б
ледный и испуганный, он появился в приемной в сопровождении конвоя. На не
м был поношенный костюм Ч сразу было видно, что его доставили прямо из тю
рьмы. Мне стало ясно, что работа токсикологической «Лаборатории-Х» буде
т одним из главных пунктов обвинения в моем деле.
Увидев меня, Майрановский разрыдался. Он явно не ожидал застать меня в пр
иемной, без конвоя, сидящим в кресле в хорошем костюме и при галстуке. Секр
етарь тут же приказал конвою вывести Майрановского и побежал докладыва
ть Костромину. Он быстро вернулся и провел меня обратно в кабинет, где суд
ьи уже ждали, чтобы продолжить заседание. Костромин объявил, что мое хода
тайство о предоставлении защитника и заявление о незаконности слушани
я дела в закрытом заседании без участия адвоката отклонено лично предсе
дателем Верховного суда СССР. Это распоряжение только что получено по те
лефону правительственной связи. В том случае, если я буду упорствовать и
откажусь отвечать на вопросы суда, слушание дела будет продолжено без ме
ня и приговор будет вынесен заочно. Верховный суд, заметил он, по согласов
анию с Президиумом Верховного Совета как высшая судебная инстанция име
ет право устанавливать любые процедуры для слушания дел, представляющи
х особую важность для интересов государства. Он задал мне вопрос, призна
ю ли я себя виновным. Я категорически отверг все предъявленные мне обвин
ения. Затем он объявил, что двое свидетелей, бывшие сотрудники органов го
сбезопасности Галигузов и Пудин, не могут присутствовать на заседании с
уда по состоянию здоровья. Двое других, академик Муромцев и осужденный М
айрановский, находятся в соседней комнате и готовы дать свидетельские п
оказания.
Далее Костромин заявил: суд не убедили показания Берии во время предвари
тельного следствия по его делу, что вы не являлись его доверенным лицом, а
лишь выполняли приказы, которые он передавал от имени правительства. Бол
ее того, сказал Костромин, суд считает, что Берия пытался скрыть факт госу
дарственной измены, и показания, имеющиеся в вашем следственном деле, не
имеют значения для суда.
Эпизод со Стаменовым был лишь упомянут. Костромин подчеркнул факт несом
ненной государственной измены, добавив, что новые данные, свидетельству
ющие, что Берия обсуждал вопрос о контактах со Стаменовым и с другими чле
нами правительства, будут доложены Верховному суду и, возможно, будет пр
инято частное определение в адрес правительственных инстанций. Я решит
ельно отрицал, что мною делались попытки установить тайные контакты в об
ход правительства, поскольку Молотов не только знал об этих контактах, н
о и санкционировал их, а санкционированный правительством зондаж в разв
едывательных целях нельзя классифицировать как факт государственной и
змены. Однако мое заявление суд проигнорировал. Более того, сказал я, личн
о товарищ Хрущев пять лет тому назад, 5 августа 1953 года, заверил меня, что не н
аходит в моих действиях никакого преступного нарушения закона или вины
в эпизоде со Стаменовым.
Побледнев, председатель запретил мне упоминать имя Хрущева. Секретари т
ут же перестали вести протокол. Я почувствовал, как кровь бросилась мне в
лицо, и, не сдержавшись, выкрикнул:
Ч Вы судите человека, приговоренного к смерти фашистской ОУН, человека,
который рисковал своей жизнью ради советского народа! Вы судите меня так
же, как ваши предшественники, которые подводили под расстрел героев сове
тской разведки.
Я начал перечислять имена своих погибших друзей и коллег Ч Артузова, Шп
игельглаза, Мали, Серебрянского, Сосновского, Горажанина и других. Костр
омин был ошеломлен; вице-адмирал Симонов сидел бледный как мел.
После небольшой паузы Костромин взял себя в руки и проговорил:
Ч Никто заранее к смертной казни вас не приговаривал. Мы хотим установи
ть истину.
Затем вызвали свидетеля Муромцева и в его присутствии зачитали показан
ия, которые он давал пять лет назад. К удивлению и неудовольствию судей, Му
ромцев заявил, что не может подтвердить свои прежние показания. По его сл
овам, он не помнит никаких фактов моей причастности к работе секретной б
актериологической исследовательской лаборатории.
Затем вызвали Майрановского. Он показал, что консультировал меня в четыр
ех случаях. С разрешения председателя я спросил его: был ли он подчинен мн
е по работе, были ли упомянутые им четыре случая экспериментами над людь
ми или боевыми операциями и, наконец, от кого он получал приказы по примен
ению ядов? К моему удивлению, адмирал поддержал меня. И весь хорошо продум
анный сценарии суда рассыпался. Майрановский дал показания, что никогда
не был подчинен мне по работе, и начал плакать. Сквозь слезы он признал, чт
о эксперименты, о которых идет речь, на самом деле были боевыми операциям
и, а приказы об уничтожении людей отдавали Хрущев и Молотов. Он рассказал,
как встречался с Молотовым в здании Комитета информации, а затем, вызвав
гнев председателя суда, упомянул о встрече с Хрущевым в железнодорожном
вагоне в Киеве. Тут Костромин прервал его, сказав, что суду и так ясны его п
оказания. После этого он нажал на кнопку, и появившийся конвой увел Майра
новского. Я не видел его после этого три года Ч до того дня, когда мы повст
речались на прогулке во внутреннем дворе Владимирской тюрьмы.
Судьи были явно растеряны. Они получили подтверждение, что так называемы
е террористические акты на самом деле являлись боевыми операциями, пров
одившимися против злейших противников советской власти по прямому при
казу правительства, а не по моей инициативе. Я также указал, что не являлся
старшим должностным лицом при выполнении данных операций, поскольку в к
аждом случае присутствовали специальные представители правительства
Ч первый заместитель министра госбезопасности СССР Огольцов и минист
р госбезопасности Украины Савченко, а местные органы госбезопасности п
одчинялись непосредственно им. Я предложил вызвать их в качестве свидет
елей и потребовал ответить мне, почему они не привлекались к ответственн
ости за руководство этими акциями.
Я также сослался на то, что именно в решении правительства в июле 1946 года бы
л установлен особый порядок ликвидации наиболее опасных врагов госуда
рства внутри страны и за рубежом по линии органов госбезопасности и разв
едывательного управления Генерального штаба Красной Армии.
И снова судьи почувствовали себя не в своей тарелке. Я знал, что в протокол
ах моих допросов все упоминания о работе в период «холодной войны» 1946Ч 1953
годов были крайне туманными и неконкретными. Мысль, проходившая красной
нитью через все обвинения, сводилась к следующему: Майрановский при моей
помощи убивал людей, враждебно настроенных к Берии. Я совершенно явстве
нно чувствовал, что судьи не готовы признать реальный факт, что все эти ли
квидации санкционировались руководителями, стоявшими в табели о ранга
х выше Берии, а он к эпизодам, рассказанным на суде, вообще не имел отношен
ия.
Костромин быстро и деловито подвел итог судебного заседания. По его слов
ам, меня судят не за эти операции против врагов советской власти. Суд пола
гает, что я руководил на своей даче другими тайными операциями, направле
нными против врагов Берии. Я тут же попросил привести хотя бы один конкре
тный факт террористического акта с моим участием против правительства
или врагов Берии. Костромин жестко возразил: дело Берии закрыто, и точно у
становлено, что такого рода акции совершались неоднократно, а поскольку
я работал под его началом, то также являюсь виновным. Однако суд в данный м
омент еще не располагает на сей счет соответствующими доказательствам
и. С этими словами он закрыл слушание дела, дав мне возможность выступить
с последним словом. Я был краток и заявил о своей невиновности и о том, что
расправа надо мной происходит в интересах украинских фашистов, империа
листических спецслужб и троцкистов за рубежом. И, наконец, я потребовал р
еализовать мое законное право ознакомиться с протоколом судебного зас
едания, внести в него свои замечания. В этом мне было тут же отказано.
Костромин объявил перерыв. Меня вывели в приемную, где предложили чай с б
утербродами. Адмирал подошел ко мне, пожал руку и сказал, что я держался, к
ак и положено мужчине. Он успокоил: все будет хорошо. Через некоторое врем
я меня ввели обратно в кабинет Костромина для зачтения приговора. Судьи
встали, и председательствующий зачитал написанный от руки приговор, кот
орый в точности повторял обвинительное заключение прокуратуры с одним
добавлением: «Суд не считает целесообразным применение ко мне высшей ме
ры наказания Ч смертной казни и основывает свой приговор на материалах
, имеющихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании».
Меня приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Приговор был
окончательный и обжалованию не подлежал. Стояла ранняя осень 1958 года. Со в
ремени своего ареста в 1953 году я уже провел в тюрьме пять лет.
Силы оставили меня. Я не мог выйти из состояния шока, почувствовал, что вот
-вот упаду в обморок, и вынужден был присесть. Вскоре я уже был во внутренн
ей тюрьме Лубянки. У меня началась страшная головная боль, и надзиратель
даже дал мне таблетку. Я все еще не пришел в себя, когда меня неожиданно от
вели в кабинет Серова Ч бывшие владения Берии. Мрачно взглянув на меня, С
еров предложил сесть.
Ч Слушайте внимательно, Ч начал он. Ч У вас будет еще много времени обд
умать свое положение. Вас отправят во Владимирскую тюрьму. И если там вы в
спомните о каких-нибудь подозрительных действиях или преступных прика
зах Молотова и Маленкова, связанных с теми или иными делами внутри стран
ы или за рубежом, сообщите мне, но не упоминайте Никиту Сергеевича. И если,
Ч заключил он, Ч вы вспомните то, о чем я вам сказал, вы останетесь живы и
мы вас амнистируем.
Несмотря на страшную головную боль, я кивнул, выражая согласие. Больше я н
икогда его не видел.

Владимирская тюрьма как ме
сто содержания наиболее опасных для режима нежелательных свидетелей

Меня сразу же перевели в Лефортовскую тюрьму и через два дня разрешили с
видание с женой и младшим братом Константином. Наконец-то я дал волю слез
ам, а они, как могли, утешали меня. Известие, что я буду находиться во Владим
ирской тюрьме, вызвало скрытую радость: в этом городе жила младшая сестр
а жены, ее муж Александр Комельков был ответственным сотрудником аппара
та МВД Владимирской области, заместителем начальника ГАИ. Они жили в том
же доме, где и все тюремное начальство, включая старших надзирателей. Со в
семи своими соседями Комельков и его жена были в отличных отношениях. Вс
коре на летние каникулы во Владимир приехал мой младший сын Анатолий. Та
м он подружился с Юрием, мальчиком своего возраста, сыном начальника Вла
димирской тюрьмы полковника Козика. С ними в компании была Ольга, дочка з
аместителя Козика, жившего по соседству.
Жене повезло, что ее не арестовали, когда я находился под следствием, как ж
ен других должностных лиц, проходивших по делу Берии. Она предусмотрител
ьно прервала знакомства с бывшими сослуживцами. Что касается наших друз
ей, не связанных с органами, то они очень поддерживали нас, особенно Мариа
нна Ярославская. Ее отец Емельян Ярославский был секретарем ЦК партии с
1920-х по 1940-е годы. Неформально Ярославский считался идеологом партии. Я поз
накомился с ним и его обаятельной женой Ч старой революционеркой в 1943 го
ду, когда получил дачу рядом с его домом. Знакомство с Ярославскими сыгра
ло большую роль в моей жизни и помогло семье выстоять. Через Марианну жен
а завела друзей среди скульпторов, художников, писателей. После смерти Я
рославского я оказывал внимание его семье и вдове Клавдии Ивановне Кирс
ановой. Она, в свою очередь, познакомила меня с секретарем ЦК партии Кузне
цовым, поддерживавшим меня в конфликте с Абакумовым. Анна Цуканова, пере
веденная Сусловым после падения Маленкова из ЦК на должность заместите
ля министра культуры РСФСР по кадрам, оказывала нам очень большую мораль
ную поддержку и помощь. Именно Анна посоветовала жене делать вид, что она
не знает, в чем обвиняют ее мужа. Поэтому ее ходатайства о справедливом ра
ссмотрении моего дела, которые она направляла Хрущеву и Маленкову, всегд
а начинались с уверений в том, что ей неизвестно существо обвинений прот
ив меня. Она сняла копии с моих писем из-за рубежа, в которых я писал ей, что,
несмотря на опасности, меня окружающие, я готов пожертвовать своей жизнь
ю для дела партии и народа. Она посылала эти письма Хрущеву и Маленкову дл
я доказательства того, что под арестом держат человека, всецело преданно
го идеалам партии. Жена собрала от тринадцати моих бывших коллег, из кото
рых пятеро были Героями Советского Союза, отзывы обо мне, заверенные их п
артийными комитетами, и отправила их в прокуратуру и Военную коллегию Ве
рховного суда с просьбой, чтобы этих людей вызвали в качестве свидетелей
по моему делу. Когда я узнал об этом, я понял нерешительность судей и то, по
чему мой следователь Андреев был настроен сочувственно по отношению ко
мне и вопреки правилам уклонился от подписания обвинительного заключе
ния по моему делу.
Два обстоятельства, связанные с делом Берии, определенным образом замед
лили поиски компромата на членов семей арестованных. И хотя невестка Бер
ии, внучка Максима Горького, который в то время был в большом почете, разве
лась с мужем, после того как его вместе с матерью арестовали, а затем сосла
ли, для властей эта родственная связь была крайне неудобна. Второе обсто
ятельство было связано с делом Суханова, начальника секретариата Мален
кова в Президиуме ЦК и Совете Министров, который принимал самое активное
участие в аресте Берии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88