– Знаю, полковник.
– Вы готовы дать показания?
– Готов. Присутствовало несколько десятков человек. Вы слышите, что он говорит сейчас?
– Верно, верно! – согласился председательствующий. – Приведите его! То, что он иностранец, его не спасет. Не время разбираться в национальностях. Англичанин он или американец, такой язык должен замолчать. Друзья! – негромко обратился он к членам суда. – Этот офицер свидетель, вы поняли? Мы должны судить преступника, и так как обвинения Вирока серьезны, заставить замолчать. Все поняли?
Ответило ему мрачное молчание: все понимали, что это лишь пародия на суд. Все эти офицеры были специально отобраны, особенно председательствующий, известный полковник Гардо.
Мейнарду в камере из этого почти ничего не было слышно. На улицах продолжалось смятение. Слышались ружейный выстрелы и орудийные залпы. Во двор постоянно приводили новых пленников под топот солдат и звяканье оружия. Повсюду был шум.
Тем не менее несколько слов, которые он разобрал, показались ему зловещими. Он видел негодяя Вирока и знал, что рядом с таким человеком ему грозит опасность.
Тем не менее он не ожидал сурового наказания, тем более смертного приговора. Полагал, что его продержат в тюрьме, пока мятеж не кончится. Затем его допросят и за тот поступок, что он совершил, военные могут его лишь оправдать. Его сердило только невежливое обращение и необходимость ждать. Он не знал ни сути мятежа, ни его планов.
Как честный солдат, он не мог представить себе характер этих франко-алжирских негодяев, в чьих руках он оказался.
Убийство второго пленника его поразило – он не мог назвать это по-другому. Тем не менее тот имел какое-то отношение к происходящему. А он иностранец и не отвечает за политические события в стране. Ему следует обратиться за защитой к собственному флагу.
Ему не приходило в голову, что во время революции безжалостные палачи не уважают никакой флаг.
Но размышлять над всем эти ему не дали времени. Он по-прежнему горел негодованием по поводу ужасной трагедии, которая только что завершилась; в это время раскрылась дверь и его вытащили на суд.
– Ваше имя? – высокомерно спросил председательствующий.
Мейнард ответил.
– Из какой страны?
– Я ирландец – британский подданный, если предпочитаете так.
– Это не имеет значения, мсье! Все здесь равны, особенно в такое время. Мы не делаем различий среди подстрекателей к бунту. В чем вы его обвиняете, лейтенант Вирок?
С лживыми измышлениями, от которых покраснела бы даже проститутка, офицер зуавов рассказал свою историю.
Мейнард был почти поражен такой изобретательной ложью. Он даже не стал с нею спорить.
– Какой в этом прок, господа? – обратился он к членам суда. – Я не признаю вашего права судить меня, тем более военно-полевым судом. Предлагаю вам завершить дело. Требую обращения к посольству моей страны!
– У нас нет времени на обращение в посольство, мсье. Признаете вы наше право или нет – как вам будет угодно. А мы осуществим свое право на суд. В том числе и над вами.
Подлец даже позволял себе насмешки.
– Господа, – продолжал он, обращаясь к членам суда, – вы слышали обвинение. Виновен обвиняемый или нет?
Первым отвечал лейтенант с неприятной внешностью, самый младший член суда. Понимая, чего от него ждут, он заявил:
– Виновен!
Ужасное слово по кругу обошло барабан, никто не проявил несогласия, а затем последовала еще более страшная фраза, произнесенная председательствующим:
– Приговаривается в смерти!
Мейнард вздрогнул, словно в него выстрелили. В который раз спросил он самого себя:
– Может быть, все это мне снится?
Но нет, слишком реален окровавленный труп другого пленника, лежащий в углу двора. Слишком серьезны мрачные лица окружающих. Чуть в стороне стоит взвод, приводящий приговор в исполнение и готовый выполнить очередной приказ.
Все вокруг него свидетельствует, что это не сон, не розыгрыш, а ужасная реальность!
Неудивительно, что он пришел в ужас. Неудивительно, что в который раз вспомнил слова : «Я приду к вам! Приду!» Неудивительно, что с тревогой посмотрел в сторону входа.
Но та, которая произнесла эти слова, не пришла. И даже если бы пришла, что она смогла бы сделать? Девочка, невинный ребенок, как ее вмешательство могло подействовать на этих безжалостных людей, которые намерены были совершить казнь?
Она не может знать, куда его увели. На заполненных народом тревожных улицах она, должно быть, потеряла его из виду, а на ее вопросы ответят слишком поздно!
Он не надеялся на ее приход. И на то, что еще раз увидит ее по эту сторону могилы.
Мысль эта причинила ему боль. И заставила обратиться против судьи и обвинителя, дать выход тому, что бушевало у него в груди.
Речи его встречали только смех и издевательства.
Но вскоре на него перестали обращать внимание. Привели новых пленников – свежих жертв, подобно ему самому, обреченных на смерть у барабана!
Суд больше им не занимался.
Он был предоставлен Вироку, командовавшему палачами в мундирах
Двое из них заставили Мейнарда встать к стене, возле трупа республиканца..
Он был в наручниках и не мог сопротивляться. Никто не может ему помочь.
Солдаты стояли, ожидая команды «Огонь!»
Через мгновение лейтенант зуавов отдаст эту команду.
Но судьба решила иначе. Прежде чем была отдана команда, раскрылись ворота, впустив человека, чье присутствие вызвало неожиданную остановку казни.
Торопливо пройдя по двору, этот человек остановился между солдатами и жертвой, в то же время доставая из-под пальто флаг и накрывая им приговоренного.
Даже пьяные зуавы не решились стрелять в этот флаг. Это был королевский штандарт Англии!
Но пленника ожидала двойная защита. Почти в то же мгновение во двор вбежал еще один человек и расправил перед глазами разочарованных палачей еще один флаг!
Этот флаг требовал такого же уважения – звездно-полосатый флаг, символ единственной подлинной республики на земле.
Мейнард служил под обоими флагами и на мгновение почувствовал, что его привязанность распространяется на них обоих.
Он не знал, кому обязан появлением второго флага; но когда вспоминал, кто послал первый – ибо держал его сам сэр Джордж Вернон, – сердце его дрожало от радости, которую не могло бы принести даже столь своевременное спасение от смерти!

Глава XXXIX
Снова в Вестбурне

Мистер Свинтон снова в столице Англии и сидит в своей комнате.
Эта та же самая «меблированная квартира», с тем же самым плетеным стулом, которым он ударил свою злополучную жену.
Она тоже здесь, хотя не сидит на стуле.
Лежа на диване,не жестких твердых подушках, она читате роман де Кока в переводе. Фэн не владеет французским, хотя искусна во многих достижениях, благодаря которым французы приобрели такую известность.
Время после завтрака, но тарелки и чашки все еще на столе.
Обычный чайник из белого металла, полбуханки хлеба, голова и хвост селедки на синей тарелке свидетельствуют о том, что завтрак не был эпикурейским.
Свинтон курит трубку из корня шиповника. Он предпочел бы сигару, но это не позволяют ему средства.
Никогда в жизни не опускался он так низко. Последний шиллинг он потратил на преследование Гирдвудов, на то, чтобы быть в их обществе в Париже, откуда они, как и он сам, вернулись в Лондон.
И однако успех не только увенчал его план, но казался таким же далеким, как раньше. Вдова галантерейщика, несмотря на свою страсть к титулам, происходила из страны, жители которой вошли в пословицу своей проницательностью. Как обнаружил мистер Свинтон во время беседы, которая состоялась у них накануне отъезда из Парижа, миссис Гирдвуд была весьма благоразумна и осторожна.
Разговор был очень серьезный и сводился к тому, что он предложил ей себя в качестве зятя. Свинтон предпочел поговорить сначала с матерью, прежде чем делать предложение самой молодой леди.
Но это предложение не было сделано, и миссис Гирдвуд объяснила, в чем причины.
Причины эти казались несерьезными и оставляли Свинтону надежду.
Истинная причина не была ему сообщена. А состояла она в том, что американская мать усомнилась в титуле Свинтона. В конце концов он, возможно, совсем не лорд. И это вопреки тому, что Свинтон отлично играл свою роль: бывший гвардеец немало потерся среди лордов и смог это сделать.
Он очень ей нравился – Свинтон постоянно ей льстил, чтобы добиться этого, – и она использовала все средства, чтобы и дочери он понравился. Но она твердо решила, что прежде чем дело зайдет дальше, ей следует больше узнать о его семье. Что-то было странное в том, что он продолжает путешествовать инкогнито. Прчины, которые он называл, перестали ее удовлетворять. В этом отношении она должна быть совершенно уверена. И самое подходящее место для расспросов – Англия. Поэтому она и переместилась туда вместе с девушками и служанкой. Как и раньше, поселились они в аристократическом Кларендоне.
Свинтон последовал за ними, задержавшись всего на день.
Если бы он остался в Париже, ему пришлось бы закладывать самого себя. У него едва хватило денег, чтобы заплатить за отель, в котором он остановился, купить билет на пароход из Булони и на «бас» от Лондонского моста до квартиры в Вестбурне, в которой он застал Фэн. Она была ни на шиллинг не богаче его самого. Отсюда селедка на завтрак, съеденная на следующий день после его возвращения.
Настроение у него было такое же плохое, как состояние кошелька. Хотя миссис Гирдвуд не указала истинной причины, почему он должен отложить предложение ее дочери, Свинтон о ней догадывался. Он был почти уверен, что вдова явилась в Англию, чтобы разузнать о нем.
А каков будет результат? Разоблачение! Как может быть иначе? Имя его известно в определенных кругах Лондона. Известен и его характер. Если она до всего этого доберется, брак станет невозможен.
Он уже достаточно хорошо представлял себе проницательность этой женщины, чтобы понимать: она никогда не допустит, чтобы он стал ее зятем, пока не убедится в наличии у него титула: только титул в ее глазах сделает его приемлемым.
Хотя игра еще не кончена, у него на руках остаются плохие карты. Тем более необходима сейчас искусная игра.
Каким должен быть его следующий ход?
Именно об этом он думал, куря трубку.
– Никто не приходил, пока меня не было? – спросил он у жены, не поворачиваясь к ней.
Если бы повернулся, заметил бы, что она слегка вздрогнула, услышав его вопрос. Фэн неуверенно ответила:
– О! Нет… да… теперь я, кажется, вспомнила. Был посетитель – один.
– Кто?
– Сэр Роберт Котрелл. Помнишь нашу встречу в Брайтоне?
– Конечно, помню. Нелегко забыть имя этого щенка. Зачем он приходил?
– Хотел увидеться с тобой.
– Правда? Откуда он узнал, где мы живем?
– А, это! Я встретила его как-то, проходя по Кенсингтон Гарден, у начала Лонг Уок. Он спросил меня, где мы остановились. Вначале я не собиралась ему говорить. Но он сказал, что ему очень нужно увидеть тебя; поэтому я дала ему наш адрес.
– Меня не было дома!
– Я ему сказала это; но сказала, что жду тебя со дня на день. Он пришел спросить, не вернулся ли ты.
– Правда? Интересно, какое ему дело до моего возвращения? Ты встретилась с ним на Лонг Уок? Вероятно, каждый день ходила на Роу?
– Нет, Ричард. Я была там только два или три раза. Ты не должен меня винить за это. Хотела бы я знать, кто согласится вечно оставаться в этой жалкой квартире, со сварливой хозяйкой, которая всюду сует нос, словно хочет убедиться, что я не уношу содержимое наших чемоданов. Небо видит, какая это жалкая жизнь, как она мне надоела!
Посмотрев на бедную остановку квартиры, на голову и хвост селедки на столе, на другие остатки убогого завтрака, Свинтон не мог не почувствовать правды слов жены.
Да и тон их подействовал на него. Больше это не было властное противоречие, к которому он привык за первые двенадцать месяцев своего брака. Оно кончилось в тот день, когда ножка стула пришла в соприкосновение с головой его любимой жены, вызвав легкий кровоподтек на виске – как пятно на безупречном мраморе статуи. С этого времени его супруга превратилась в совершенно другую женщину – по крайней мере в отношении к нему. У них и раньше было много ссор и обменов упреками, но вперые он обратился к насилию. И это произвело на нее впечатление. Она знала, что он трус, однако он доказал, что достаточно храбр, чтобы ударить ее. С этого момента она стала его бояться. Отсюда ее дрожь, когда она отвечала на вопросы о посетителе.
Было время, когда Франс Уайлдер не дрожала бы от такого вопроса и не запиналась бы, отвечая.
Она начала снова и снова проявлять признаки замешательства, но в это время снаружи послышались шаги и кто-то постучал в входную дверь.
Не сильный стук почтальона, а постукивание джентльмена или леди; судя по мягкому звуку, скорее леди.
– Кто бы это мог быть? – спросил Свинтон, извлекая трубку из зубов. – Надеюсь, не к нам.
В Лондоне мистер Свинтон не любил неожиданных посетителей. Слишком многих он одурачил, чтобы радоваться звонку в дверь или стуку дверного молотка.
– К нам не может быть, – насмешливо ответила его жена. – Некому к нам приходить; разве что кто-нибудь из твоих старых друзей узнал о твоем возвращении. Ты никого не встречал, возвращаясь?
– Нет, меня никто не видел, – мрачно ответил муж.
– Наверху живет семья – в квартире с гостиной. Наверно, к ним или к хозяевам.
Этому предположению противоречил диалог, который донесся из коридора. Кто-то спросил:
– Миссис Свинтон дома?
Вопрос был задан мужским голосом.
– Да, сэр, – ответила ирландка привратница, открывшая дверь.
– Передайте ей мою карточку; и спросите леди, могу ли я увидеть ее.
– Клянусь Юпитером! Это Котрелл! – прошептал экс-гвардеец, узнав голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45