– Если вы его любите, будете ему верны. Конечно, вы выйдете за него замуж.
– Что! За такого мальчика! Выйти замуж за кузена Фрэнка! О, нет! Я выйду замуж за мужчину!
– Ясно, что вы его не любите. Тогда это кто-то другой?
– Ты сказала, что сама была влюблена, Сэбби? – спросила молодая хозяйка, не отвечая на последнее замечание служанки.
– Да, сказала, мисса. Сэбби влюблялась два раза.
– Два раза? Это странно!
– Не на островах Вест-Индии.
– Ну, забудем о втором разе. Если когда-нибудь влюблюсь вторично, сама узнаю. Расскажи мне , Сэбби, что ты чувствовала в первый раз. Наверно, у вас, цветных, все так же, как у нас, белых?
– То же самое, только у креолов сильнее.
– Сильнее? Что сильнее?
– Креолы любят сильнее – больше огня в страсти. Я чувствовала себя так, словно готова была съесть того парня.
– Какого парня?
– Первого. Из-за второго я не так сходила с ума. Тогда я была гораздо старше.
– Но ты не была замужем, Сэбби?
– Нет.
На лицо Сабины упала тень, когда она делала это признание.
– А почему вы меня об этом спрашиваете, мисси Бланш?Не нужно пока думать о любви и замужестве.
– Я не думаю об этом, Сэбби. Я только боюсь, что влюбилась. Мне кажется, это так.
– Боже! Если вы влюбились, вы должны знать!
– Нет. Поэтому я и спрашиваю тебя, как это было в первый раз.
– Ну, я сказала, что готова была съесть этого парня.
– О! Но это нелепо! Ты, должно быть, шутишь, Сэбби? Я уверена, что ничего подобного не чувствую.
– А что вы чувствуете, мисса?
– Ну, мне хочется, чтобы он всегда был со мной и больше никого не было. И я хочу, чтобы он все время разговаривал со мной, а я бы слушала и смотрела на него; особенно ему в глаза. У него такие красивые глаза. И они так красиво выглядели, когла мы встретились в лесу! Мы были одни. В первый раз. Насколько это приятней, чем когда вокруг много народа! Я хотела бы, чтобы все гости папы уехали и остался только он. Тогда мы всегда могли бы быть одни.
– О ком вы это говорите, мисса? О массе Скадаморе?
– Нет, нет! Не о Фрэнке. Он должен уехать вместе со всеми. Я не хочу, чтобы он оставался.
– Тогда кто же?
– О, Сэбби, разве ты не знаешь? Ты должна знать.
– У Сэбби есть подозрения. Может, это тот джентльмен, что привел миссу домой со вчерашней охоты?
– Да, это он. Я не боюсь сказать тебе об этом, Сэбби.
– Но больше никому не говорите. Если узнает ваш отец, он очень рассердится.
– Но почему? Что в этом плохого?
– Почему! Может, со временем узнаете. Вы должны полюбить вашего кузена Скадамора.
– Это невозможно. Он мне не нравится.
– А тот, другой, нравится?
– Несомненно. Я ничего не могу с собой сделать. Как я могу?
Креолка не очень удивилась. Она принадлежала к женщинам, которые умеют разглядеть и оценить истинные достоинства мужчины; несмотря на первоначальную легкую антипатию, она подумала, что капитан-«публиканец» ей тоже нравится. Именно о нем они говорили.
– Но, мисса, скажите мне правду. Вы думаете, что вы ему нравитесь?
– Не знаю. Я много отдала бы, чтобы так было.
– Что бы вы отдали?
– Весь мир – если бы он у меня был. О, дорогая Сэбби! А ты думаешь, я ему нравлюсь?
– Что ж, Сэбби считает, что вы ему не неприятны.
– Неприятна? Нет, нет. Это не так!
– Конечно, нет, – подумала креолка, которая умела разбираться и в достоинствах женщин.
– Как может быть иначе? – думала она, глядя на свою молодую хозяйку взглядом, который способен все разглядеть в женщине.
– Ну, мисси Бланш, – сказала она наконец, не делясь своими мыслями, хотите вы или нет, Сэбби даст вам совет. Никому не говорите, что он вам нравится. Это не понравится вашему отцу. Могут быть неприятности, большие неприятности. Держите это при себе, глубоко в груди. Не бойтесь: Сэбби вас не предаст. Нет, мисси Бланш, она считает вас хорошей девочкой.
– Спасибо, дорогая Сэбби. Я знаю, что могу верить тебе. Я знаю это.
– Звонят к обеду. Вы должны идти в гостиную и постараться, чтобы не рассердился ваш кузен. Я имею в виду массу Скадамора. Очень нехороший молодой человек. У него характер дьявола и хитрость змеи. Если он что-нибудь заподозрит о вас и капитане Мейнарде, сразу пойдет к вашему отцу. И тогда будут большие неприятности. Так что, мисси Бланш, молчите обо всем, пока не придет время признаться.
Бланш, уже одетая для обеда, спустилась в гостиную, но вначале пообещала слушаться советов своей креольской наперсницы.

Глава XLVIII
Обед

Обед был самым многолюдным из всех, какие давал сэр Джордж. Как известно, сегодня исполнялось пятнадцать лет Бланш, его единственному ребенку.
Гости, которые рассаживались за столом, были тщательно подобраны. Вдобавок к тем, кто остановился в Холле, были и другие, специально приглашенные по такому случаю, – конечно, это были первые семейства графства, жившие на расстоянии, позволяющем приехать на обед.
Всего собралось свыше двадцати человек, среди них несколько известных своими титулами, а еще вдвое больше ожидались потом. За обедом должны были последовать танцы.
Когда Мейнард, переодевшись,, спустился в гостиную, он обнаружил, что она заполнена. Стайки прекрасных женщин сидели на диванах посреди удивительного изобилия своих юбок и еще более удивительного недостатка корсетов и рукавов.
Среди них рассеяны были джентльмены, все в черном – только высокие крахмальные воротнички были белые; их одноцветная одежда резко контрастировала с богатыми шелками и сатинами, шуршавшими вокруг них.
Войдя в комнату, Мейнард вскоре почувствовал себя в центре внимания; все: и мужчины и женщины – смотрели на него.
Это были не просто любопытные взгляды, которые бросают на незнакомого гостя. Когда дворецкий громогласно произнес его имя, сопроводив его военным званием, словно дрожь пробежала по собравшимся. Знатный гость с рыжими усами, забыв о своем всегдашнем высокомерии, сразу повернулся к нему; старые девы и герцогини извлекли очки в золотой оправе и разглядывали его с интересом, обычно не свойственным этим благородным дамам; в то время как их дочери бросали еще более заинтересованные взгляды.
Мейнард не знал, что обо всем этом думать. Впрочем, незнакомец, предки которого никому не известны, он мог ожидать, что его станут разглядывать.
Но не так – ведь это общество так гордится своим хорошим воспитанием.
Он сам был слишком хорошо воспитан, чтобы быть захваченным врасплох. К тому же ему казалось, что смотрят на него по-дружески; а глаза старых дев, видные сквозь стекла очков, смотрели на него восхищенно.
Он не смутился, но удивился. Многих из присутствующих он встречал и раньше, охотился и даже обедал с ними. Почему вдруг они проявляют к нему такой интерес?
Объяснение дал хозяин, который по-дружески обратился к нему:
– Капитан Мейнард, мы вас поздравляем!
– С чем, сэр Джордж? – спросил удивленный гость.
– С литературным успехом. Мы уже слышали, сэр, о том, как вы искусно владеете оружием. Но не знали, что в равной степени вам покорно и другое не менее достойное орудие – перо.
– Вы очень любезны, но я все же не вполне понимаю.
– Поймете, когда посмотрите на это. Я полагаю, сэр, вы этого еще не видели. Это пришло только что с последней почтой.
Говоря это, сэр Джордж протянул гостю журнал. Это было модное лондонское издание.
Мейнард сразу увидел набранный крупными буквами заголовок со своим именем. Под ним помещалась рецензия на его книгу – роман, который он написал; перед его отъездом из Лондона газеты ничего не писали о романе. Журнал первым сообщил публике о появлении книги и дал ее оценку.
«Три исключительно интересных тома, написанных необычным человеком. О капитане Мейнарде можно сказать так, как написал Байрон и Бонапарте:
Спокоен даже в раскаленных глубинах ада».
Так комментировал рецензент. Рецензия его была полна похвал, которые даже казались преувеличенными; кончалась она утверждением, что «на литературном небосклоне взошла новая звезда».
Автор книги не стал до конца читать комплименты, принадлежащие щедрому перу рецензента, конечно, не относящегося к литературной клике и не знакомого ему. Он только взглянул на начальные фразы и на заключение и вернул журнал хозяину.
Было бы неправдой сказать, что он не был доволен; но столь же неверно было бы говорить, что он не удивился. Описывая некоторые происшествия своей жизни в далекой стране, наполняя это описание своими более поздними чувствами и превращая все это в роман, он не думал о том, что этот труд любви даст ему новую известность, славу, сравнимую с той, которую он заслужил как военный. До сих пор он думал только о сабле. Теперь ее предстояло отложить ради пера.
– Кушать подано! – провозгласил дворецкий, широко раскрывая двери гостиной.
Гости расселись в соответствии с карточками на столе; вновь открытый писатель обнаружил рядом с собой титулованную леди.
Леди Мэри П. молода и интересна, она дочь одно из самых известных и заслуженных пэров королевства.
Но соседу это было все равно. Он думал о более молодой и гораздо более интересующей его особе – дочери хозяина.
За несколько минут, проведенных в гостиной, он наблюдал за ней пылким взглядом.
Она едва не выхватила модный журнал из рук отца, отошла в угол, села там и явно с интересом принялась читать.
Судя по тому, как она держала журнал, Мейнард видел, какую колонку она читает; и когда свет канделябра упал на лицо девушка, он попытался разгадать ее выражение.
Он помнил, как нежно вспоминал о ней, когда писал роман. Испытывает ли она такие же чувства, когда читает рецензию?
Приятно было видеть улыбку у нее на лице, как будто ей доставляли удовольствие похвалы рецензента. А когда она кончила читать, осмотрела комнату в поисках Мейнарда и посмотрела на него с гордым довольным выражением.
Призыв на лучший в мире обед грубо прервал этот восхищенный взгляд.
Сидя во главе стола рядом с леди Мэри, Мейнард завидовал младшим гостям, которых посадили в конце, особенно молодому Скадамору, рядом с которым сидела юная прекрасная звезда, чей день рождения сегодня отмечался.
Мейнард больше не мог ее видеть. Между ними стояла огромная ваза, нагруженная плодами оранжереи. Как он ненавидел эти листья и цветы, садовника, который их вырастил, руку, которая сплела из них непроницаемую преграду!
Во время обеда он был невнимателен к своей титулованной соседке, почти невежлив.Почти не слушал ее приятные слова и отвечал невпопад. Даже шелковые юбки, призывно шуршавшие у его колена, не вдохновили его.
Леди Мэри имела все основания поверить в часто делаемое утверждение, что гении в обычной жизни не только неинтересны, но просто глупы. Несомненно, она так и подумала о Мейнарде; казалось, она облегченно вздохнула, когда обед подошел к концу и леди встали, снова направляясь в гостиную.
Мейнард едва успел отодвинуть стул соседки; он взглядом искал среди цепочки выходящих гостей Бланш Вернон.
Но взгляд, который она бросила на него, выходя из-за вазы, вполне вознаградил его за мрачное выражение лица леди Мэри.

Глава XLIX
Танец

Джентльмены ненадолго задержались за вином. Снаружи послышались звуки настраиваемых скрипок; присутствие джентльменов требовалось в гостиной, и сэр Джордж проводил их туда.
За два часа, проведенные гостями за обеденным столом, штат слуг преобразил гостиную. Ковры убрали, пол натерли воском до гладкости льда. Прибыли новые гости; все стояли группами в ожидании музыки и танцев.
Нет танцев прекрасней, чем в гостиной – особенно в гостиной английского сельского особняка. Здесь испытываешь домашний уют, неведомый большим публичным балам.
Такие танцы полны загадок – вспомним сэра Роджера де Коверли (Герой английского писателя 18 века Ричарда Стиля. – Прим. перев.) и старинные времена предполагаемой аркадийской невинности.
Танцующие все знакомы друг с другом. Если этого нет, легко добиться представления, и никто не боится новых знакомств: в этом нет никакой опасности.
В комнате не душно, можно не опасаться, что задохнешься; в соседней комнате накрыт ужин; есть вино, которое можно выпить, не боясь, что тебя отравят, – такое приложение редко встречается вблизи храмов Терпсихоры.
Мейнард, хотя и не был знаком с большинством гостей сэра Джорджа, вскоре с ними познакомился. Прибывшие позже уже прочли модный журнал или слышали о романе, который вскоре им будет послан. И нет круга, в котором гений встретил бы большее восхищение, чем среди английской аристократии – особенно если гением является представитель того же класса.
К некоторому удивлению, Мейнард обнаружил, что стал героем вечера. Он не мог не чувствовать благодарности, слушая комплименты из титулованных уст – среди них были и самые известные в стране. Всего этого было достаточно, чтобы он почувствовал удовлетворение. Он мог бы подумать, как глупо было вступать в политический конфликт и надолго расставаться с таким приятным обществом.
Казалось, перед лицом успеха в другой области его политические пристрастия забыты окружающими.
И им самим тоже; хотя он не собирался отказываться от республиканских принципов, усвоенных благодаря его вере. Его политические взгляды были делом не выбора, а убеждений. Он не смог бы изменить их, даже если бы захотел.
Но незачем совмещать эти два социальных круга; и, слушая коплименты, которые произносят красивые губы, Мейнард чувствовал себя довольным – даже счастливым.
Счастье достигло высшего пункта, когда он услышал произнесенные полушепотом слова поздравления:
– Я так рада вашему успеху!
Эти слова произнесла девушка, с которой он танцевал лансье (Старинный танец, разновидность кадрили. – Прим. перев.) и которая впервые за вечер стала его партнершей. Это была Бланш Вернон.
– Боюсь, вы мне льстите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45