.. - вытаращил глаза Бурханкин.
Франц покачал головой, строго спросил:
- А кто болтал больше всех, можешь сказать?
Бурханкин стушевался, притих.
- Да, так, в общем, никто... В общем, все... Но, это... не всерьёз же.
Болотные глаза Франца уже зацвели свежей ряской. Он уже был весь в поиске, что называется, "обострил нюх". И поехало, и закрутилось то, что называется следствием и что в прежние годы составляло смысл жизни Игоря Максимильяновича.
Он заинтересовался семейным архивом. Ему загорелось посмотреть старые письма, фотографии, документы Степновых. В общем, - всё то, что есть в доме даже самого одинокого человека.
Бурханкин, который по собственной инициативе два раза в день поливал приусадебный участок фермера и кормил птицу, - всю ответственность взял на себя...
- Фима, давай его возьмём! - уговаривал он Франца, с жалостью глядя на вертевшегося вокруг них лохматого пса, черного, как вороний глаз. - Там хоть будет где побегать.
Игорь Максимильянович возразил:
- А потом потащим за собой в Охотный?.. Нет уж, хватит с него, набегался! - непреклонно решил он, заметив, как извернулся Фомка, яростно выкусывая загривок. - Напомни мне завтра ошейник от блох купить. А то ведь изведётся, бедный: всё лето впереди.
Бурханкин не отставал, он не мог видеть собак в квартирах городского типа.
- Он же охотничий пёс. Для него движение - что для тебя ванна! - И тут же переспросил: - А в Охотный разве не пускают с собаками? Я бы на их месте сделал во дворе загородочку! Какой же охотник без собаки?..
- Гениально! - одобрил Франц: - Смотрителем - могли бы тебя назначить. Кто лучше с этим справится?!. Хочешь, сегодня же и предложу твою кандидатуру на пост?
Бурханкин кивнул, гордо выпрямился и поставил ультиматум:
- Только не в сезон. В сезон я слишком занят. А если не согласятся не станем у них ужинать! Вот!
И оторопело заморгал: чего это у него вдруг вырвалось?..
Чтобы добраться до усадьбы фермера, надо было пройти сквозь садовые участки, освоенные парочками горихвосток, через поле - прибежище звонких жаворонков, получившее от жителей в этом году послеродовой отпуск, миновать ржавую полуразобранную одноколейку, где зимой пролегал санный путь.
Игорь Максимильянович ругал жару, а Бурханкин поддразнивал свистом птиц. Да так ловко - не отличить!.. Фомка где-то носился, то исчезая, то выныривая из кустов совсем близко, чтобы хозяин не волновался.
Егерь перестал свистать и пригнулся к земле.
- О, Фима, гляди, оследие велосипеда.
- Так не говорят, - поправил его Франц. - Скажи: след велосипедной шины.
- А вот и нет! - горячо возразил тот. - Вот здесь ты, это... ошибаешься. Когда ты, к примеру, идёшь, или, это... вдруг споткнёшься, то на дороге остаётся след. А вот если бы ты, к примеру, волочил ногу, то за ней бы тянулось вот как раз ножное оследие!..
- Ну спасибо, Вилли-следопыт! Размечтался! - заметил Франц.
- Да нет, я не к тому! - Бурханкин смутился и снова начал объяснять: Вот если бревно протащили по земле, то будет борозда, а если по асфальту, то останется бревновое оследие - по щепкам же видно!
- А как тогда быть с "культурным наследием"? Что волокли в этом случае?
Егор Сергеевич озадаченно глянул на Франца и снова засвистел.
Когда перед путниками приманчиво заблестел новенькой крышей пятистенок, Бурханкин серьёзно предупредил:
- Фима, ты возьми собаку на сворку, у них там сторожевой пёс зверюга!
Франц кивнул и свистнул. Его питомец заскулил, заюлил, но с места не двинулся. Путники увидели, что он сделал стойку на куст, где сидел небывало огромный мотылёк. Сквозь поникшие крылья тускло просвечивала молодая зелень.
Мотылёк на Фомку реагировал как-то вяло, еле шевельнулся.
Ускорив шаг, хозяин прикрикнул:
- Фомка, рядом! Неслух... - Тот подчинился, дал себя пристегнуть, хотя по инерции продолжал рваться с поводка.
Игорь Максимильянович, притянутый собакой к вожделенному кусту, обнаружил, что никакая это не бабочка: на кусте повис кусок тряпки, очень тонкой и очень прозрачной.
Ткань еле открепили.
- Вилли, погляди, не об этом ли речь? - бросил Франц через плечо.
- Где? Что? - заволновался Бурханкин и подкатился к плечу охотника. Да-да-да! Похоже, что это, наверное, тот самый шарфик! Как он здесь оказался?..
- "Похоже... наверное..." Ты мне точно скажи! - потребовал Франц.
Бурханкин беспокойно возразил:
- Откуда я могу знать наверняка? Я его и видел-то всего одну секунду!
- А платье в доме?..
- Скорее всего. Где ж ему ещё быть?
- Тогда пошли быстрее!
Дом Фермера стоял метрах в двадцати от усадебных ворот, которые миновали беспрепятственно. Калитку никто не охранял. Где-то далеко курлыкали куры.
- Чего-то тихо у них, - недоумевал Бурханкин. - Чего-то я это... не пойму, что так тихо?..
Он чертыхнулся себе под нос: споткнулся о цепь, лежащую на земле металлическим удавом. Не долго думая, пошёл вдоль её туловища. Добрёл до тяжёлого карабина размером с кроличью голову. Карабин был отстёгнут от проволоки, тянувшейся вдоль сетки-рабицы, и валялся между кустами красной смородины.
Бурханкин двинулся в обратную сторону.
- Где зверюга-то, Варвар-то где? - встревожено бормотал он.
Франц огляделся. Сторожевого пса не было видно. Тогда он спустил Фомку с поводка и обошёл территорию усадьбы.
На участке не было ничего сверхлюбопытного. Вторая калитка на луг оказалась заперта. Каменный сарай тоже был заперт амбарным замком... Прикрыт флигелёк летней кухни... Парусиновый навес в саду под вишней отбрасывал тень на белый пластмассовый стол и четыре таких же кресла... С парника снята плёнка. Огородное пугало завалилось на бок... Возле электронасоса, качающего в дом воду из круглого колодца, валялся ещё один цепной конец с расстёгнутым ошейником да пустая миска с кляксами отколовшейся эмали.
- Всё, Вилли, давай ключи. Ты говорил, они у тебя, - поторопил Франц.
Бурханкин кивнул, похлопал себя по бокам, где-то звякнула мелочь. Он усиленно развил поиск, забегал пальцами по всем бугоркам, но предупредил на всякий случай:
- Фима, а я ведь мог их и не взять, я же не знал, что мы сюда... - Тут ключи нашлись: они выпучили задний карман егерских брюк.
И - не понадобились. Входная дверь оказалась незаперта...
- Ты что, заходил в дом? - громко спросил Франц, пронзительно глядя на Бурханкина:
Тот так отчаянно затряс головой, что козырёк кепки сдвинулся набок.
- Ни-ни-ни!.. Боже, избави! Без хозяев?!.. Да и Варвар бы не позволил... Он меня признаёт, но пустить внутрь...
- А чего же тогда примчался утром, как угорелый?! "Шарфик-платочек"!.. Лучше сразу скажи всё, как на духу!
- Я только на дворе, это... огород... И в сарае... - неизвестно в чём оправдывался егерь, затеребив пуговицу на рубашке Франца.
Франц, не долго думая, отпихнул его локтем, толкнул дверь коленом и обернулся.
Бурханкин вжал голову в плечи, словно ожидал, что сейчас на них свалится ведро с водой или зацепит шальной дробиной.
- Фима, давай, это... не пойдём? Зачем нам на свою... Кто его знает, что там...
- Точно не был?.. - ещё раз сурово уточнил Франц.
От кивка егеря кепка упала на нос. Ежовые колючки волос встали дыбом.
- Тогда пошли. Только ничего не трогай!..
Казалось, хозяева вышли на минутку поставить чайник.
Ничего необычного. Но - пыль на семейном фото, но - зеркало потускнело, но - на подоконнике у цветочного горшка крендельки засохших листьев...
Незваные гости стояли посреди комнаты, ни к чему не прикасаясь.
Фомка с первой минуты находился в крайнем возбуждении: накрепко прилип боком к левой ноге Франца, шерсть на холке вздыбилась, хвост-метёлка вытянулся прутом, верхняя губа вздёрнулась, подрагивая, обнажила далеко не безобидные клыки.
Он скульнул разок, потом зажаловался.
- Фомушка, тихо, успокойся!
Фомка, ободрённый сочувствием и теплотой хозяина, вдруг - завыл в голос, кинулся к закрытой двери в соседнюю комнату, поскрёб лапами, шарахнулся, как от устья доменной печи, и пулей вылетел на двор.
Охотник нахмурился.
- Что там у них?.. - кивнул он на дверь.
- Спальня, вроде, - ответил Бурханкин одними губами.
Неизвестно, умел ли глуховатый Франц читать по губам, только переспрашивать он не стал, вынул из кармана шарфик, найденный Фомкой, осторожно обернул дверную ручку. Нажал. В нос ударил тошнотворный запах...
Спальня-опочивальня...
Бурханкин мало что разглядел из-за спины Франца, зато по поведению Фомки даже раньше догадался.
Стая мух-стервятников бросилась врассыпную при их появлении. На сбитом шелковом покрывале, между вышитых гладью драконов, среди подушек с бахромой, раскиданных здесь и там, в зловонной луже извергнутых нечистот лежал верный сторожевой Варвар. Тускло проблёскивал белок из-под неприкрытого века...
Смерть - зрелище неприглядное...
Игорь Максимильянович резко захлопнул дверь, будто оно ему что-то напомнило.
- Пришла беда - отворяй ворота! Посмотришь, что с ним случилось? попросил он.
Бурханкин кивнул, глубоко вдохнул снаружи, зажал нос и рот ладонью и бросился в комнату, как в омут... Через минуту-другую вылетел пробкой. Еле отдышался! Глаза его слезились от смрада (а возможно, от жалости к псу).
Проморгался, утёрся тыльной стороной кисти и сказал:
- Мучился, бедный, сильно: ведь только утром бегал, огурец!
- От чего это может быть? - нетерпеливо спросил охотник.
- Видать, это... тоже отравление... - спрятал глаза егерь, повесил голову и начал вздыхать: - Ах, Варвар, Варвар... Кому ты так насолил?.. А может, съел чего?.. К хозяевам за помощью приполз, а хозяев-то и нет!.. Шурка исчезла... Витёк в больнице... Ему только этого...
- Хватит причитать! - остановил его Франц. - Пойди лучше Фомку поищи, пока он тут чего-нибудь ни нализался. Уходим!
- Да-да-да... Не дай Бог!... - Бурханкин побежал высматривать на крыльцо бывшего питомца, свистнул призывным охотничьим посвистом.
Фомки не было ни видно, ни слышно. Только солнце било по глазам. Егерь приложил руку козырьком над выпуклыми бровями.
- Фомка, где ж ты запропал?.. Где тебя леший носит?.. Ну, погоди, найду!.. - пообещал он. Решил про себя: "Вот только вначале курочкам чего-нибудь подброшу, с утра не клевали," - и спустился во двор.
Франц тем временем нашел кухонное полотенце, намочил его в ведре с водой, обмотал лицо, оставив одни глаза, и опять вошёл в спальню: гардероб ведь так и не открыли. Как только убедился, что платье и найденный Фомкой на кусте прямоугольник ткани - близкие родственники, - на круглом обеденном столе упаковал злосчастный свадебный шарфик в обёртку от бандероли, взятую у фермера в больнице. При этом постарался сложить пергамент по уже заломленным складкам. Не сразу вышло, пришлось повозиться.
Долго рассматривал пакет-головоломку. Сорвавшись с места, начал проверять, один за другим - ящики комода, серванта, секретера. Всё, что находил нужным, складывал в стопку. Особенно, если где видел мелкий кудрявый почерк (как на белом листе бумаги с наклеенным на бандероль адресом). Набралось не так уж и много, хватило бы детского ранца.
Ну, ранец-не ранец, а черная полотняная сумка с бронзовой надписью "Black Russia" из буфета Шурочки Степновой - сгодилась в самый раз. Цветные лоскутки, обрезанные зубчатыми ножницами и таким простым способом превращённые хозяйкой в салфетки, - перекочевали в буфет, к вафельным полотенцам.
Вернулся Бурханкин, ведя Фомку на поводке.
- Еле нашёл! Под крыльцом хоронился.
Франц вложил матерчатые ручки сумки в пасть дрожащему рядом Фомке, скомандовал обоим:
- Домой!..
Входную дверь лично запер на два оборота. И подёргал для верности... Мог ли он думать, что вскоре станет законным владельцем усадьбы!
*** Золотоглазая Диана
На обратном пути Бурханкин возбуждённо подпрыгивал по кочкам.
- Ну мы и попали!..
- Что он за человек, этот фермер? Давно ли они здесь? - расспрашивал Франц. - Я ведь кроме тебя мало кого знаю...
- Да он вообще-то никакой и не фермер. Витёк из местных. Мы с ним одногодки. Как щас помню, его родители тут жили. Только не в этом доме, а в халупе ближе к райцентру. Сами они померли, изба сгорела. Витёк тогда в городе учился... А сколько я мимо бегаю - дом этот всегда одинокий стоял. Здесь такие запустоты были!.. Никто не брал возиться: себе дороже! Да и дом сильно болел без хозяев. Вот его, это... Витьку его и дали, когда они с Александрой решили сюда насовсем переехать. А чего?.. Сына вырастили, у него теперь в городе своя семья... - Бурханкин вдруг отвлёкся, повторил: Да. Никакой он не фермер. Просто Витёк и Шурка знают слово к земле. Он мне как-то говорил, что ему, это... и курицу резать жалко... Ты видел, в хозяйстве всё есть: птица, большой огород. Всё, кроме скотины. Он знаешь как стреляет?! Но со мной не ходит, хотя ему, ну, это... Витьку сам Бог велел. Один раз всего и был. Где же он служил?.. Нет, не вспомню.
- Тут в сумке много интересного, уточним в "Охотном" за столом. успокоил егеря Франц. - Надеюсь, мы не отменили ужин?
У Бурханкина судорожно дёрнулся круглый кадык.
- Боюсь, мне кусок в горло теперь не полезет...
Франц философски заметил, глядя сверху вниз на парусиновую макушку и торчащие по обе стороны колючие патлы егеря:
- Полезет... Диалектика. Все там будем! У каждого свой срок. Но жизнь и пищу ещё никто не отменял.
- Жаль, Орлика нет, верхом бы... - уныло бормотал Бурханкин себе под нос, вытирая капли пота, обильно орошавшего грядки бровей. - Ну, хотя бы, это... ну, хоть глоточек... Тогда бы я точно смог!..
И вдруг егерь что-то надумал:
- Фима, ты, это... ты не против, если мы крючочек сделаем?..
- Что говоришь?.. - наклонился к нему Франц.
- Тут же недалеко!.. - объяснил егерь.
- Что недалеко? Куда ты собрался?..
- Давай завернём в Большой Дом. Рядом же совсем! Там колодец есть...
Игорь Максимильянович сам уже измаялся: мало того, что жара не утихала и что совсем не отдохнули в Доме Фермера, вдобавок - его по-прежнему преследовал и тяготил ужасный вонючий запах из спальни Степновых. Франц ежеминутно озирался, осматривая одежду, долго искал его источник, но только сейчас заметил свежее пятно на грязной ковбойке Бурханкина.
Это решило всё:
- Сколько ещё идти?.. - уточнил он, сворачивая вглубь леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31