Но уже 10 октября – с учетом развития военных действий – советскому представителю было дано указание в случае внесения в Совете Безопасности резолюции с призывом к прекращению огня заявить о законности борьбы арабов за изгнание израильских оккупантов, но при голосовании воздержаться, а не голосовать против, то есть не блокировать принятие решения вне зависимости от позиции Египта и Сирии. И только в случае, если бы призыв к прекращению огня сопровождался требованием об отводе арабских войск на исходные позиции, предписывалось применить вето, изложив при этом соответствующие аргументы.
В целом усилия Советского Союза в активных контактах между Москвой и Вашингтоном с использованием и обычных дипломатических каналов, и «горячей линии», а также в ООН были направлены на то, чтобы не просто добиться прекращения огня, которое опять могло быть нарушено той или другой стороной в любой момент. Чтобы этого не случилось, по нашему мнению, необходимо было сопроводить прекращение огня быстрыми шагами для достижения общего урегулирования на Ближнем Востоке на основе ранее принятых решений ООН.
Усилия же Соединенных Штатов, как это было ясно в Москве уже тогда и как подтвердилось ставшими достоянием гласности с тех пор американскими источниками, включая мемуары Киссинджера, были направлены вначале на то, чтобы не допустить военного поражения Израиля, а затем, когда ход военных действий повернулся в пользу Израиля, выступить в роли единственного «спасителя» арабов от полного разгрома, обеспечив себе решающую роль в будущем ближневосточном урегулировании, отодвинув СССР в сторону.
При столь различных в своей основе интересах СССР и США был у них в создавшейся ситуации и общий интерес: не допустить такого развития событий, когда они сами оказались бы вовлеченными в военные действия на разных сторонах, что если и не привело бы к большой войне между ними, то, во всяком случае, нанесло бы труднопоправимый ущерб их отношениям, только начавшим улучшаться, и похоронило бы международную разрядку.
Поэтому, когда к исходу двух недель военных действий такая опасность стала достаточно реальной, для совместного поиска выхода из создавшейся ситуации в Москву по приглашению советского руководства 20 октября прибыл Киссинджер. Когда он находился уже в пути, Никсон прислал Брежневу послание, в котором подчеркивалось, что «доктор Киссинджер будет говорить как мой полностью уполномоченный представитель, и обязательства, которые он может дать в ходе бесед с Вами, целиком мною поддерживаются». Как писал в мемуарах Киссинджер, он, узнав об этой формулировке в послании Никсона Брежневу, вовсе не обрадовался такому карт-бланшу, поскольку это сужало возможности его маневрирования в переговорах путем ссылок на необходимость последующего одобрения президентом тех или иных договоренностей.
Мы в Москве, естественно, уловили выгодный нам смысл содержавшейся в послании Никсона формулировки и еще до начала переговоров с Киссинджером в Вашингтон было направлено ответное послание Брежнева, в котором среди прочего говорилось: «Я именно так и понимал, что г-н Киссинджер, как Ваш ближайший помощник, пользующийся Вашим полным доверием, и на этот раз будет говорить от Вашего имени и что те обязательства, которые он может дать в ходе наших с ним переговоров, будут целиком поддержаны Вами».
Так или иначе в течение полуторадневного пребывания Киссинджера в Москве удалось выработать совместный советско-американский проект резолюции Совета Безопасности, которая и был принята Советом 22 октября под номером 338. Наряду с призывом к немедленному, не позже чем в течение 12 часов, прекращению огня и всех военных действий резолюция предусматривала, что сразу после прекращения огня заинтересованные стороны должны начать практическое выполнение резолюции Совета Безопасности 242 (ноябрь 1967 г.) во всех ее частях, другими словами – начать переговоры, направленные на установление справедливого и прочного мира на Ближнем Востоке. Согласно резолюции 338, такие переговоры должны были вестись «под соответствующей эгидой».
Это последнее положение резолюции 338 впоследствии многими понималось так, что переговоры должны вестись под эгидой ООН. На самом же деле на этот счет в Москве был выработан и завизирован Киссинджером и Громыко документ, озаглавленный «Взаимопонимание» и гласивший: «Понимается, что выражение «под соответствующей эгидой» в пункте 3 резолюции Совета Безопасноcти означает, что переговоры между заинтересованными сторонами будут иметь место при активном участии Соединенных Штатов и Советского Союза в начале, а затем в ходе переговоров при рассмотрении ключевых вопросов урегулирования. На протяжении всего процесса переговоров Соединенные Штаты и Советский Союз будут в любом случае поддерживать теснейший контакт друг с другом и со сторонами, ведущими переговоры».
Именно основываясь на этом «Взаимопонимании», правильнее всего в контактах с американцами отстаивать наше равное с ними право играть важную роль в вопросах ближневосточного урегулирования. Тот факт, что американцы не раз отступали от достигнутой договоренности, еще не означает, что и нам надо забыть о ней.
С отъездом Киссинджера из Москвы ближневосточный кризис 1973 года еще не закончился, так как Израиль при попустительстве США (что признает в своих мемуарах Киссинджер) не торопился выполнять резолюцию Совета Безопасности, а продолжал военные действия, стремясь завершить окружение одной из египетских армий. Ситуация достигла такого накала, что в ночь с 24 на 25 октября в Белый дом ушло послание Брежнева с предложением срочно направить в Египет советские и американские воинские контингенты для обеспечения выполнения резолюции Совета Безопасности о прекращении военных действий. В послании также говорилось, что если Никсон не сочтет возможным действовать совместно с нами в этом вопросе, то «мы были бы поставлены перед необходимостью срочно рассмотреть вопрос о принятии нами соответствующих шагов в одностороннем порядке». Такое заявление было сделано для острастки, и, хотя для придания ему большей правдоподобности некоторые советские части были приведены в боевую готовность, в действительности, насколько я знал, никакой предрешенности насчет посылки наших войск в Египет за указанной витиеватой формулировкой не скрывалось.
Не исключая того, что Москва блефует, США тем не менее, возражая и против совместной посылки советских и американских войск, и, разумеется, против посылки только советских войск, решили продемонстрировать свою решимость воспрепятствовать нашим возможным односторонним действиям, приведя свои вооруженные силы в состояние Defcon-3, высшую степень готовности для мирного времени.
Все это привело к кратковременному усилению напряженности в отношениях между Москвой и Вашингтоном, но в то же время именно после этого, во-первых, США оказали необходимое воздействие на Израиль в плане прекращения военных действий и, во-вторых, было принято решение Совета Безопасности о направлении в Египет чрезвычайных сил ООН для обеспечения выполнения сторонами предписаний Совета Безопасности.
В целом можно говорить, что разрядка выдержала испытание ближневосточным кризисом 1973 года. Подтверждением тому были положительные итоги и визита Никсона летом 1974 года, и владивостокской встречи Брежнева и Форда в ноябре того же года.
Испытание разрядки Анголой
После встречи во Владивостоке поначалу активно пошла работа над подготовкой на основе достигнутой там договоренности нового соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений. Стороны условились вести дело так, чтобы оно было готово к подписанию во время визита Брежнева в США, намечавшегося на конец 1975 года. Параллельно при активном взаимодействии СССР и США завершилась работа над Заключительным актом Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, который и был торжественно подписан главами 33 европейских государств, США и Канады 1 августа 1975 года в Хельсинки. Это событие стало, пожалуй, в тот период кульминационной точкой разрядки международной напряженности.
Вскоре, однако, над разрядкой снова стали сгущаться тучи – на этот раз холодные ветры подули, как это ни странно, из Африки. В эпицентре событий оказалась бывшая португальская колония Ангола. В ходе национально-освободительной борьбы народов этой страны там сформировались три основные политические группировки: МПЛА (лидер Нето), пользовавшаяся симпатиями и поддержкой Советского Союза и Кубы; ФНЛА (лидер Роберто), пользовавшийся поддержкой США и КНР, и УНИТА (лидер Савимби), пользовавшаяся поддержкой ЮАР. Когда Португалия была вынуждена пойти на предоставление Анголе независимости, руководители этих трех группировок на встрече в Алворе (Португалия) в январе 1975 года подписали соглашение, в соответствии с которым должно было быть создано коалиционное переходное правительство на период до проведения в стране выборов.
Советский Союз однозначно высказался в поддержку алворского соглашения и был намерен иметь дело с коалиционным ангольским правительством в составе представителей МПЛА, ФНЛА и УНИТА. Однако США, опасаясь преимущественного влияния МПЛА в этом правительстве и ее победы на последующих выборах, сразу же повели дело к срыву алворского соглашения. Как подтвердилось впоследствии в ходе расследования, проведенного конгрессом США, по предложению возглавлявшейся Киссинджером межведомственной группы по тайным операциям («Комитет 40») Совет национальной безопасности США уже через три недели после алворского соглашения принял решение оказать широкую финансовую и военную помощь ФНЛА, лидер которого Роберто давно был на содержании ЦРУ. Алворское соглашение было сорвано, и в стране началась кровавая гражданская война.
И когда в августе 1975 года в Анголу вторглись южноафриканские войска, а поддерживаемые ими формирования УНИТА начали наступление на столицу страны – Луанду, где сконцентрировались силы МПЛА, Вашингтон хранил гробовое молчание; как позже стало известно, при южноафриканских войсках находились офицеры связи ЦРУ. Когда же через три недели на помощь силам МПЛА, осажденным в Луанде, прибыли кубинские войска и затем из Советского Союза стало поступать для них вооружение и военная техника, Вашингтон усмотрел в этом нарушение Советским Союзом «правил разрядки». В сентябре 1975 года в своем обращении к Громыко Киссинджер прямо заявил, что «если это будет продолжаться, то прогресс в разрядке может быть отброшен назад». А в начале 1976 года президент Форд заявил, что он отказывается от употребления самого слова «разрядка». С обострением советско-американских отношений в связи с Анголой застопорилось продвижение на переговорах по стратегическим вооружениям и, соответственно, был отложен, а затем и вообще не состоялся визит Брежнева в США.
В ангольском эпизоде «холодной войны» – подобно большинству ее эпизодов – «а» было сказано, как свидетельствуют приведенные выше факты, Вашингтоном, но и Москва недолго воздерживалась от того, чтобы сказать «б».
Вообще же ангольский эпизод в том, что касается Советского Союза, может служить яркой иллюстрацией, во-первых, того, к каким печальным последствиям подчас приводили наличие двух начал – государственного и идеологического – в советской внешней политике и связанная с этим ведомственная неразбериха, а во-вторых, того, насколько ошибочными бывали представления на Западе о «кознях» Москвы.
Когда в Анголе вслед за получением ею независимости стала разгораться гражданская война, спровоцированная действиями США, руководством МИДа совместно с Министерством обороны и КГБ была подготовлена и представлена в ЦК КПСС за подписями Громыко, Гречко и Андропова записка с соображениями о линии поведения СССР в создавшейся ситуации. В записке с приведением соответствующей аргументации предлагалось оказывать МПЛА всяческую политическую и определенную материальную помощь, но ни в коем случае не ввязываться в гражданскую войну в Анголе в военном плане. Политбюро целиком одобрило эти предложения.
Однако буквально несколько дней спустя Международный отдел ЦК КПСС, получив по своим каналам просьбу руководства МПЛА о поставках оружия, подготовил предложения об удовлетворении этой просьбы. Когда записка в ЦК, содержавшая эти предложения и уже подписанная не только Пономаревым, но и Гречко и Андроповым, поступила на подпись Громыко, все мои попытки отговорить его от ее подписания, поскольку она противоречила недавно принятому решению, не увенчались успехом. Не желая конфликтовать со своими коллегами, Громыко после некоторых колебаний все же поставил свою подпись, сославшись на то, что речь шла о небольших масштабах поставок оружия. Но начало было положено. За этим по мере расширения гражданской войны последовали, конечно, новые просьбы от МПЛА и наши новые поставки. Каждый раз это мотивировалось, разумеется, нашим интернациональным долгом и доводами о том, что США тоже оказывали военную помощь противостоявшим МПЛА группировкам. Последнее было, несомненно верно, но это еще не означало, что наше собственное все большее вовлечение в гражданскую войну в Анголе – в виде поставок оружия и посылки военных специалистов – отвечало государственным интересам Советского Союза.
Резко возросшие поставки в Анголу советского оружия и военной техники после прибытия туда кубинских войск однозначно расценивались в Вашингтоне и в целом на Западе, да и многими у нас в стране, как бесспорное доказательство того, что и сами кубинские войска были направлены туда по наущению Москвы.
Между тем это было совершенно не так. Я могу говорить об этом со всей определенностью. Однажды мое внимание привлекла телеграмма советского посла в Гвинее, в которой среди прочего упоминалось, что, по словам его кубинского коллеги, там на следующий день начнут делать технические посадки самолеты с кубинскими войсками, направляющимися в Анголу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56