц жизненной правды, то
го, что делает произведение подлинно художественным.
Романов понял, что Гармаш прав, и возненавидел его, стараясь, однако, ничем
не выдавать этой своей ненависти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46