luxus 811
за это ручается опыт первой Думы в связи с общим развитием
революции. Группа трудовиков будет более определенна и решительна. Вместе с
левым крылом расколовшихся кадетов она составит думское большинство. Таким
образом, несмотря на увеличение числа правых, вторая Дума по своему общему
характеру должна быть несомненно более радикальна, чем первая Дума.
Войдет ли в Думу социал-демократия? Примет ли она участие в борьбе?
Непременно!
Мы уже говорили, что считаем бойкот первой Думы ошибкой, имеющей свое
психологическое оправдание в том, что выборы происходили непосредственно
после декабрьского разгрома. Но повторение бойкота было бы уже ошибкой
непростительной.
Выше мы выразили предположение, что большинство второй Думы будет более
радикально, чем кадетское большинство первой Думы. Неизбежное
противодействие правительства и систематическая оппозиция правого крыла
будут толкать думское большинство еще более влево; но итти влево - значит
не на словах, а на деле искать опоры в революционных массах. А при таких
условиях социал-демократическое представительство в Думе, как бы
малочисленно оно ни было, сможет сыграть крупную роль. Конечно,
историческая тяжба решится не в Думе и не средствами парламентской трибуны.
Но при известных условиях вторая Дума может сыграть крупную революционную
роль.
Само собою разумеется, что все сказанное о будущей Думе имеет условный
характер, так как предполагает, что выборы будут произведены на старых
основах 6 августа - 11 декабря, и при такой же приблизительно полицейской
обстановке, как и первые выборы. Но возможно, что выборы будут обставлены
всеми беспощадными гарантиями столыпинского либерализма, в результате
которых вторая Дума окажется консервативной. В таком случае сомнительно,
удастся ли действительным представителям рабочих проникнуть в Думу, и если
удастся, не окажутся ли они там обречены на полное бессилие? Не вдаваясь в
политические гадания, на этот вопрос следует ответить одно: уйти из Думы
всегда легче, чем войти в Думу.
Два слова в заключение. Наша статья была написана, когда мы прочитали
статью т. Виницкого в N 5 "Нашего Слова"*335, издающегося в Вильне. Выводы
т. Виницкого всецело совпадают с нашими, - а насколько можно заключить из
других статей журнала, т. Виницкий формулирует общую точку зрения
"Бунда"*336.
Вот эта точка зрения.
1. "Бойкотная тактика проводилась после декабря, но зарождалась и
складывалась она в до-декабрьскую эпоху; она перекинулась в январь в силу
своего рода политической инерции, с разгону, как заключительный аккорд
осенней симфонии. Но уже в тот момент, когда она проводилась, она была
объективно устаревшей. Поэтому она и не имела внешнего успеха.
2. "От декабрьского метода социал-демократия не отказывается и не сможет
отказаться. Но она должна взять его более широко. Вера в революцию не
пошатнулась. Но пошатнулась вера в чисто-городскую революцию. Вопрос о
деревне выдвинулся на первый план.
3. "Наиболее характерным для настоящего момента является выжидательное
настроение. Повинуясь ему, революционные организации обратились к рабочей
массе со словом предупреждения... В сущности рабочие вряд ли и нуждались в
этом предостережении. Они и сами склонны выжидать. Они ждут, что скажет
деревня, ждут и готовятся".
Цитированная статья доставила нам двойное удовольствие. Во-первых, как
общая правильная формулировка настоящего политического момента. Во-вторых,
как формулировка позиции Бунда.
Два года тому назад публицисты Бунда в защиту организационной
обособленности еврейского пролетариата приводили, в ряду других доводов,
указание на особое соотношение сил внутри еврейской нации, причем главной
особенностью этого соотношения сил являлось, на их взгляд, отсутствие
еврейского крестьянства.
Но вот теперь оказывается, что еврейский пролетариат ждет, что скажет
русская деревня, "ждет и готовится". Его политическая позиция определяется
соотношением сил не внутри еврейства только, но внутри всего государства.
Виленские заготовщики или белостокские ткачи в такой же мере зависят от
саратовской и пензенской деревни, как слесаря путиловского завода. Единство
классовой борьбы пролетариата внушает социал-демократическим политикам одни
и те же лозунги - в Вильне и в Петербурге.
Вывод, который из этого следует, - организационное единство
социал-демократии. Это относится не только к Бунду, но и к обеим фракциям
нашей партии. Требование сохранения единства нужно с особенной
настойчивостью повторить теперь, когда мы снова вступаем на некоторое время
в подпольно-кружковое существование. Ничто так не сплачивает партию, как
открытая широкая активность рабочих масс. Это мы видели в октябре, ноябре и
декабре.
И, наоборот, ничто так не способно плодить разногласия и культивировать их,
как кружковщина революционного подполья. Это мы слишком часто видели в
разные моменты нашей партийной жизни и, будем надеяться, этого мы не увидим
в ближайший период.
Революционный подъем снова выдвинет на сцену массовые беспартийные
организации. Социал-демократия должна будет бороться в них за свое влияние.
Только внутреннее единство может обеспечить ей подобающую роль.
Обе фракции - и фактически и принципиально - стоят на почве классовой
борьбы пролетариата. В своих формальных противоречиях они выражают разные,
фактически не противоречащие, но искусственно разъединенные потребности
революционного развития рабочего класса. Этим объясняется, что влияние их
колеблется в зависимости от характера периода, при чем ни одна из них не
способна вырвать почву из-под ног у другой. Мы позволяем себе думать, что
лучшее пожелание, какое можно выразить пред лицом обеих фракций - это:
побольше доверия к революционной логике классовой борьбы.
Издательство "Новая Волна".
Москва. 1906 г.
ПЕРСПЕКТИВЫ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ РЕВОЛЮЦИИ*
/* Значительная часть работ, вошедших в эту книгу, посвящена критике
либерализма и буржуазной демократии. В каком отношении эта критика стояла к
перспективам дальнейшего развития революции? На этот вопрос отвечает
следующий отрывок из статьи "На пути во вторую Думу", входящей в состав
другого тома. (Ред.)./
...По поводу моей книги* один рецензент (Н. Иорданский)*337 пишет, что моя
критика буржуазной демократии делается объяснимой и понятной только с точки
зрения непосредственной борьбы за власть между буржуазией и пролетариатом.
А так как в действительности сейчас происходит борьба между буржуазной
оппозицией и абсолютизмом, то критика моя в значительной мере "теряет свою
ценность".
/* "Наша Революция", Петербург. 1906, изд. Н. Глаголева./
Я не знаю, говорится ли здесь о тоне моей критики - рецензент упоминает об
ее "страстности" - или об ее методе. Нужно, повидимому, думать, что о
последнем, иначе вывод не имел бы смысла. Но когда я с этой точки зрения
мысленно пробегаю свою критику буржуазной демократии, я прихожу к
заключению, что рецензент неправ. Разве я говорю своим читателям, что
буржуазная демократия вообще представляет враждебную свободе силу? Разве я
призываю массы повернуться к буржуазной демократии спиной? Неправда! Я
говорю своей критикой, что, если буржуазная демократия хочет опереться на
широкие массы, она должна развить демократическую программу и революционную
тактику до конца. Я критикую стремление демократии сделать
либерально-помещичье земство осью оппозиции. ("До 9 января"). Я призываю
демократию заменить свою простодушную благожелательность придирчивым
недоверием к капиталистическому либерализму. Я критикую в частности
программу освобожденцев под углом зрения ее демократизма. Я ставлю задачей
своей критики восстановить массы против идеи единоличного суверенитета,
против двух палат, постоянной армии и пр. ("Конституция освобожденцев").
Может быть, эта критика предполагает канун диктатуры пролетариата? Может
быть, она не умещается в рамках революционного противоречия между Россией
самодержавно-крепостной и Россией демократической? Я доказываю, что
политическая кампания в связи с Государственной Думой (первой) должна
проводиться под знаком революционной организации масс. Я критикую кадетскую
агитацию, сеющую надежды на то, что Дума локализирует революцию и разрешит
ее основные задачи безболезненным путем. Я доказываю неизбежность конфликта
между Думой и правительством. Я требую, чтоб вся тактика была построена в
предвидении этого конфликта ("Г. Петр Струве в политике"). Что же, может
быть такая критика логически предполагает непосредственную борьбу
социал-демократии за власть? Разве в центре моей критики лежит та мысль,
что полное народовластие - голая фикция, ибо в капиталистическом обществе
суверенитет народа есть лишь внешняя форма классовой эксплоатации? Нет, я
исхожу из той, более элементарной мысли, что честная и последовательная
демократия, которая не боится массы и не заигрывает с ее вековыми врагами,
должна поднять знамя полного народовластия. Разве я в основу своей критики
полагаю ту мысль, что милиция и выборный суд в современном обществе станут
по необходимости органами классового господства буржуазии? Нет, я исхожу из
более ограниченной мысли, что полное демократическое обновление страны
немыслимо без милиции, без выборной бюрократии и выборного суда. Разве это
- программа диктатуры пролетариата? Кажется, нет. Почему же рецензенту моя
критика "непонятна" вне идеи непосредственной борьбы за рабочее
правительство? Не знаю. Может быть, просто вследствие его собственной
непонятливости.
Правда, из анализа социально-политических отношений я прихожу к выводу, что
решительная победа демократической России над Россией крепостнической
должна передать кормило в руки пролетариата; что проведение в жизнь всех
основных лозунгов демократии будет совершено организацией, прямо и
непосредственно опирающейся на городских рабочих, а через них - на всю
народную плебейскую нацию.
Пусть мой анализ и мой прогноз совершенно ошибочны*. Пусть дальнейшее
революционное развитие настолько укрепит буржуазную демократию, что
позволит ей взять власть в свои руки и тем самым отбросить пролетариат в
оппозицию. Но разве такая перспектива не требует от нас в равной мере самой
неутомимой и непримиримой критики буржуазной демократии - под углом зрения
ее демократизма и ее революционности? Я думаю, что подобная критика не
только не препятствует росту оппозиционных сил, но, наоборот, оказывает ему
незаменимую услугу, так как неизменно поддерживает левое крыло демократии
против ее правого крыла.
/* Я терпеливо жду разбора написанной на эту тему статьи "Итоги и
перспективы" в названной выше книге. Я, конечно, не думаю, что такой
работой займется мой почтенный рецензент./
Я прекрасно понимаю, - смею в том уверить моего рецензента, - что
публицистически перепрыгнуть через политическое препятствие не значит
практически преодолеть его. Я нимало не думаю, что если хорошенько охаять
всю буржуазную демократию пред народом, то можно у нее из-под носу вырвать
государственную власть. А ведь, повидимому, именно эту глубокомысленную
"тактику" приписывает мне рецензент, когда говорит, что моя критика
демократии непонятна вне непосредственной борьбы за власть. Он как бы хочет
сказать, что мои нападки так безбожны потому, что я надеюсь этим путем
отстранить демократию с пути и очистить поле для рабочего правительства. Но
он ошибается. Мои "безбрежные мечтания" о рабочем правительстве опираются
на более серьезные соображения, критики которых я - повторяю - еще только
жду. Что же касается моей полемики с буржуазными партиями, то она,
составляя часть всей агитационной деятельности нашей партии, только
усиливает буржуазную демократию.
Правда, она в то же время усиливает социал-демократию, способствуя
политическому самоопределению пролетариата. Но ведь не против этого же
восстает мой критик-социалист? Можно разно представлять себе картину
соотношения этих двух сил в тот период, когда революция начисто упразднит
старый режим. Но это предвидение не может изменить нашей критики и оценки
сегодняшних лозунгов, сегодняшней тактики буржуазной демократии. Впрочем,
при одном условии: если мы не считаем, что классовая борьба внутри
буржуазной нации тормозит буржуазную революцию. Разумеется, стоит нам
прийти к такому выводу, - в чем я, однако, не подозреваю моего рецензента,
- и нам останется перестать быть социал-демократами, ибо, при таком
условии, очевидно, только упразднение самостоятельной политики пролетариата
создало бы для буржуазной демократии возможность овладеть властью.
Самоупразднение, это и есть то, чего от нас требует либерализм.
В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ*338
Уважаемые товарищи! Мы получили: 1) вашу резолюцию по поводу нашего
поведения на суде, 2) ваши комментарии к ней, 3) вашу прокламацию*339. Все
эти документы не удовлетворяют нас, но вызывают величайшее недоумение. Ваши
предложения так для нас неожиданны, что мы можем объяснить их лишь тем, что
вы, во-первых, не отдаете себе отчета в прошлой работе Совета,
запротоколированной в его решениях, а, во-вторых, крайне преувеличиваете
размер "разногласий" среди нас, привлеченных по делу Совета.
Обращаюсь к вашим указаниям по существу:
1. Вы рекомендуете нам заявить на суде, будто Совет организовал массы "для
проведения в жизнь всего, обещанного манифестом 17 октября, прежде всего, и
для дальнейшей борьбы за политическую свободу".
Ни один из привлеченных не стоит на этой почве. Программа манифеста 17
октября никогда не была программой Совета. Идея демократической республики
была сразу выдвинута, как ответ на манифест 17 октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
революции. Группа трудовиков будет более определенна и решительна. Вместе с
левым крылом расколовшихся кадетов она составит думское большинство. Таким
образом, несмотря на увеличение числа правых, вторая Дума по своему общему
характеру должна быть несомненно более радикальна, чем первая Дума.
Войдет ли в Думу социал-демократия? Примет ли она участие в борьбе?
Непременно!
Мы уже говорили, что считаем бойкот первой Думы ошибкой, имеющей свое
психологическое оправдание в том, что выборы происходили непосредственно
после декабрьского разгрома. Но повторение бойкота было бы уже ошибкой
непростительной.
Выше мы выразили предположение, что большинство второй Думы будет более
радикально, чем кадетское большинство первой Думы. Неизбежное
противодействие правительства и систематическая оппозиция правого крыла
будут толкать думское большинство еще более влево; но итти влево - значит
не на словах, а на деле искать опоры в революционных массах. А при таких
условиях социал-демократическое представительство в Думе, как бы
малочисленно оно ни было, сможет сыграть крупную роль. Конечно,
историческая тяжба решится не в Думе и не средствами парламентской трибуны.
Но при известных условиях вторая Дума может сыграть крупную революционную
роль.
Само собою разумеется, что все сказанное о будущей Думе имеет условный
характер, так как предполагает, что выборы будут произведены на старых
основах 6 августа - 11 декабря, и при такой же приблизительно полицейской
обстановке, как и первые выборы. Но возможно, что выборы будут обставлены
всеми беспощадными гарантиями столыпинского либерализма, в результате
которых вторая Дума окажется консервативной. В таком случае сомнительно,
удастся ли действительным представителям рабочих проникнуть в Думу, и если
удастся, не окажутся ли они там обречены на полное бессилие? Не вдаваясь в
политические гадания, на этот вопрос следует ответить одно: уйти из Думы
всегда легче, чем войти в Думу.
Два слова в заключение. Наша статья была написана, когда мы прочитали
статью т. Виницкого в N 5 "Нашего Слова"*335, издающегося в Вильне. Выводы
т. Виницкого всецело совпадают с нашими, - а насколько можно заключить из
других статей журнала, т. Виницкий формулирует общую точку зрения
"Бунда"*336.
Вот эта точка зрения.
1. "Бойкотная тактика проводилась после декабря, но зарождалась и
складывалась она в до-декабрьскую эпоху; она перекинулась в январь в силу
своего рода политической инерции, с разгону, как заключительный аккорд
осенней симфонии. Но уже в тот момент, когда она проводилась, она была
объективно устаревшей. Поэтому она и не имела внешнего успеха.
2. "От декабрьского метода социал-демократия не отказывается и не сможет
отказаться. Но она должна взять его более широко. Вера в революцию не
пошатнулась. Но пошатнулась вера в чисто-городскую революцию. Вопрос о
деревне выдвинулся на первый план.
3. "Наиболее характерным для настоящего момента является выжидательное
настроение. Повинуясь ему, революционные организации обратились к рабочей
массе со словом предупреждения... В сущности рабочие вряд ли и нуждались в
этом предостережении. Они и сами склонны выжидать. Они ждут, что скажет
деревня, ждут и готовятся".
Цитированная статья доставила нам двойное удовольствие. Во-первых, как
общая правильная формулировка настоящего политического момента. Во-вторых,
как формулировка позиции Бунда.
Два года тому назад публицисты Бунда в защиту организационной
обособленности еврейского пролетариата приводили, в ряду других доводов,
указание на особое соотношение сил внутри еврейской нации, причем главной
особенностью этого соотношения сил являлось, на их взгляд, отсутствие
еврейского крестьянства.
Но вот теперь оказывается, что еврейский пролетариат ждет, что скажет
русская деревня, "ждет и готовится". Его политическая позиция определяется
соотношением сил не внутри еврейства только, но внутри всего государства.
Виленские заготовщики или белостокские ткачи в такой же мере зависят от
саратовской и пензенской деревни, как слесаря путиловского завода. Единство
классовой борьбы пролетариата внушает социал-демократическим политикам одни
и те же лозунги - в Вильне и в Петербурге.
Вывод, который из этого следует, - организационное единство
социал-демократии. Это относится не только к Бунду, но и к обеим фракциям
нашей партии. Требование сохранения единства нужно с особенной
настойчивостью повторить теперь, когда мы снова вступаем на некоторое время
в подпольно-кружковое существование. Ничто так не сплачивает партию, как
открытая широкая активность рабочих масс. Это мы видели в октябре, ноябре и
декабре.
И, наоборот, ничто так не способно плодить разногласия и культивировать их,
как кружковщина революционного подполья. Это мы слишком часто видели в
разные моменты нашей партийной жизни и, будем надеяться, этого мы не увидим
в ближайший период.
Революционный подъем снова выдвинет на сцену массовые беспартийные
организации. Социал-демократия должна будет бороться в них за свое влияние.
Только внутреннее единство может обеспечить ей подобающую роль.
Обе фракции - и фактически и принципиально - стоят на почве классовой
борьбы пролетариата. В своих формальных противоречиях они выражают разные,
фактически не противоречащие, но искусственно разъединенные потребности
революционного развития рабочего класса. Этим объясняется, что влияние их
колеблется в зависимости от характера периода, при чем ни одна из них не
способна вырвать почву из-под ног у другой. Мы позволяем себе думать, что
лучшее пожелание, какое можно выразить пред лицом обеих фракций - это:
побольше доверия к революционной логике классовой борьбы.
Издательство "Новая Волна".
Москва. 1906 г.
ПЕРСПЕКТИВЫ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ РЕВОЛЮЦИИ*
/* Значительная часть работ, вошедших в эту книгу, посвящена критике
либерализма и буржуазной демократии. В каком отношении эта критика стояла к
перспективам дальнейшего развития революции? На этот вопрос отвечает
следующий отрывок из статьи "На пути во вторую Думу", входящей в состав
другого тома. (Ред.)./
...По поводу моей книги* один рецензент (Н. Иорданский)*337 пишет, что моя
критика буржуазной демократии делается объяснимой и понятной только с точки
зрения непосредственной борьбы за власть между буржуазией и пролетариатом.
А так как в действительности сейчас происходит борьба между буржуазной
оппозицией и абсолютизмом, то критика моя в значительной мере "теряет свою
ценность".
/* "Наша Революция", Петербург. 1906, изд. Н. Глаголева./
Я не знаю, говорится ли здесь о тоне моей критики - рецензент упоминает об
ее "страстности" - или об ее методе. Нужно, повидимому, думать, что о
последнем, иначе вывод не имел бы смысла. Но когда я с этой точки зрения
мысленно пробегаю свою критику буржуазной демократии, я прихожу к
заключению, что рецензент неправ. Разве я говорю своим читателям, что
буржуазная демократия вообще представляет враждебную свободе силу? Разве я
призываю массы повернуться к буржуазной демократии спиной? Неправда! Я
говорю своей критикой, что, если буржуазная демократия хочет опереться на
широкие массы, она должна развить демократическую программу и революционную
тактику до конца. Я критикую стремление демократии сделать
либерально-помещичье земство осью оппозиции. ("До 9 января"). Я призываю
демократию заменить свою простодушную благожелательность придирчивым
недоверием к капиталистическому либерализму. Я критикую в частности
программу освобожденцев под углом зрения ее демократизма. Я ставлю задачей
своей критики восстановить массы против идеи единоличного суверенитета,
против двух палат, постоянной армии и пр. ("Конституция освобожденцев").
Может быть, эта критика предполагает канун диктатуры пролетариата? Может
быть, она не умещается в рамках революционного противоречия между Россией
самодержавно-крепостной и Россией демократической? Я доказываю, что
политическая кампания в связи с Государственной Думой (первой) должна
проводиться под знаком революционной организации масс. Я критикую кадетскую
агитацию, сеющую надежды на то, что Дума локализирует революцию и разрешит
ее основные задачи безболезненным путем. Я доказываю неизбежность конфликта
между Думой и правительством. Я требую, чтоб вся тактика была построена в
предвидении этого конфликта ("Г. Петр Струве в политике"). Что же, может
быть такая критика логически предполагает непосредственную борьбу
социал-демократии за власть? Разве в центре моей критики лежит та мысль,
что полное народовластие - голая фикция, ибо в капиталистическом обществе
суверенитет народа есть лишь внешняя форма классовой эксплоатации? Нет, я
исхожу из той, более элементарной мысли, что честная и последовательная
демократия, которая не боится массы и не заигрывает с ее вековыми врагами,
должна поднять знамя полного народовластия. Разве я в основу своей критики
полагаю ту мысль, что милиция и выборный суд в современном обществе станут
по необходимости органами классового господства буржуазии? Нет, я исхожу из
более ограниченной мысли, что полное демократическое обновление страны
немыслимо без милиции, без выборной бюрократии и выборного суда. Разве это
- программа диктатуры пролетариата? Кажется, нет. Почему же рецензенту моя
критика "непонятна" вне идеи непосредственной борьбы за рабочее
правительство? Не знаю. Может быть, просто вследствие его собственной
непонятливости.
Правда, из анализа социально-политических отношений я прихожу к выводу, что
решительная победа демократической России над Россией крепостнической
должна передать кормило в руки пролетариата; что проведение в жизнь всех
основных лозунгов демократии будет совершено организацией, прямо и
непосредственно опирающейся на городских рабочих, а через них - на всю
народную плебейскую нацию.
Пусть мой анализ и мой прогноз совершенно ошибочны*. Пусть дальнейшее
революционное развитие настолько укрепит буржуазную демократию, что
позволит ей взять власть в свои руки и тем самым отбросить пролетариат в
оппозицию. Но разве такая перспектива не требует от нас в равной мере самой
неутомимой и непримиримой критики буржуазной демократии - под углом зрения
ее демократизма и ее революционности? Я думаю, что подобная критика не
только не препятствует росту оппозиционных сил, но, наоборот, оказывает ему
незаменимую услугу, так как неизменно поддерживает левое крыло демократии
против ее правого крыла.
/* Я терпеливо жду разбора написанной на эту тему статьи "Итоги и
перспективы" в названной выше книге. Я, конечно, не думаю, что такой
работой займется мой почтенный рецензент./
Я прекрасно понимаю, - смею в том уверить моего рецензента, - что
публицистически перепрыгнуть через политическое препятствие не значит
практически преодолеть его. Я нимало не думаю, что если хорошенько охаять
всю буржуазную демократию пред народом, то можно у нее из-под носу вырвать
государственную власть. А ведь, повидимому, именно эту глубокомысленную
"тактику" приписывает мне рецензент, когда говорит, что моя критика
демократии непонятна вне непосредственной борьбы за власть. Он как бы хочет
сказать, что мои нападки так безбожны потому, что я надеюсь этим путем
отстранить демократию с пути и очистить поле для рабочего правительства. Но
он ошибается. Мои "безбрежные мечтания" о рабочем правительстве опираются
на более серьезные соображения, критики которых я - повторяю - еще только
жду. Что же касается моей полемики с буржуазными партиями, то она,
составляя часть всей агитационной деятельности нашей партии, только
усиливает буржуазную демократию.
Правда, она в то же время усиливает социал-демократию, способствуя
политическому самоопределению пролетариата. Но ведь не против этого же
восстает мой критик-социалист? Можно разно представлять себе картину
соотношения этих двух сил в тот период, когда революция начисто упразднит
старый режим. Но это предвидение не может изменить нашей критики и оценки
сегодняшних лозунгов, сегодняшней тактики буржуазной демократии. Впрочем,
при одном условии: если мы не считаем, что классовая борьба внутри
буржуазной нации тормозит буржуазную революцию. Разумеется, стоит нам
прийти к такому выводу, - в чем я, однако, не подозреваю моего рецензента,
- и нам останется перестать быть социал-демократами, ибо, при таком
условии, очевидно, только упразднение самостоятельной политики пролетариата
создало бы для буржуазной демократии возможность овладеть властью.
Самоупразднение, это и есть то, чего от нас требует либерализм.
В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ*338
Уважаемые товарищи! Мы получили: 1) вашу резолюцию по поводу нашего
поведения на суде, 2) ваши комментарии к ней, 3) вашу прокламацию*339. Все
эти документы не удовлетворяют нас, но вызывают величайшее недоумение. Ваши
предложения так для нас неожиданны, что мы можем объяснить их лишь тем, что
вы, во-первых, не отдаете себе отчета в прошлой работе Совета,
запротоколированной в его решениях, а, во-вторых, крайне преувеличиваете
размер "разногласий" среди нас, привлеченных по делу Совета.
Обращаюсь к вашим указаниям по существу:
1. Вы рекомендуете нам заявить на суде, будто Совет организовал массы "для
проведения в жизнь всего, обещанного манифестом 17 октября, прежде всего, и
для дальнейшей борьбы за политическую свободу".
Ни один из привлеченных не стоит на этой почве. Программа манифеста 17
октября никогда не была программой Совета. Идея демократической республики
была сразу выдвинута, как ответ на манифест 17 октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199