Корнелия, спокойная и ни на что особенное не претендующая, тем не менее сохранила достоинство гораздо лучше своих друзей или даже титулованных особ, в обществе которых находилась.
Но даже она не подрозревала, что все окружающее ее – подделка. Как и сама миссис Гирдвуд, она не считала, что мистер Свинтон – это всего лишь мистер Свинтон, что графиня – его жена, что граф – самозванец, как и сам Свинтон, играющий свою роль, и что достопочтенная Джеральдина – знакомая мистера Свинтона, как и он, хорошо известная в кругах Сент Джонз Вуда под гораздо менее аристократическим прозвищем «Кейт барышница». Принадлежа к сообществу «прекрасных наездниц», почетное прозвище она получила за свое искусство избавляться от порастратившихся племенных жеребцов.
Не понимая, какая игра разворачивается вокруг нее, не зная игроков, миссис Гирдвуд провела вечер в состоянии, близком к восторгу. Мистер Свинтон, не отходивший от нее, изо всех сил старался отдать долг гостеприимства; и вполне в этом преуспел.
Если у нее и были какие-то сомнения в его честности, то они совершенно развеялись во время инцидента, происшедшего в ходе вечера.
Поскольку этот эпизод прервал веселье, нам придется объяснить его.
В гостиной пили чай и кофе, которые подавали слуги, нанятые по такому случаю в модной кондитерской; в это время раздался звонок: звонил человек, явно привыкший к этой двери.
– Я узнаю этот звонок, – сказал Свинтон достаточно громко, чтобы гости его услышали. – Готов биться об заклад, что это лоуд…
– Лорд!..
Имя принадлежало известному вельможе и еще более известному государственному деятелю! Сообщение Свинтона вызвало волнение у всего общества – незнакомцы выглядели недоверчиво.
Но у них не было времени расспрашивать: в комнату вошел слуга и что-то сказал шепотом.
– Это его светлость? – спросил хозяин настолько громко, чтобы голос его достиг слуха миссис Гирдвуд. – Пуоводите его в пейеднюю гостиную. Я буду чейез несколько секунд. Леди и джентльмены! – продолжал он, поворачиваясь к гостям. – Пуошу пуостить меня, я совсем ненадолго. У меня посетитель, котоуому нельзя отказывать.
Его, конечно, простили; и он на некоторое время вышел.
Конечно, гостям было любопытно узнать, кто этот гость, «которому нельзя отказывать». Когда Свинтон вернулся, они стали его расспрашивать; особенно усердствовала «графиня».
– Что ж, леди и джентльмены, – сказал любезный хозяин, – если вы настаиваете и хотите узнать, кто нанес мне этот несвоевйеменный визит, я удовлетвойю ваше любопытство. Я был пуав в своем пйедположении. Это был лоуд… Его милость заглянул ко мне по важному госудауственному делу.
– О! Так это был лорд!… – воскликнула достопочтенная Джеральдина. – Почему вы не пригласили его к нам? Он очень милый человек, насколько мне известно; я уверена, он с удовольствием присоединился бы к нам. Мистер Свинтон! Я сержусь на вас!
– Ну, мисс Коутни, пуошу пуощения. Я не подумал об этом. Мне бы тоже это доставило удовольствие.
– Он, наверно, уже ушел?
– Да. Ушел суазу, как только понял, что у меня гости.
И это было правдой – все было правдой. Вельможа действительно побывал в передней гостиной и ушел, узнав, что наверху гости.
Ушел он с чувством разочарования, почти раздражения; хотя вовсе не государственному делу обязана была вилла его посещению.
Как ни бесцелен оказался для него этот визит, он принес большую пользу мистеру Свинтону.
– Человек, который в полночь принимает у себя лорда, и к тому же известного государственного деятеля, должен сам быть лордом или кем-нибудь !
Так рассуждала вдова розничного торговца, укладываясь спать на роскошной постели в отеле Кларендон.
Одновременно у ее дочери появилась аналогичная мысль.

Глава LX
Прощальный подарок

При расставании сэра Джорджа Вернона с его кажущимся неблагодарным гостем не произошло никакой «сцены».
Не было и бурного разговора, когда они стояли лицом к лицу под гималайским кедром.
Дочь сэра Джорджа ушла, ее юное сердце разрывалось от боли; Мейнард, глубоко униженный, не делал попыток оправдаться.
Если бы под деревом было светло, сэр Джордж увидел бы лицо человека, выражающее покорность.
Несколько секунд царила глубокая болезненная тишина.
Ее нарушил баронет.
– После случившегося, сэр, я надеюсь, мне нет надобности указывать вам, что вы должны сделать? Есть только один выход.
– Я знаю это, сэр Джордж.
– Нет и необходимости говорить, что я хочу избежать скандала.
Мейнард ничего не ответил; он кивнул, хотя понимал, что его жест согласия не будет увиден.
– Можете уехать, когда вам будет угодно, сэр,но через десять минут мой экипаж будет готов отвезти вас и ваш багаж на станцию.
Ужасно, когда с тобой так обращаются, и если бы не скандал, о котором упомянул сэр Джордж, Мейнард отказался бы от предложенной услуги.
Но он чувствовал, что перед ним дилемма. Станция в четырех милях отсюда.
Там можно снять наемный экипаж, но для этого кого-то нужно за ним отправить. Он окажется в долгу у хозяина. К тому же он в костюме для танцев и не может незаметно уйти пешком. И все равно кого-то придется посылать за багажом.
Остается только принять предложение, другого выхода нет.
Мейнард так и поступил, сказав:
– Через десять минут, сэр Джордж, я буду готов. Не приношу извинений за случившееся. Надеюсь только, что со временем вы не так строго будете судить о моем поведении.
– Маловероятно, – сухо ответил баронет, и с этим словом они расстались: сэр Джордж вернулся к гостям в гостиную, а Мейнард отправился в свою комнату за вещами.
Упаковка чемодана заняла меньше пяти минут. Переодеваться не было необходимости. Сюртук поверх костюма – этого вполне достаточно.
По звонку появился слуга; подхватив чемодан, он отнес его вниз – конечно, удивившись, почему джентльмен уезжает так поздно и в такой необычный час, как раз когда веселье в гостиной достигло максимума, а на столах уже ждет великолепный ужин.
Мейнард в последний раз осмотрел комнату, чтобы убедиться, что ничего не забыл, и уже собирался отправиться вслед за слугой с чемоданом, когда на верхней площадке лестницы ему преградили дорогу. Тоже слуга, но другого пола и цвета кожи.
Это была Сабина.
– Тише! Масса Мейнард, – сказала она, прижимая палец к губам, чтобы призвать к тишине. – Я хочу сказать вам то, что вам понравится.
– Что именно? – машинально спросил Мейнард.
– Что мисси Бланш вас любит – всем своим юным сердцем. Она так сказала Сэбби – вчера – и сегодня, говорила больше десяти раз. Вам не нужно отчаиваться.
– Это все, что ты хотела сказать? – спросил он, хотя и не резко.
Было бы странно, если бы эти слова не доставили ему радость, несмотря на то, что в них содержалось очень мало информации.
– Да, все, что Сэбби должна сказать; но не все, что она должна сделать.
– А что ты должна сделать? – встревоженно спросил Мейнард.
– Отдать вот это, – ответила мулатка и с ловкостью, свойственной ее народу и полу, сунула что-то в карман его сюртука.
Снаружи послышался скрип колес кареты на гравии.
Без опасности быть замеченным уезжающий гость не мог больше оставаться в таком обществе; вложив в руку Сабины полсоверена, он молча спустился по лестнице и так же молча сел в карету.
Слуга, принесший чемодан, захлопнул дверцу кареты, продолжая про себя дивиться такому несвоевременному отъезду.
– Неплохой джентльмен, – рассуждал он, подходя к лампе в прихожей и разглядывая полсоверена, которые были сунуты ему в руку.
А пока он делал это, джентльмен, о котором идет речь, тоже занимался разглядыванием, гораздо более интересным. Не успел экипаж выехать из парка – он еще двигался по извилистой подъездной дороге, – как его пассажир сунул руку в карман сюртука и извлек оттуда листок бумаги.
Маленький листок, оторванный от корешка блокнота. И надпись карандашом – всего несколько слов, написанных в спешке.
Свет восковых свеч позволял легко читать; с сердцем, сжимающимся от радости, Мейнард прочел:
«Папа очень рассердился; я знаю, что он никогда не разрешит мне снова с вами увидеться. Мне печально думать, что мы никогда больше не встретимся и что вы меня забудете. Я вас никогда не забуду – никогда!»
– А я вас, Бланш Вернон, – подумал Мейнард, складывая листок и снова пряча его в карман.
Не доезжая до станции, он снова его извлек и перечел; и снова прочел при свете подвешенной лампы, сидя в одиноком купе ночного поезда по пути в столицу.
Потом сложил листок аккуратней, положил в свой бумажник для карточек и сунул в нагрудный карман, поближе к сердцу; это было не первое полученное им любовное послание, но самое дорогое!

Глава LXI
Информатор

Исчезновение одного из шести десятков гостей могло пройти незамеченным; а если и было замечено, не нуждалось в объяснении – в английском «лучшем обществе».
Этим большой прием отличается от тихих обедов в деревенском доме.
Истинная вежливость давно избавила от необходимости продолжительных прощаний, с неловкими поклонами и рукопожатиями. Достаточно попрощаться с хозяином – а еще лучше с хозяйкой – и поклониться всем встречным на пути из гостиной.
Таково было правило, которого придерживались и под крышей сэра Джорджа Вернона; и внезапный отъезд капитана Мейнарда не вызвал бы никаких комментариев, если бы не одно-два необычных обстоятельства, его сопровождавших.
Он был чужим для общества сэра Джорджа – с необычным романтическим прошлым; а литературные лавры, недавно приобретенные и еще свежие на лбу, привлекали к нему повышенное внимание этого круга представителей высшего общества.
Но особенно странным казался способ его отъезда. Его видели танцующим с дочерью сэра Джорджа, потом он вместе с нею через оранжерею вышел в парк. И не вернулся.
Некоторые из танцующих, тоже вышедшие прохладиться, видели, как вынесли его чемодан; а звуки колес кареты свидетельствовали, что он уехал насовсем!
Ничего необычного в этом все же не было. Должно быть, он попрощался с хозяином снаружи – попрощался в соответствии с приличиями.
Однако этого никто не видел; и поскольку Мейнард несколько дней прожил в доме, его отъезд выглядел слегка бесцеремонно. И уж во всяком случае произошел он в необычное время.
Возможно, и на это не обратили бы внимания, если бы не еще одно обстоятельство: после его отъезда дочь баронета больше не появилась среди танцующих.
Ее не видели после вальса, во время которого их с партнером так внимательно разглядывали.
Конечно, она еще очень молода. От танца у нее могла закружиться голова, и она ушла немного отдохнуть.
Так думали те, кто обратил на это внимание.
Но таких было немного. Чаровницы с широких юбках больше думали о себе; старые девы спокойно играли в вист в другом помещении; и отсутствие Бланш Вернон никак не отразилось на общем веселье.
Но было замечено состояние ее отца, его задумчивость. Многие гости заметили, что весь остаток вечера сэр Джордж вел себя странно; его задумчивость бросалась в глаза. Даже блестящее воспитание не помогло ему скрыть впечатление от нанесенного удара!
Несмотря на все его усилия скрыть свое состояние, люди, близко знавшие его, поняли, что что-то случилось.
В результате ночное веселье кончилось раньше обычного; во всяком случае раньше, чем ожидали замерзшие кучера карет.
Соответственно и гости, остановившиеся в доме, раньше разошлись по своим комнатам.
Но сэр Джордж пошел не в спальню, а в библиотеку.
Он был не один. Его сопровождал Фрэнк Скадамор.
Он поступил так по просьбе дяди после того, как остальные пожелали спокойной ночи.
Тема разговора дяди и племянника станет ясна из нижеследующего.
– Фрэнк, – начал баронет, – я хочу, чтобы ты был со мной откровенен.
Произнес он это без желания поиграть словами (Слово «Фрэнк» по-английски означает «откровенный». – Прим. перев.): не такое у него было настроение.
– Относительно чего, дядя? – спросил Скадамор, выглядя слегка удивленным.
– Относительно того, что ты видел между Бланш и этим…человеком.
Слово «человек» было произнесено презрительно, почти с шипением.
– Что я видел?
– Да, что видел и слышал.
– Я рассказал вам, что видел и слышал. Вплоть до событий сегодняшнего вечера – час назад.
– Час назад? Ты имеешь в виду свидание под деревом?
– Нет, дядя, не это. Я видел кое-что еще.
– Но ведь капитан Мейнард сразу уехал!
– Да. Но прихватил с собой кое-что, чего ему не следовало брать.
– Прихватил с собой! О чем ты, племянник?
– Ваш почетный гость унес листок бумаги, на котором что-то написано.
– Кем написано?
– Моей кузиной Бланш.
– Когда и где?
– Ну, вероятно, когда он собирался. Полагаю, что Бланш написала это у себя в комнате. Она ведь ушла туда – вы видели.
Сэр Джордж выслушал это сообщение со всем хладнокровием, на какое был способен. Тем не менее мышцы на его лице дергались, щеки побледнели, чего не мог не заметить племянник.
– Продолжай, Фрэнк, – сказал сэр Джордж неуверенным голосом, – продолжай и рассказывай все. Откуда тебе это известно?
– По чистой случайности, – отвечал добровольный информатор. – Я вышел из гостиной, отдыхая между танцами. Как раз в это время капитан Мейнард уходил. С того места, где я стоял, видна была верхняя площадка лестницы. Он там разговаривал с Сабиной и, как мне показалось, очень конфиденциально. Я видел, как он что-то вложил ей в руку – монету, вероятно, – сразу после того как она сунула ему листок в карман. Я видел, что это листок бумаги, сложенный, как записка.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно уверен, дядя. Я тогда не сомневался в увиденном и сказал себе: «Эту записку написала моя кузина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45