Какими бы ни были взаимоотношения
между бесформенным колдуном и уродливой девушкой, ясно было одно - это
отношения сугубо личные.
- Все имеет свою цену, - ответил Инас Йорл, когда, наконец, ему
удалось стабилизироваться. - Я мог бы изменить тебя без посторонней
помощи, если бы мне не приходилось при этом постоянно защищать самого
себя. Жарвина, ты же не потребуешь, чтобы я отказался от этого? - его
голос перешел в шепот.
Девушка покачала головой. С неожиданной покорностью она сбросила плащ
на пол и села в кресло. Лало увидел перед собой мольберт - может, он и
раньше здесь стоял? Он невольно шагнул вперед, разглядел набор кистей из
отличного верблюжьего волоса, сосуды с краской, ровно натянутое полотно -
все это было такого качества, о котором он мог только мечтать.
- Я хочу, чтобы ты ее нарисовал, - сказал Инас Йорл Лало. - Но не
такой, как ты видишь сейчас, а такой, как я ее вижу всегда. Я хочу, чтобы
ты изобразил душу Жарвины.
Лало уставился на него, словно был ранен в сердце, но еще не успел
почувствовать боли. Он еле заметно покачал головой.
- Ты не только видишь душу женщины, но и читаешь в моем сердце... -
сказал он с нелепой гордостью. - Одни только боги знают, я все отдал бы за
то, чтобы уметь это делать.
Колдун улыбнулся. Он снова начал меняться, расти, и сознание Лало
словно растворилось в сиянии его глаз. "Я дам зрение, а ты дашь свое
мастерство"... - эти слова прозвучали в мозгу Лало, и больше он ничего не
помнил.

Тишина предрассветного часа наполняла неподвижный воздух, когда Лало
пришел в себя. Жарвина откинулась назад в своем кресле и, кажется, спала.
У него страшно болели плечи и спина. Он вытянул руки, размял пальцы, и
только тут его взгляд упал на полотно.
"Неужели я это сделал?" Он испытывал то знакомое чувство
удовлетворения, когда рука и глаз работали на редкость слаженно, и ему
почти удавалось уловить красоту, которую он видел. Но это - лицо с изящным
носом и великолепными бровями, обрамленное волнами светящихся волос,
тонкая гибкость тела, медовая кожа, на которой играли отблески рассыпанных
по полу жемчужин, слегка вздернутые груди, увенчанные темно-розовыми
сосками - все это была _с_а_м_а _К_р_а_с_о_т_а_.
Лало перевел взгляд с картины на девушку в кресле и зарыдал, ибо он
смог разглядеть в ней лишь смутный намек на эту красоту, и знал, что
видение прошло сквозь него как свет через оконное стекло, оставив его
снова в темноте.
Жарвина пошевелилась и зевнула, открыв один глаз:
- Он закончил? Мне пора идти - "Эсмеральда" отплывает с отливом.
- Да, - ответил Инас Йорл. Его глаза сияли ярче обычного, когда он
повернул к ней мольберт. - Я заколдовал эту картину. Возьми ее с собой и
смотрись в нее как в зеркало. Со временем она превратится в зеркало, и все
увидят твою красоту, как я вижу ее сейчас...
Дрожа от усталости и опустошенности, Лало опустился на пол. Он
слышал, как зашуршали одежды чародея, когда тот обнимал свою даму, как
полотно снимали с мольберта, как, наконец, женщина шла к двери. Затем Лало
и Инас Йорл остались одни.
- Что ж... дело сделало... - голос колдуна был бесцветен, как ветер,
шуршащий сухими листьями. - Пришло время расплатиться.
Лало кивнул, не глядя на него, опасаясь увидеть тело, которому
принадлежал голос.
- Какую плату ты хочешь? Золото? Или эти безделушки на полу?
"Да, я возьму золото, и мы с Джиллой уедем, чтобы глаза наши не
видели больше этого проклятого места..." - Слова готовы были сорваться с
губ, но в душе его властно поднялась главная мечта жизни.
- Подари мне силу, которую дал прошлой ночью, - голос Лало стал
сильным. - Дай мне силу рисовать душу!
Смех Инаса Йорла возник как шепот песков перед началом самума, но
становился все громче, пока Лало не был буквально физически раздавлен
волнами звука, наполнившего комнату. Через некоторое время опять наступила
тишина, и колдун спросил:
- Ты уверен?
Лало еще раз кивнул.
- Что же, это пустяк, особенно когда ты уже... когда у тебя есть
столь большое желание. Я подброшу тебе еще пару заказов, - сказал он
мягко, - несколько душ, которые надо нарисовать.
Лало вздрогнул, когда руки колдуна коснулись его головы, и секунду
ему казалось, что все краски радуги взорвались в мозгу. Потом он понял,
что стоит у двери с кожаной сумкой в руках.
- Это принадлежности художника, - продолжал Инас Йорл. - Я должен
поблагодарить тебя не только за большую услугу, но и за то, что ты
заставил меня иначе взглянуть на жизнь. Мастер Портретист, пусть мой дар
принесет тебе то, чего ты заслуживаешь.
Огромная медная дверь захлопнулась за Лало, и он очутился на
пустынной улице, щурясь на рассвет.

Пустыня стеклянисто дрожала от зноя и казалась столь же ирреальной,
как туман в доме Инаса Йорла, но влажное дыхание фонтана освежало щеки
Лало. Ошалевший от перемен, портретист задавался вопросом, является ли
данный момент, так же как, впрочем, любой из последних трех дней,
реальностью, или же это продолжение одного из навеянных чародеем
магических снов. Но даже если это был сон, просыпаться не хотелось.

Когда он вернулся от Инаса Йорла, его уже ждали заказы на портреты от
жены Портового мастера и от каменщика Йордиса, недавно разбогатевшего на
строительстве храма, посвященного рэнканским богам. Первое позирование
должно было состояться сегодня утром. Но вчера пришло еще одно приглашение
и вот теперь Лало в своих рваных бархатных штанах, потертых на коленях и
узких в талии, в вышитой свадебной куртке и рубашке, которую Джилла так
накрахмалила, что воротник царапал шею, ожидал собеседования на право
расписывать зал приемов Молина Факельщика.
Дверь открылась. Лало услышал звук легких шагов, и перед ним возникла
молодая женщина с роскошными локонами.
- Госпожа, - он колебался.
- Я - леди Данлис, компаньонка хозяйки дома, - ответила она сухо. -
Ступайте за мной.
"Я мог бы догадаться, - подумал Лало, - я ведь слышал песни Каппена
Варры, прославляющие ее красоту". Но это было давно. Сейчас, глядя на
горделивую осанку идущей впереди женщины, он дивился, что заставило
Каппена Варру так влюбиться, и почему эта любовь прошла.
Когда открылась дверь из позолоченного кедра, и Данлис ввела Лало в
зал, испуганный слуга вздрогнул и начал торопливо собирать какие-то
тряпочки и баночки с воском. Лало остановился, пораженный обилием красок и
драпировок в зале. Причудливый шелковистый ковер покрывал паркетный пол;
позолоченные виноградные лозы, украшенные аметистовыми фруктами,
обвивались вокруг мраморных колонн, упиравшихся в балки потолка, стены
были задрапированы узорчатым _д_а_м_а_с_к_о_м_, сотканным в Рэнке. Лало
озирался, задаваясь единственным вопросом - что же здесь можно еще
украсить?
- Данлис, дорогая, это и есть новый художник?
Лало повернулся на шуршание шелка и увидел скользящую по ковру
женщину, которая в сравнении с Данлис была подобна распустившейся розе в
сравнении с бутоном. За ней спешила горничная, а впереди с бешеным лаем
бежала пушистая собака, опрокидывая баночки с воском, которые слуга не
успел отставить в сторону.
- Я так рада, что мой господин позволил мне избавиться от этих жутких
висюлек - они такие мещанские и, кроме того, как видите, совершенно
износились! - Леди заскользила дальше, ее развевающиеся юбки опрокидывали
горшочки, которые слуга только что поднял. Горничная остановилась и
принялась распекать слугу свирепым шепотом.
- Госпожа, позвольте представить вам Портретиста Лало, - Данлис
повернулась к художнику. - Лало, это леди Розанда. Можете поклониться.
- Много ли времени потребует работа? - спросила госпожа. - Буду
счастлива помочь вам советом - мне все говорят, что у меня великолепный
вкус и я часто думаю, что из меня получился бы выдающийся художник - если
бы я родилась в ином русле жизни, знаете...
- Господин Молин настаивает на дорогом убранстве, - заявила Данлис,
когда ее госпожа перевела дыхание. - После первоначальных... трудностей...
сооружение нового храма сейчас идет гладко. Естественно, завершение
строительства будет отмечено большим праздником. Поскольку проводить
торжества в храме кощунственно, они должны состояться неподалеку и при
этом продемонстрировать, кому мы обязаны этим достижением, которое
поставит Санктуарий на подобающее место в Империи.
Госпожа Розанда уставилась на свою компаньонку, потрясенная ее речью,
но Лало почти ничего не слышал, уже захваченный возможностями, которые
открывало помещение перед умелым декоратором. "Господин Молин уже
соизволил выбрать сюжеты, которые я должен отобразить?"
- Если вас утвердят... - ответила Данлис. - На стенах нужно
изобразить богиню Сабеллию в образе Царицы Урожая, окруженную нимфами. Для
начала, разумеется, он захочет посмотреть ваши наброски и чертежи.
- Я могла бы позировать для богини... - предложила госпожа Розанда,
замысловато изогнувшись и выглядывая из-за пышного плеча.
Лало сглотнул.
- О, госпожа, вы слишком добры, но позирование - тяжелый труд. Я бы
не осмелился просить кого-либо вашего воспитания и положения часами стоять
в неудобной позе и более чем легком одеянии...
Его паника завершилась некоторым облегчением, когда госпожа жеманно
повела плечами и улыбнулась. В его собственном представлении Богиня должна
была отличаться величавым милосердием, которое госпожа Розанда вряд ли
была способна изобразить. Самой сложной частью работы было найти модель
для Сабеллии.
- Теперь, когда задание вам понятно, потрудитесь прикинуть, сколько
времени вам потребуется.
- Простите? - Лало заставил себя вернуться в реальность.
- Когда вы сможете принести наброски? - жестко повторила Данлис.
- Я должен все обдумать... и выбрать модель... - запинаясь сказал
Лало. - Это займет два или три дня.

- О, Лало...
Портретист вздрогнул, повернулся и только тут осознал, что он уже
прошел весь путь от ворот Молина Факельщика до улицы Ювелиров, не разбирая
дороги, словно ноги сами несли его к дому.
- Мой дорогой друг! - слегка отдуваясь, к изумленному Лало подошел
Сандол, торговец коврами. Во время их последней встречи звучали совсем
другие слова - тогда Сандол отказался заплатить оговоренную сумму за
портрет жены, ссылаясь на то, что на картине она выглядела слишком
толстой.
- Я давно хотел сказать, какое наслаждение доставляет нам ваша
живопись. Недаром говорят, произведение искусства дарит бесконечную
радость. Пожалуй, мне стоит заказать еще и свой портрет, в пару к портрету
жены. Что вы на это скажете? - он отер лоб огромным платком из пурпурного
шелка.
- Конечно, я буду счастлив, не знаю только, когда смогу этим
заняться, видите ли, я некоторое время буду занят... - ответил Лало
смущенно.
- Ну, разумеется, - Сандол заискивающе улыбнулся. - Я понимаю, что
вам в ближайшее время придется работать в гораздо более высокопоставленных
домах, нежели моя обитель. Моя жена говорила не далее, как сегодня утром,
какая это была честь, когда ее портрет рисовал человек, украшающий ныне
праздничный зал самого Молина Факельщика!
Внезапно Лало все понял. Новость о его возможном заказе уже облетела
весь город. Он злорадно усмехнулся, припомнив, как унижался перед этим
человек, выпрашивая хотя бы часть своего гонорара. Пожалуй, стоило
нарисовать его портрет - торговец коврами был таким же свиноподобным, как
и его супруга, и вместе картины составили бы прекрасную пару.
- Мне сейчас не хотелось бы говорить на эту тему, - скромно ответил
Лало, - но не могу отрицать, что я теперь - э-э... - приближен... Боюсь,
что возможность послужить представителю богов Рэнке должна иметь
преимущество перед прочими заказами. - Они не спеша шли по людной улице,
сопровождаемые любопытными взглядами и заинтересованным гулом: подмастерья
рассказывали об их разговоре мастерам; затянутые в шелк матроны
перешептывались друг с другом, звеня серьгами.
- О, конечно же, я понимаю, - с жаром заверил его Сандол. - Все, о
чем я прошу - чтобы вы имели меня в виду.
- Я дам вам знать, - любезно сказал Лало, - когда буду посвободнее. -
Он ускорил шаги, оставив позади купца, который остановился, как вкопанный,
наподобие тающей льдины посреди людского моря. Когда Лало пересек Тропу
Денег и свернул в Стальной переулок, он позволил себе раза два подпрыгнуть
на радостях. - Не только ноги мои, но все мое существо пляшет от восторга!
- сказал он себе. - Пусть все боги Рэнке и Илсига благословят Инаса Йорла!
Солнце отражалось от белых стен домов, играло на полированных лезвиях
мечей и кинжалов, выставленных в витринах оружейных лавок, рассыпалось
мириадами искр на звеньях кольчуг. Но весь этот блеск был ничто по
сравнению со сверкающими перспективами, открывающимися перед мысленным
взором Лало. Он будет жить не просто в достатке, но в богатстве, его ждет
не только уважение, но и подлинная слава! Все, о чем он всегда мечтал,
находилось на расстоянии вытянутой руки...
Карманники крутились вокруг него, как привидения, пока он шел по
аллее, но вопреки слухам, его кошелек был по-прежнему пуст, и они
растворились в кустах прежде, чем он их заметил. Кто-то окликнул его,
когда он проходил мимо скромных заведений около складских зданий, но глаза
Лало были ослеплены видениями.
Только когда ноги вынесли его на Набережную, которая шла вдоль
гавани, он осознал, что с ним поздоровался медник Фарси, тот самый, что
ссудил ему деньги во время болезни Джиллы после рождения их второго
ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36