– Они собираются записать, как ты расскажешь свою историю, а потом показать тебя по телевизору. Может быть, ты прославишься, и тебя пригласят на ток-шоу к Литтерману или еще к кому.
Он смотрел на нее с недоумением, как обычно, когда ей приходилось объяснять ему что-нибудь сложное.
– О господи, подожди секунду, ладно? Я лучше покажу.
Она выбежала из гостиной и помчалась по коридору в комнаты профессора Кукси. К ее удивлению, она увидела, что по офису слоняется Кевин.
– Слушай, – сказал он, – может, сходим в зоопарк? Поболтаем с Биллом Кирни. Поиграем с животными. – Когда она заколебалась, он добавил: – Мы могли бы взять с собой этого коротышку. Он наверняка никогда не бывал в зоопарке.
Дженни почувствовала благодарность.
В этом весь Кевин, подумала она. Как раз в тот момент, когда ты уже готова отказаться от него, он делает что-то по-настоящему славное.
Она обняла его и сказала:
– Конечно. Я просто должна ему кое-что показать.
С этими словами она вытащила из футляра принадлежавшую Кукси портативную видеокамеру «Панасоник» и проверила кассету и батарейку.
– Занятная штуковина, – сказал Кевин. – Ты точно знаешь, что с ней делать?
– Ну да, – ответила Дженни. – Я как-то жила в одной приемной семье, и этот малый, Хэрольд Логан, был просто помешан на программе «Самое забавное домашнее видео Америки». Бывало, заставлял ребят отмачивать фокусы, ну, типа сталкиваться на великах или падать мордой в торт – такую дурацкую фигню. Спал и видел, как отхватит главный приз в тысячу долларов, но сколько записей ни посылал, на шоу ни одна не попала. Думаю, там все забито для своих. Короче, поскольку я была самой старшей из детей, он научил меня пользоваться похожей хреновиной. Он думал, что будет забавнее, если он сам окажется в кадре. Один раз придумал идиотский сюжет с батутом. Ну, якобы дети прыгают из окна на батут, подскакивают, и все такое. Потом этот малый – здоровенный, пузатый придурок – тоже прыгает на батут, но тот не выдерживает и лопается. Он специально так подстроил, чтобы лопнул, думал, смешно будет. Козел! Да только вышло круче – батут ни хрена не лопнул, а выдержал его, он подскочил, слетел с батута и вписался физиономией прямиком в угольный гриль для барбекю. Угольки горячие были, он сосиски жарить собрался или еще какое-то дерьмо. Ну вот, а когда приложился, так не только рожу обжег, у него и волосы вспыхнули. Он, натурально, орет, руками машет, жена выбежала с кувшином лимонада и давай его поливать, да только никакого толку. Еле-еле из шланга погасили. Я все это дурацкое шоу засняла, от начала до конца.
– Он получил приз?
– Куда там, он страшно обгорел, к тому же ругался так, что это никак нельзя было показывать. Тем более что подверглись опасности дети.
– Бывает, это ведь шоу-бизнес.
– Наверное, – сказала она и отправилась с камерой в гостиную.
Кевин потащился за ней.
Дженни показала видеокамеру Мойе.
– Смотри. Она похожа на ту, что используют на телевидении, правда, я думаю, эта лучше. Так вот, я говорила, они собираются заснять тебя, чтобы твою историю можно было показать по телику.
С этими словами девушка направила камеру на Мойе. К ее огромному удивлению, он издал крик ужаса и выбежал из комнаты. Дженни в беспокойстве бросилась за ним.
– Что делать?
Кевин рассмеялся и сказал:
– Может быть, у него страх перед сценой. А что это за фигня насчет записи?
Дженни рассказала, о чем шла речь на собрании.
– Ну, это, конечно, ерунда, – равнодушно сказал он. – Так, дерьмовый пиар, и только.
– А у тебя есть более удачные идеи?
– У кого, у меня? Не, я просто рабочая пчелка. Так ты хочешь прогуляться?
– Конечно. Только верну на место эту штуку.
Когда Дженни вернулась в кабинет профессора с камерой, туда вошел Кукси и вопросительно на нее посмотрел.
– Я как раз показала Мойе, что такое видеокамера, – пояснила она. – Мы смотрели телевизор, и я сказала, что его тоже покажут по ящику, но он не понимал, и я, чтобы до него дошло, вынесла камеру. Но вот ведь какая ерунда получилась – он вдруг перепугался, будто я собралась его застрелить, и убежал. А вдруг он подумал, что это ружье?
– О, в этом я сомневаюсь. Вряд ли он знает, что такое ружье.
– Правда? Хорошо бы. И вот еще что: мы с Кевином хотим взять Мойе с нами в зоопарк. Это хорошо, а?
Памятуя о том, что за история вышла из прошлой встречи Кевина с Мойе, девушка почти ожидала отрицательного ответа, но Кукси эта идея неожиданно понравилась.
– Отличная мысль! – с улыбкой сказал он. – Уверен, это будет интересный опыт для всех.
Она нашла индейца в старом сарайчике, где он решил повесить гамак. Припав к земле, он бормотал что-то себе под нос, и в тусклом свете, пробивавшемся сквозь грязную крышу из гофрированного стекловолокна, выглядел нездоровым. Ей потребовалось некоторое время, чтобы убедить его пойти с ними и объяснить, что такое зоопарк.
Она мимически изобразила несколько типов животных – обезьяну, попугая, тигра, – в то время как индеец смотрел, не отрывая глаз. Наконец он собрал кусочки кости и перьев, которые вертел в руках, и положил их в плетеный мешочек, с которым не расставался. Она дала ему футболку с логотипом Альянса, а также уговорила надеть найденные в доме штаны-бермуды и резиновые шлепанцы. Потом они сели в «фольксваген» Кевина.
Дорога в зоопарк, находящийся в южном округе, заняла сорок минут, в течение которых Кевин, гоня на максимальной скорости, слушал запись «Металлики», в то время как Дженни разговаривала с Мойе. Индеец сидел между ними на сиденье, как послушный ребенок, глядя прямо перед собой. Похоже, он пребывал в трансе, хотя Дженни была уверена, что он понял то, что она ему говорила. Она надеялась, если она будет говорить с ним достаточно долго, он каким-то образом приобретет способность говорить по-английски. Был с ней такой случай – она проживала в доме с ребенком, который вообще не умел говорить, а она знай трещала с ним без умолку, и через некоторое время он стал выговаривать слово за словом. Дженни до сих пор помнила, как ей было приятно.
В Зоологическом обществе Флориды Руперт пользовался авторитетом, благодаря чему у них имелись бесплатные пропуска. Как только они оказались на месте, Кевин направился прямиком к служебному корпусу, чтобы узнать, где сейчас его приятель по имени Кирни, работающий в обслуге зоопарка.
– Ремонтирует какую-то трубу возле площадки общения, – сообщил Кевин, получив нужные сведения, и они пошли по дорожке в том направлении.
Стоял чудесный солнечный осенний день, по небу плыли легкие облачка, но, несмотря на это, зоопарк не был переполнен, что радовало. По дороге Дженни объясняла Мойе концепцию площадок общения.
– Там дети входят в контакт с животными. Общаются с ними. Играют, гладят.
Она погладила индейца по руке, показывая, что имеет в виду. Проходя мимо киоска, девушка купила содовой воды и сосиску и кукурузный початок. Она спросила Мойе, не хочет ли он поесть, и очень удивилась, когда он жестами отказался.
– Слушай, приятель, ты ведь вообще ничего не ешь. В чем дело, а?
Но тут Кевин увидел Кирни, стоявшего на коленях возле вделанного в тротуар коммуникационного люка.
Дженни равнодушно смотрела, как парни обмениваются приветствиями и обнимаются. Кирни, невзрачный, похожий на хорька коротышка в грязных черных пластиковых очках, со множеством пирсингов и татуировок, придававших ему сходство с дерьмовой рождественской елкой, Дженни совсем не интересовал, а когда Кевин велел ей показать индейцу зверей, пока он потолкует с другом о делах, она погрустнела. Знала Дженни их дела: наширяться или надраться. Говорить она, конечно, ничего не стала, но у нее возникло предчувствие, что в конечном счете ничего хорошего из этой поездки не выйдет – Кевин опять отмочит какую-нибудь глупость. Ее раздражение затронуло и Мойе: вечно ей приходится с кем-то возиться – то с детьми, то с животными. Теперь вот с этим тупым индейцем, с которым и поговорить-то нельзя…
Она схватила его за руку и повела через маленькие ворота в зону общения, и там, на тропке, они встретили белую козочку. Коза остановилась, уставилась на них, потом подскочила, совершив в воздухе поворот на сто восемьдесят градусов, и умчалась на максимальной скорости, прорвавшись сквозь несколько семейных групп и сшибив по дороге малыша. Стадо овец плотной кучей понеслось в самый дальний угол своего загона, где они сбились в плотную стайку и заблеяли; иногда они задирали вверх глупые морды, а потом тыкались друг дружке в бока, пряча глаза в шерсти. Кролики носились кругами и пронзительно верещали, два ослика тщетно пытались перепрыгнуть через изгородь. Служитель зоопарка, который показывал нескольким детям, как кормить теленка из бутылочки, пошатнулся, когда теленок сорвался с места и, мыча, помчался обратно к своей матери.
Дженни, естественно, занервничала, ибо что-то тут было неладно. Зверюшки все разом словно сбрендили, а там и люди начали подхватывать на руки перепуганных детишек и давать деру. Дженни увидела, как элитной породы голуби в кровь бьются о проволочную сетку. Парочка павлинов неуклюже пыталась взлететь в воздух и оседлать низкую ветку дуба, при этом самец оглашал окрестности демоническими криками.
Не сразу, но все же до Дженни дошло, что в центре этого звериного безумия находятся они с Мойе, однако, присмотревшись к индейцу, она не увидела в его глубоко посаженных глазах никакого выражения, кроме легкого беспокойства.
– Ладно, скучновато здесь, все только для малолеток. Пойдем еще куда-нибудь. О, – тут ей на глаза попалась табличка с надписью «Чудеса тропической Америки», – ты ведь оттуда родом. Пошли, это будет как поездка домой.
«Чудеса» демонстрировали в новехоньком, оборудованном по последнему слову техники павильоне с огромным телеэкраном и стереозвуком, но неожиданно, в самый разгар шоу, Мойе вдруг напрягся, вскочил с сиденья и вышел. Дженни вышла следом за ним, слегка раздосадованная, ибо шоу было, в общем-то, интересным: во всяком случае, ей больше нравилось изучать дождевой лес в павильоне с кондиционером, а не в самих душных, сырых джунглях. Однако делать было нечего. Когда они проходили мимо туалета, Дженни знаками и движениями, словно необученной собаке, дала Мойе понять, чтобы он не сходил с места до ее возвращения, но когда вернулась, его не оказалось на месте. Борясь с паникой, она устремилась мимо огромного резервуара с рыбами Амазонки, мимо террариума с ядовитыми лягушками, мимо туканов и попугаев, носух и пекари, пока наконец со вздохом облегчения не увидела его, застывшего в восхищении перед большой застекленной клеткой.
– Это ягуар, – сказала она. – Самка. Здесь написано, что ее зовут Анита.
Дженни, запинаясь, начала читать надпись на табличке, но потом поняла, что индеец ее не слушает, и потому умолкла. Просто стояла молча рядом с Мойе и смотрела.
Огромная кошка лежала на широкой деревянной полке и, видимо, спала. Вдруг ее нос дернулся, уши встали торчком, и она открыла золотистые глаза. В один миг она спрыгнула со своего лежбища, прижала нос к толстому стеклу и уставилась на Мойе. Она тяжело дышала, из открытого рта доносилось низкое громкое урчание. Мойе тоже стал издавать похожие звуки, ритмичные, монотонно повторяющиеся.
– Что ты делаешь? – спросила девушка, которой вдруг показалось, будто эти звуки забивают ей уши и застревают в голове.
Желудок скрутило, словно от страха. Она подумала, возможно, всему виной дерьмовая сосиска, и прав Руперт, когда говорил, что нельзя есть всякую покупную дрянь, в которую неизвестно чего напихано. К тому же у нее начались и какие-то нелады с глазами: свет замигал, все замельтешило – она даже подняла взгляд к потолку, чтобы посмотреть, все ли нормально с лампами. Смотреть пришлось осторожно, поскольку мигающий свет запросто мог вызвать припадок, но оказалось, что лампы тут ни при чем – все вокруг пошло мерцающей рябью, углы словно отодвинулись и скруглились, а стеклянная стенка прогнулась, будто водная поверхность под дуновением ветра. Дженни сделала глубокий вдох, только тут поняв, что стояла не дыша.
Она отчаянно заморгала, надеясь отделаться от наваждения, но оно не пропало, а странный звук, состоящий из звериного рыка и ритмичного распева Мойе, становился все тише и тише, пока не превратился во что-то вроде скрипа. Дженни огляделась по сторонам – нет ли кого-нибудь, у кого можно узнать, что происходит, – но тут свет почему-то начал тускнеть, и в конце концов все, кроме нее, Мойе и клетки, исчезло, погрузившись в серое марево.
Когда же она снова глянула на клетку, Мойе находился внутри ее, сидел на корточках. Зверь тоже сидел, его морда находилась в шести дюймах от лица Мойе. Они застыли неподвижно, обращенные к ней в профиль, словно рельефы, высеченные на стене храма в джунглях. Дженни коснулась стекла, но это было просто стекло, гладкое, слегка нагревшееся. Не удовлетворившись, девушка тихонько постучала по нему два раза костяшками пальцев, желая убедиться, что оно действительно твердое, и Мойе повернул к ней голову.
Она увидела, что его глаза уже не глубоко посажены, как раньше, и не светло-карие, а зеленовато-золотистые, с вертикальными щелками в зрачках. У нее вырвался крик, а потом все ее тело словно обдуло прохладным ветерком: она ощутила знакомый привкус чего-то, похожего на сладкий пепел. А следом накатил ужас эпилептического припадка.
Когда она пришла в себя, какая-то женщина средних лет с добрым лицом вытирала ей рот. Дженни лежала на боку, на твердом полу, что-то мягкое было подложено ей под болезненно пульсировавшую голову. Хорошо еще, что ей ничего не засунули в рот, и поскольку она только что сходила в туалет, то, по крайней мере, не обмочилась. Когда ее зрение прояснилось, она увидела Мойе, стоявшего с Кевином и копом, который разговаривал по рации со смотрителями зоопарка. Вокруг собрались зеваки, мамаши велели своим чадам отвернуться и не смотреть, а сами при этом таращились за милую душу.
Добрая женщина помогла ей подняться на ноги и спросила, не нужно ли ей чего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60