А уж его действие на детей было поразительным – они мгновенно повернулись и сбежали. Через несколько секунд площадь опустела.
Но перед тем как они ушли, Лайра посмотрела на башню. Рык Пантелеймона предупредил её, и на мгновение она увидела кого-то на самом верху, смотрящего через каменный парапет. И это был не ребёнок, а молодой мужчина с вьющимися волосами.
Через полчаса они были в квартире над кафе. Уил нашёл банку консервированного молока, и кошка его с жадностью вылакала и принялась вылизывать свои раны. Пантелеймон из любопытства стал котом, и сначала кошка ощетинилась с подозрением, но скоро поняла, что кем бы Пантелеймон не был, он ни настоящий кот, ни угроза для неё, и стала игнорировать его.
Лайра с изумлением следила как Уил ухаживал за кошкой. Единственные животные, которых она видела в своём мире (за исключением панцирных медведей) были рабочей скотиной. Кошки содержались для того, чтобы в Джорданском колледже не было мышей, а не для того, чтобы их ласкали.
– Похоже, у неё сломан хвост, – сказал Уил. – Не знаю, что с этим делать. Может быть, он сам выздоровеет. Я помажу ей ухо мёдом. Где-то я читал, что это антисептик...
Стало грязновато, но, по крайней мере, кошка была занята слизыванием мёда, и рана всё время очищалась.
– Ты уверен, что это та, которую ты видел? – спросила Лайра.
– О да. И раз они так боятся кошек, их в этом мире не так много. Наверное, она не смогла найти дорогу назад.
– Они просто психи, – сказала Лайра. – Они бы убили её. Никогда не видела таких детей.
– Я видел, – сказал Уил.
Но его лицо было непроницаемо; ему не хотелось говорить об этом, и она не стала спрашивать. Она знала, что не спросит об этом даже алетиометр.
Она очень устала, и через некоторое время, легла в кровать и сразу заснула.
Чуть позже, когда кошка свернулась клубком и заснула, Уил сделал чашку кофе, взял зелёный бювар и сел на балконе. Через окно проникало достаточно света, и ему хотелось просмотреть бумаги.
Их было немного. Как он и думал, это были письма, написанные чёрными чернилами на почтовой бумаге. Эти знаки были оставлены рукой человека, которого он так хотел найти; Уил проводил и проводил по ним рукой, прижимал к лицу, пытаясь приблизится к сущности своего отца. Потом он начал читать.
Фэрбанкс, Аляска.
Среда, 19 июня, 1985г.
Моя дорогая – обычная смесь эффективности и хаоса – все запасы здесь, но физик, гениальный болван по имени Нельсон, не договорился о доставке своих чёртовых зондов в горы – приходится сидеть сложа руки, пока он мечется в поисках транспорта. Но это значит, что у меня было время поговорить с одним товарищем, встреченным мной в прошлый раз, золотоискателем по имени Джейк Питерсен. Нашёл его в грязной пивнушке, и, под звуки бейсбольного матча по телевизору спросил его об аномалии. Он не хотел разговаривать там – отвёл меня в свою квартиру. Под действием бутылки Джек Дениелс он говорил довольно долго – сам аномалию не видел, но встречал эскимоса, который видел, и тот сказал, что это дверь в мир духов. Они знали о ней веками; инициация шамана включала задачу пройти туда и принести какой-нибудь трофей – хотя некоторые так и не вернулись. Однако у Джейка оказалась карта этого района, и он отметил место, где по словам эскимоса находится аномалия. (На всякий случай: 69°02'11" N, 157°12'19" W, на вершине хребта Лукаут, одна-две мили к северу от реки Колвилл.) Потом мы перешли к другим арктическим легендам – норвежский корабль, плавающий без команды уже 60 лет и всё такое. Археологи – достойная команда, рвутся к работе, сдерживают нетерпенье с Нельсоном и его зондами. Никто из них об аномалии никогда не слышал, и, верь мне, я ничего менять не собираюсь. Нежно люблю вас обоих. Джонни.
Умиат, Аляска,
Суббота, 22 июня 1985.
Моя дорогая – хоть я его не назвал гениальным болваном, физик Нельсон не такой, и, если я не ошибаюсь, он сам ищет аномалию. Представляешь, задержка в Фэрбанкс была подстроена им! Зная, что остальная часть команды не захочет ждать без веской причины, такой, например, как отсутствие транспорта, он сам послал письмо и отменил машины, которые заказал. Я это случайно обнаружил, и уже хотел спросить, чем это он занимается, когда подслушал, как он говорит с кем-то по рации, описывая не что иное, как аномалию, вот только местоположения он не знал. Потом я предложил ему выпить, сыграл в грубовато-сердечного солдата, старого северного матроса, в духе «есть больше на небесах и земле». Поддразнил его пределами науки – бился об заклад, что нельзя объяснить йети и т.д. – внимательно следил за ним. Потом выложил ему про аномалию – эскимосская легенда о двери в мир духов – невидимой – где-то возле хребта Лукаут, поверишь ли, там, куда мы идём. И, знаешь, его аж подбросило. Он точно знал, что я имею в виду. Я сделал вид что не заметил, и перешёл в ведьмам, рассказал ему историю о Заирском леопарде. Так что надеюсь, что он принял меня за суеверного болвана-военного. Но я прав, Элаина, – он тоже её ищёт. Вопрос в том, рассказать ему или нет? Надо разобраться в его игре. Нежно люблю вас всех, Джонни.
Бар Колвилл, Аляска
Понедельник, 24 июня 1985
Дорогая, я некоторое время не смогу тебе писать – это последний город перед холмами, хребтом Брукса. Археологи торопятся забраться наверх. Один товарищ убеждён, что найдёт доказательства существования гораздо более ранних поселений, чем ожидалось. Я спросил насколько ранних, и почему он так уверен. Он рассказал о каких-то резных бивнях нарвала которые он нашёл на предыдущих раскопках, датированных углеродным методом каким-то немыслимым веком, гораздо более ранних чем могло быть, да просто аномальных. Не странно ли будет, если они из моей аномалии, из другого мира? Кстати, об этом, – физик Нельсон теперь мой лучший приятель, подшучивает надо мной, намекает, что он знает, что я знаю, что он знает и т.д. А я притворяюсь грубым майором Перри, отважным парнем в критическом состоянии, и с небольшим количеством серого вещества. Но я знаю, что он ищет её. Во-первых, хоть он и настоящий академик, его финансирует министерство обороны – я знаю их счета. Во-вторых, его так называемые зонды совсем не то, чем кажется. Я посмотрел в ящик – антирадиационный костюм, если я хоть один видел. Странное дело, моя дорогая. Я буду держаться своего плана – довести археологов до места, и пойти самому на несколько дней искать аномалию. Ежели столкнусь с Нельсоном, бродящим у хребта Лукаут, буду действовать по обстоятельствам.
Позже. Мне сильно повезло. Я встретил эскимоса Матта Кигалика, друга Джейка Питерсена. Джейк сказал мне где найти его, но я даже не смел надеяться, что он там будет. Он сказал, что русские тоже ищут аномалию; он набрёл на одного человека в этом году, высоко в горах, и незаметно следил за ним пару дней, потому что понял, чем он занимается, и оказался прав – этот человек оказался русским шпионом. Больше он мне ничего не сказал; по-моему, он его убил. Но он описал мне аномалию. Это как дырка в воздухе, как окно. Смотришь сквозь него и видишь другой мир. Но найти его непросто, потому что эта часть другого мира выглядит так же, как и эта – камни, мох и так далее. Это на северной стороне маленького заливчика шагах в пятидесяти от высокой скалы в форме стоящего медведя, и точка, которую мне дал Джейк, не совсем точна – это ближе к 12" N, чем к 11.
Пожелай мне удачи, моя дорогая. Я принесу тебе подарок из мира духов. Люблю тебя вечно, поцелуй за меня сына. Джонни
Уил почувствовал, что у него звенит в ушах.
Его отец описал то же, что он сам нашёл под грабовыми деревьями. Он тоже нашёл окно – он даже использовал для него то же слово! Значит, Уил на правильном пути. И именно за эти охотился тот человек.... Значит это ещё и опасно.
Уил был маленьким, когда было написано это письмо. Через несколько лет наступило то утро, когда он понял что его мать в страшной опасности, и ему надо было защищать её; и потом медленно, за несколько месяцев, пришло понимание, что опасность была внутри неё, и ему надо было ещё больше защищать её.
А теперь, внезапно, открытие, что всё-таки не вся опасность была вымышленной. Кто-то действительно охотился за ней, за этими письмами, этой информацией.
Он не знал что это значило. Но он был очень счастлив, что у него было что разделить с отцом; что Джон Перри и его сын Уил по отдельности обнаружили это странное явление. Когда они встретятся, они смогут поговорить об этом, и его отец будет горд, что Уил пошёл по его стопам.
Ночь была очень тихой, и море было спокойно. Он сложил письма и уснул.

ШЕСТЬ. Освещённые в полёте

– Грамман? – переспросил чернобородый мехоторговец. – Из Берлинской Академии? Очень опрометчив. Я встретил его лет пять назад в северных Уралах. Я думал, он помер.
Сэм Кансино, старый знакомый, и техасец, как и Ли Скорсби, сидевший в пропахшем нафтой дымном баре Самирской гостиницы, опрокинул стакан обжигающе-холодной водки. Он придвинул тарелку с копчёной рыбой и чёрным хлебом поближе к Ли, и тот взял себе кусок и кивнул Сэму, чтобы тот продолжал.
– Он попался в капкан, который насторожил этот кретин Яковлев, – продолжил мехоторговец, – взрезал ногу до кости. А вместо того, чтобы воспользоваться нормальными лекарствами, настоял на том, чтобы использовать эту дрянь, которую применяют медведи – кровомох – какой-то вид лишайника, это не настоящий мох. Ну, так или иначе, а он лежал на санях попеременно ревя от боли и выкрикивая команды своим людям – они делали замеры со звёздами, и они должны были сделать всё правильно, а не то он бы по ним так прошёлся... ругаться он умел, как никто. Худой мужик, крепкий, сильный, и любопытный до всего. Ты знаешь, что он был Татарином, через инициацию?
– И не говори, – сказал Ли Скорсби, подливая ещё водки в стакан Сэму. Его демон, Хестер, сидела около его плеча на стойке бара, как всегда, полуприкрыв глаза и распластав уши по спине.
Ли прибыл на Новую Землю в полдень, с помощью ветра, вызванного ведьмами, и, сразу же после того, как его оборудование было в безопасности на складе, он отправился прямиком в Самирскую гостиницу, около рыбоупаковочной станции. Многие арктические путешественники останавливались здесь, чтобы обменяться новостями, найти приработок или оставить сообщение другу, да и сам Ли Скорсби в прошлом провёл тут не один день, в ожидании контракта, пассажира или попутного ветра, так что сейчас не было ничего удивительного в его визите.
А, учитывая огромные изменения, которые люди ощущали в мире вокруг, ничего удивительного, что они собирались и обсуждали это. С каждым днём прибывали новости: Енисей был свободен ото льда, в это-то время года; океан отступил от берега, обнажив какие-то странные строения из камня, ранее скрытые водой; тридцатиметровый спрут выхватил трёх рыбаков прямо из лодки и разорвал на части...
А туман продолжал накатываться с севера, плотный, холодный, и изредка освещённый очень странным светом, в котором можно было увидеть огромные фигуры, и услышать непонятные голоса.
В целом это было очень плохое время для работы, благодаря чему бар Самирской гостиницы был полон.
– Вы сказали Грамман? – спросил человек, сидевший около бара, пожилой мужчина в одежде охотника на тюленей, чей демон-лемминг грустно выглядывала из кармана. – Да, точно, он был Татарином. Я присутствовал, когда его приняли в племя. И видел, как ему сверлили череп. У него было ещё одно имя, татарское, наверное, вспомню...
– Это интересно, – сказал Ли Скорсби. – Позволь проставить тебе выпивку, приятель. Я разыскиваю этого человека. К какому племени он присоединился?
– Енисейские пахтары. В предгорьях хребта Семёнова. Около слияния Енисея и – чёрт, забыл, как называется – речки, которая стекает с холмов. Там ещё камень размером с дом рядом с причалом.
– А, понятно, – сказал Ли. – Теперь помню. Я пролетал там. Так ты говоришь, Грамману просверлили череп? Почему это?
– Он был шаманом, – сказал старый охотник за тюленями. – Думаю, племя считало его шаманом ещё до того, как они приняли его. Это сверление – это что-то. Продолжается две ночи и день. Они используют лук, как и для зажигания огня.
– Ну, это объясняет, почему его люди его слушались, – сказал Сэм Кансино. – Самая грубая шайка проходимцев из всех, что я видел, но они бегали туда-сюда, выполняя его приказы, как боязливые детишки. Я-то думал, это его ругань заставляла их так бегать. Если они думали, что он шаман, это всё объясняет. Но знаешь, этот парень любопытный, как никто. Если вцепится, то уже не отпускает. Заставил меня рассказать ему всё, что я знал про здешние земли, и про привычки рысей и лис. А ведь он был чуть ли не в агонии из-за этого дурацкого капкана: нога разрезана до кости, а он записывал результаты применения этого кровомха, замерял температуру, наблюдал, как появляется шрам, записывал каждую чёртову мелочь... Странный человек. Какая-то ведьма хотела сделать его своим любовником, но он отказал ей.
– Серьёзно? – спросил Ли, вспомнив красоту Серафины Пеккалы.
– Не стоило ему это делать, – сказал охотник на тюленей. – Ведьма предлагает тебе свою любовь, ты должен принять её. Если откажешься, сам виноват, если начинаются проблемы. Это как если бы тебе предложили выбор: благословление или проклятье. Единственное, что ты не можешь сделать, так это не выбрать ни того, ни другого.
– Возможно, у него была причина, – сказал Ли. – И если у него были мозги, то, наверное, весьма серьёзная причина.
– Он был слишком самоуверенный, – сказал Сэм Кансино.
– Может, верен другой женщине, – сказал Ли. – Я ещё кое-что про него слышал: говорят, что он знает, где можно найти какой-то волшебный предмет, понятия не имею, что за штука, но она защищает любого, кто владеет ею. Вы эту историю не слышали?
– Да, я слышал про это, – сказал охотник за тюленями. – Он сам не владел им, но он знал, где он находится. Один человек пытался заставить его расколоться, но Грамман убил его.
– А вот его демон, – сказал Сэм Кансино, – была очень любопытной. Она была орлицей, чёрной орлицей с белой головой и грудью, никогда таких не видел, не знаю даже, как такие называются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39