– Поэтому тебя сажают в тюрьму, а казнокрада отправляют на заслуженный отдых, а ведь он украл не только гораздо больше денег, но и то доверие, которое ему оказали люди. Так кто же страшнее? Во всяком случае, ты не крадешь жалкие рупии бедняка, чиновник же отнимает у него последние деньги в виде налогов, которые идут на его же зарплату.
Радж впитывал эти слова, все больше проникаясь уверенностью, что у него нет выхода: грабить и воровать – вот его работа.
Ведь у него тоже украли, может быть, самое дорогое – украли детство. Он мог стать совсем другим человекам, как мечтала мать, но теперь рано повзрослевший Радж смотрел на мир так, как научил его Джагга.
Радж отправился в самый лучший магазин готового платья. Заметив его, служащий презрительно отвернулся к окну в поисках полицейского, который выгнал бы отсюда оборванного бродягу, но, когда увидел толстую пачку рупий, появившуюся из кармана Раджа, его глаза так выпучились, что Радж хотел уже подставить ладони, чтобы не дать им упасть на пол.
Служащий расцвел, словно цветок лотоса, и хлопотливо засуетился вокруг богатого клиента. Радж сунул деньги обратно в продранные штаны и начал придирчиво выбирать себе костюм.
– Позвольте вам посоветовать вот этот, – пропел продавец, – исключительное английское качество, только что получили из Лондона. Бостон – последний крик сезона.
Радж примерил темный бостоновый костюм, оглядел себя в зеркало, с сомнением покачивая головой.
– Нет, это мне не подходит, – заявил он, – я в нем похож на какого-то судью.
Радж выбрал светло-серый костюм со стальным отливом, розовую модную рубашку и клетчатые носки. Он быстро переоделся, вглядываясь в мутноватое зеркало, и остался доволен новым обликом.
Служащий принес ему новые ботинки. Чтобы дополнить образ преуспевающего работника солидной конторы, Радж прикупил некоторые аксессуары. Он ткнул пальцем в витрину с галстуками, и служащий мелкой рысцой услужливо принес требуемый товар. Радж повертел в руках непривычную вещь, с подозрением оглядывая изнанку, – он никогда раньше не носил галстук-бабочку, но ему понравились пестрые алые крылышки, и Радж нацепил его на шею.
Небрежно сунув мелочь служащему, Радж вышел на улицу, цепляя на ходу золотую цепочку украденных часов. Теперь у него был совсем другой вид: прохожие бросались в сторону, полицейские одобрительно смотрели на порядочного, хорошо одетого господина.
Оставалось приобрести вещи, нажитые в долгой командировке, но на это денег уже не было.
Раджа совершенно не смутили подобные мелочи, весело напевая любимую песню, он пошел по улице – рупии сами прилетят к нему, стоит только поманить их умелыми руками.
Прогуливаясь по городу, Радж натолкнулся на старого приятеля, с которым он познакомился в тюрьме.
– Ты прекрасно выглядишь, Радж!
– Да, провернул тут одно выгодное дело, – туманно сказал Радж.
– У меня есть кое-что для такого парня, как ты, – заговорщицки зашептал приятель.
Он завел Раджа за угол и, оглядевшись, достал из-под полы новенький револьвер.
– Посмотри, он заряжен…
Радж повертел оружие в руках. Он никогда не имел дело с этими смертоносными вещами, но чтобы поддержать репутацию опытного парня, Радж выложил за револьвер остаток рупий – их как раз хватило – и неловко сунул купленную вещь за пояс.
Если бы его видел в эту минуту Джагга, он был бы в восторге: еще бы, его воспитанник на правильном пути, ведь нажать на курок гораздо легче для новичка, чем погрузить лезвие ножа в тело жертвы. Но Радж еще не созрел для грабежа с револьвером в руке. Он решил воспользоваться привычным способом – воровством.
Бомбейский вокзал кипел разномастной толпой. На привокзальной площади сидели кули, некоторые дремали прямо тут же на чарпаи – плетеных лежанках, другие, которым повезло с клиентом, тащили на голове сразу несколько чемоданов, да еще пару тюков с подушкой, матрасом, простыней и легким одеялом – постельное белье предоставляется только в первом классе, который далеко не каждому пассажиру по карману.
Это было именно то, ради чего Радж сюда приехал. Конечно, его не интересовало чужое постельное белье, он выбирал себе совсем другое.
Один из пассажиров показался Раджу подходящим клиентом. Толстый, взмокший от спешки господин в роговых очках, с длинными усами и с чванливым выражением на одутловатом лице, он гнал перед собой высохшего, как пальмовый корень, кули, который тащил пару дорогих кожаных чемоданов с многочисленными наклейками, показывающими, что хозяин чемоданов побывал во многих странах.
Радж вошел в вагон вслед за ними, посмотрел, как кули раскладывает чемоданы по полкам в пустом еще купе. Толстый господин расплатился с носильщиком и уселся на сиденье, отдуваясь и вытирая лицо огромным платком.
– Господин, это не вы потеряли? – Радж показал пассажиру толстый бумажник. – Я нашел его в коридоре, – невинно сказал он.
Толстый господин начал шарить по карманам, потом неуверенно сказал:
– Пожалуй, это моя вещь.
– Хорошо, господин, только давайте, я отдам вам бумажник на платформе в присутствии полицейского, чтобы не было никаких недоразумений.
Алчный господин прошел на выход.
– Подождите меня здесь, – сказал Радж, – а я пойду поищу полицейского. Знаете что, пожалуй, подержите сами этот бумажник, а я сейчас приду.
Он всучил толстому господину кошелек, и тот остался стоять, держа его перед собой.
Вскоре зазвенел звонок. Толстый господин, так и не дождавшись ни любезного молодого человека, ни полицейского, отправился обратно в вагон. Когда он нашел свое место, чемоданов там уже не было, а в бумажнике оказалась старая газета.
Радж был очень доволен. Хотя размеры одежды, обнаруженной им в чемодане не слишком ему подходили, но все вещи были вполне добротные и за них можно было получить хорошие деньги.
Толстый господин оказался коммерсантом: в одном из чемоданов лежали аккуратно завернутые в бумагу дорогие портсигары из розового дерева. Радж переложил в один из них свои папиросы.
Теперь можно было спокойно отправляться домой. Такой важный человек, в дорогом костюме с иголочки, да еще с заграничными чемоданами – ну чем не директор банка?
Радж вышел из тихого сквера, где он исследовал содержимое своих новых чемоданов, перешел через дорогу и оказался на шумной площади. До дома было совсем недалеко, но Радж хотел произвести на всех совсем уж сокрушительное впечатление.
Небрежным жестом он подозвал такси, настоящий автомобиль, а не какую-нибудь тележку. Радж погрузил чемоданы в багажник, не спеша уселся на заднее сиденье и сказал шоферу-сикху адрес.
Тот внимательно выслушал, склонив голову в замасленном голубом тюрбане, и со скрежетом погнал свой автомобиль.
Радж подставил лицо прохладному ветерку, покачиваясь в дребезжащей, словно ситара, машине.
Глава семнадцатая
Как тягостна тишина в доме, где живешь, в одиночестве. Эту тишину знает только тот, кто успел приобрести привычку к другой жизни. Еще недавно дом наполняли крики, беготня, капризы и веселье твоего ребенка. А если малыша уносило на улицу, то в комнатах стояла другая тишина – тишина недолгой передышки перед новыми бесконечными хлопотами все о нем же: постирать, помыть, перешить, приготовить… Та тишина звалась коротким отдыхом и желанным покоем, эта – одиночеством.
Она проникала повсюду и живет во всем, даже в звуках. Только в домах, где человек один, так скрипят половицы, дверцы шкафов, так воет бегущая по трубам вода, так бьется ветер в стекла. Даже вода в забытой кастрюльке, давно кипящая на огне, булькает обиженно и гулко.
Эта тишина действует как сонный дурман, лишающий воли. Принимаешься за какое-нибудь дело, в сущности, никому не нужное, садишься, берешь что-нибудь в руки и замираешь над этим. И кто знает, сколько времени сидишь так, думая о чем-то… О чем? Эти мысли так неясны, нечетки, они бесформенной массой заполняют пространство, ничего не оставляя после себя – ни решений, ни планов. Даже часы не считают этих минут. Они упрямо отстают или спешат в таких домах, всем своим поведением показывая, как нелепо работать для того, кто не знает истинной цены их движению.
Лиля жила одна уже несколько месяцев, слушая эту тишину и погружаясь в нее. Ее сын отсутствовал долго, слишком долго, дольше, чем она могла вынести. Сначала Лиля не позволяла себе думать о разлуке. Он загружала себя делами, которые с редкой изобретательностью придумывала для того, чтоб некогда было усесться на стул и положить на колени руки. Она мыла и чистила, приводя в порядок комнату Раджа – единственное место в доме, где еще было что убирать, так как Радж не слишком приветствовал наведение порядка – при нем или без него. Очень скоро комната блестела так же, как и все остальные, устраивать беспорядок и приносить грязь с улицы и пачкать вещи стало некому, ее занятия скоро почти совсем иссякли.
По заведенной много лет назад привычке она просыпалась очень рано. Каждое утро шла на базар, долго ходила среди рядов, выбирала, стараясь покупать поменьше, так, чтобы было за чем идти завтра. Потом задумчиво брела обратно, выбирая улочки поспокойней, где поменьше этих дымных автомобилей, не перестающих пугать ее скоростью, визгом и смрадом.
Вежливо здороваясь с соседями, поднималась к себе, и, поставив на стол маленькую корзиночку, ложилась на тахту отдохнуть. Она закрывала глаза, чтобы увидеть самое дорогое – маленького Раджа: совсем малыша, тянущего пухлые пальчики к ее сережке; постарше – ковыляющего на нетвердых ножках по грязной улочке, на которой они тогда жили; Раджа – первоклассника, важного от серьезности того, что ему предстоит в школе, и очень довольного своим портфелем из кожи. Дальше ей не нравилось вспоминать, последующие годы таили в себе смутное беспокойство, поглощенное стремительной и полной испытаний их тогдашней жизнью. Теперь, когда появилось время, она впервые попробовала ответить самой себе на вопрос, что же все-таки было в тех годах, что заставляет ее не любить воспоминаний о них?
Она думала об этом часто, но вспоминалась болезнь, месяцы в городской лечебнице для нищих, тягостное беспокойство за сына, которого, как ей сказали, взяли соседи. Потом возвращение домой, исхудалый Радж, где-то набравшийся отвратительных словечек, но такой же нежный и ласковый, как всегда.
Через несколько недель она узнала, что сына исключили из школы, но Радж, сильно повзрослевший за время ее отсутствия, объяснил, что теперь ходит в другую школу, где не слишком придираются к его работе чистильщика обуви. По утрам он брал сапожные щетки и портфель и уходил, чтобы вернуться уже под вечер. Приходил усталый, но веселый и всегда приносил еду и несколько монеток. Вместе с ее заработком, сократившимся из-за долгой болезни, это составляло сумму, на которую можно было прожить.
Лиля понемногу поправлялась – и может быть, это спасло ее.
Врачи, отпуская ее из лечебницы, предупредили, что еще полгода недоедания – и она оставит сына сиротой. Ей казалось, что кто-то сказал об этом Раджу, и тот внимательно, как взрослый, следил за тем, что и сколько она съела, как спала и не слишком ли устала.
Иногда он смотрел на нее так, что она вздрагивала: невеселым взглядом человека, умудренного немалым опытом и опасающегося потерять то, что ему дороже всего на свете. Она и сама раньше часто именно так смотрела на сына во время детских болезней или когда становилось особенно грустно.
Они оба были друг для друга всем на свете. Радж вернул ее к жизни, родившись, и спас ей жизнь теперь, в эти годы. Так почему ей тяжело вспоминать о них?
Конечно, ее многое настораживало. Радж никогда не занимался уроками дома, говорил, что ходит к однокласснику или в школьную библиотеку. Но Радж часто приносил домой книжки, которые читал по вечерам, хотя Лиля ни разу не находила среди них учебников.
Однажды она, отнеся заказанные носочки клиентке, решила навестить сына на том углу, где он обычно чистил обувь, но не нашла его там. Напуганная, Лиля стала расспрашивать всех торгующих поблизости мальчишек и взрослых, но никто не смог припомнить Раджа. Когда она рассказала ему об этом вечером, он рассмеялся и сказал, что она все перепутала – он уже давно работает на другом конце города, где люди куда щедрее и чаще пачкают обувь.
Зарабатывал он все больше. Теперь им не приходилось думать о деньгах, и каждый из них принялся делать другому подарки. У Лили появилось новое сари, почти такое же, какое она носила когда-то, живя в богатом доме среди роскоши. Она же, долго откладывая деньги в другой подарок Раджа – маленькую шкатулочку из резного камня, наконец купила ему новую тахту. Старая была коротка ее быстро растущему сыну и очень продавлена. Теперь, когда Раджу не надо было идти в школу и он оставался с ней, они могли позволить себе погулять вместе по тихим зеленым улицам богатых районов, помечтать о том времени, когда он станет судьей и будет очень богат. Он обязательно подарит маме такой вот дом с фонтаном и какой-нибудь европейской диковиной, вроде бассейна или радиоприемника – «представляешь, мама, он сам говорит всякие вещи и даже поет разными голосами – то мужским, то женским, а то вообще, как хор мальчиков».
Станет судьей… Эта ее мечта не сбылась. Радж теперь работает в торговой фирме. Он сам так решил. Сказал, что не хочет всю жизнь смотреть на людские страдания, ежедневно общаться с преступниками, ворами, убийцами. Она поняла его и, к собственному удивлению, очень легко отказалась от своей многолетней идеи.
Да, он не станет судьей, как его отец. Но ведь он так не похож на отца, так терпелив, так нежен, так умеет прощать. Зачем ему каждый день погружаться в то, что, может быть, и сделало его отца таким жестоким к ней и к своему сыну. А вдруг и на Раджа окажет влияние царящая в суде неумолимость и бессердечие закона?
Пусть он идет своей дорогой, делает то, что хочет. У судьи, как считал его отец, не должно быть ни одного пятнышка на мантии, даже такого, которое видят только злобные глаза сплетников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34