А деньги он не брал. Ну что, не обратно же ему тащиться! Представляешь, Ленка моя в долг не поверила! Я это... - тут он хихикнул, - назло ей дал, сколько надо: как раз накануне аванс, наконец, отвалили. Главное, он это... не мог разобрать, от кого посылка. Сто лет, говорит, они с Александрой никаких бандеролей не получали. Я и сказал: чего гадать попусту, пойди да выясни. Он и пошёл. Моя Ленка выдала ему, это... бандерольку... Смех один!.. Пакетик - что твой футляр от чернильной авторучки.
*** Полёт мотылька
Егерь прищурился. Глаза-дробинки забегали над россыпью веснушек. Бурханкин заново переживал любопытство и нетерпение. Патлы вздыбились. Ощетинились даже светлые завитушки на крепких короткопалых руках.
Он взахлёб рассказывал:
- Что это у тебя, - это я ему говорю, - любовная записка?
"Сам не знаю, Сергеич!" - говорит Витёк. Может, при мне не хотел открывать... А сам, это... еле стоит: руки-то от слабости трясутся, а сам всё не открывает, бурундук, ждёт чего-то, всё рассматривает!..
(Многие местные давали друг другу прозвища. Но Егор Сергеевич делал это так же метко, как стрелял.)
- Чего ж не откроешь? - Это я Витьку. А он мне: "Не пойму, - говорит, - чего-то. Ведь Шура к своим уехала третьего дня, даже телеграмму ещё не дала о приезде, а тут - адрес её рукой надписан. Когда успела послать? Откуда? Да и деньги на дорогу были, не мог же я отпустить её без копейки. Почему не оплатила доставку?.."
- От, Витька! Дурной какой! - не унимался Бурханкин. - Если бы я его не надоумил, так бы и до сегодня стоял, не раскрывши пакет!.. А как он его открывал! Мухи дохли!.. Прежде снял завязочки, отлепил сургучную печать, всё старался, это... целиком, не повредить... Три года разворачивал... И дождался!.. Пока дверь за его спиною растворилась и Витька обдало ветром... Когда такая жарища, ждёшь его ждёшь, чтобы хоть в одну ноздрю дунул - ни гу-гу. Очень занят. Ураганы где-то устраивает. А тут - на тебе! Откуда взялся?! Ветер... Смех один! От такого сквознячка и насморка не заработаешь - так, луковые слёзы против рыданий. Но пакость сделать успел!..
(Егор Сергеевич имел право ругаться с природой: он за ней присматривал!)
- Мы с Зуевичем и понюхать не успели, что ему прислала Шурка, а оно моментально улетело. Была морока лазить наверх! А черепица знаешь какая горючая! Все пальцы обожгли! Искали неизвестно чего... И Витёк, это... пиджак вниз упустил, прямо в почтовый палисадник. Но зато, когда мы отряхивали его от пыли, он догадался, что там могло быть...
Бурханкин испугался, что Франца утомил его замысловатый рассказ, и поспешил окончить:
- Видишь ли, Фима, вся другая одёжа на нем после больницы болталась. Костюм Витёк утром взял, это... из шифоньера Шурки. А костюм был свадебный. Шурка его потому хранила. Витёк сказал, когда они шли расписываться, Александра сняла с платья шарфик и это... запихнула ему в карман, на грудь, чтоб красиво. С того дня шарфик бессменно там торчал. До Витька дошло, что шарфика от свадебного платья Александры в пиджаке нет. Он, это... вылетел из бандероли.
Франц мало что понял, потому рассердился.
- Ты что же, думаешь, я сейчас всё брошу и пущусь на поиски этого пресловутого свадебного шарфика?..
- Да нет!.. - замахал на него Бурханкин. - Ты только рассуди, Фима, своей умной, это... - тут Егор Сергеевич запнулся, потом сформулировал: немецкой головой! Зачем Шурке с собой понадобилось забирать тряпку, которую лет пятнадцать никто из кармана не вынимал?..
Игорь Максимильянович пожал плечами:
- Может, ей захотелось надеть его вдали от мужа. Может, так ей легче переносить разлуку. Сам говорил, раньше почти не расставались.
- А если увезла, зачем тогда с дороги обратно прислала?.. - приставал гость.
- Почему послала?.. - Франц задумался. - А там в пакете больше ничего не было?
Бурханкин торжествующе покачал головой (заинтересовал-таки законника!). Понизив голос, он добавил ещё кое-что:
- А тётка её по телефону сказала, что ни на какую операцию ложиться не собиралась, и понятия не имеет, зачем Шурка к ней выехала, с её-то здоровьем!..
Игорь Максимильянович вдруг рассмеялся.
- Сколько лет этим фермерам? "Если бабе - сорок пять, баба - ягодка опять?" Да он просто надоел своей фрау! А твой Виктор Зуевич станет всем рассказывать, какая они дружная семья. Ой, не могу!.. Я-то думал, случилось чего, а ты... мне... про бабские штучки...
- Фима, зря ты! Она не такая. В наших краях одиноких мужиков много. Даже к моей липнут. А уж за Александрой полпосёлка ухлёстывали: она ведь много моложе Витька. Но Шурка - ни-ни-ни! Все наши удивлялись. Однажды...
Франц оглушительно хохотал, не останавливаясь. Очень уж хотелось, чтобы гость поскорее ушёл вместе со своими глупыми подозрениями.
Бурханкин пытался вставить слово:
- Видел бы ты его тогда... А теперь почему-то здорово переживает!
Он не выдержал и стал потихонечку подхихикивать. Круглый животик весело запрыгал над ремешком.
- Как Орфей! - Франц даже икать начал от хохота. - Возьмёт в руки балалайку и пойдёт повсюду искать свою Шурочку.
Бурханкин вмиг посерьёзнел, брови встали домиком.
- Не пойдёт! - убеждённо сказал он. - Он, это... Опять слёг с обострением!.. В нашем отделении менты его тоже обсмеяли. Искать Шурку никто не собирается. Они, как и ты: тоже сказали, что это дело внутрисемейное дело. И дела заводить не хотят: нет трупа, сказали, нет дела.
- Та-ак... - протянул Франц. Сравнение с местной милицией его задело (если не сказать - унизило). - Когда, говоришь, прислали бандероль?
Егор Сергеевич задумался, вспоминая:
- Второй день он в больнице, до этого день в милиции проторчал, а прежде, это... на переговорный, по два раза в день: надеялся, вдруг Александру что в дороге задержало. Выходит, в среду. Да, точно, в среду! Я же говорю - как раз накануне был аванс.
- Ну да, ты же утром здоровье поправлял, когда встретил фермера Степного, - вспомнил Франц начало истории. - Значит, пока она не объявлялась?
Бурханкин глубокомысленно изогнул губы, кивнул, затем помотал головой, молчаливо подтверждая: "Да нет! Поминай, как звали!"
- Откуда ты знаешь? А вдруг, пока он болеет, она уже добралась?
- Пока он в больнице, я всё время звоню её родственникам.
Франц задумался, потом вскинул густые брови:
- Я одного не пойму, Вилли, почему ты-то так суетишься? Зачем тебе?..
- Объясню! - простодушно ответил егерь. - Витёк мне должен! Он у кого денег на бандероль стрельнул? И пивом я его потом поил. Кто же мне отдаст, случись с ним чего?
Франц опять усмехнулся:
- А я здесь причём, Вилли? - он строго посмотрел на Егора Сергеевича. - Может, ты хочешь, чтобы я за него расплатился?
Тот засуетился:
- Ни-ни-ни! Боже избави! Ты подскажи только, что делать-то? К кому обратиться, чтобы её найти? Я сам всё, это... всё сам: сам всех обойду, сам расспрошу. Но я же не знаю, с чего начать...
Игорь Максимильянович будто впервые увидел Бурханкина: "Любопытный экземпляр! Фермер должен-то ему, наверняка, три ватрушки да грош с полушкой, а этот готов теперь пупок рвать, из-за... Дурак! Знал бы он, сколько сил, нервов и денег надо потратить, чтобы добиться хоть какого результата... Почти так же трудно, как по лесу бегать. Вообще-то, интересно, что же произошло с этой Степновой Александрой? Всё равно ведь завтра контракт повезу. Доделать бы, правда, ещё успеть...".
- Вилли, давай сделаем так!
Бурханкин пересел на краешек стула, выпрямился, пригладил патлы: весь - внимание.
- Сейчас, пока я окончательно не расплавился от жары, мне необходимо поработать. Завтра еду в город. Транспорт достанешь?
Бурханкин кивнул:
- Не вопрос! У Михалыча - мотоцикл с коляской.
Игорь Максимильянович покачал головой.
- Мотоцикл не пойдёт! Меня меньше четырёх колёс не устроит. Ты хоть знаешь, почему я на пенсии?
- По возрасту? - осторожно спросил Егор Сергеевич.
Франц краем глаза глянул в зеркало и недовольно отвернулся. Теперь оно, видимо, было чем-то расстроено: отражения обоих мужчин производили удручающее впечатление. Если выставить восковые фигуры на палящее полуденное солнце - получится та самая картина. Хотя окна хозяин прикрыл самодельными отражателями из фольги, солнца как раз было не так много. Зато шпарило оно, пробиваясь в щели, с удвоенной силой.
- Не будем о грустном! Нет, если сложно...
Бурханкин быстро задвигал всеми своими бугорками и шишечками:
- Почему же, я договорюсь! Можно Серёгу попросить или Палыча... Плохо, что завтра - понедельник...
- А в выходные ехать бессмысленно. Те, к кому я собираюсь, работают именно в рабочие дни.
Хозяин встал, намекая, что визитёру пора, запахнул халат.
- Загляни сегодня часиков в пять, навестим твоего фермера, порасспросим его о жене. А потом поужинаем в "Охотном". Согласен?
Ошеломлённый Бурханкин ушам своим не поверил и страшно обрадовался: в "Охотном" он был всего один раз - на открытии. Его смущало только одно цены. По слухам, в ресторане они были запредельными.
Игорь Максимильянович догадался:
- И не вздумай брать с собой деньги. Я приглашаю.
Бурханкин обиженно повёл носом, но возразить ему не дали.
- Ты сколько раз принимал меня в лесной сторожке?.. - Франц внушительно добавил, критически оглядев егеря: - То-то!.. Только захвати с собой свежую рубашку: примешь у меня с жары душ. - Подметив искру сомнения в сметливых глазах Бурханкина, предложил: - Ладно, мою возьмёшь. А рукава можно подвернуть...
Глава вторая
Яд
Виктор Зуевич Степнов был очень занят: упорно выискивал в бессмысленных разводах больничного потолка сколько-нибудь конкретные очертания. (Так в облаках иногда ищешь картину своего собственного мира предметов или животных, если конечно, не отвык смотреть в небо).
На соседней койке неумолчно философствовал одноглазый больной, подставляясь под укол молоденькой медсестры и будто нарочно нагнетая на фермера мрачные мысли:
- Смерть - явление неизбежное, но ведь лучше поздно, чем рано... Так я говорю, Ирусик?..
Виктор Зуевич пытался отстраниться от докучливой болтовни. Направив пустой взор в окно, медленно водил глазами слева направо - читал одному ему видимые строчки...
Сосед мокрым взглядом облизал ножки с весёлыми розовыми пальчиками в золотых копытцах. Всё не натягивал трусы: ждал, медсестра Ирусик поможет. Долго ждал: пока фермеру ставили капельницу. Не дождался... Пришлось надевать самому: в палату постучались и почти сразу после его жизнерадостного: "Да-да, заходите!" - вошли Бурханкин и Франц.
Сосед прищурил единственное око и поспешил в коридор за Ирусиком.
Виктор Зуевич равнодушно отвернулся. Он хотел одного: побыть наедине со своей тревогой. И совершенно не слушал, о чём спрашивает Франц...
Когда вдруг отдельное слово воткнулось-таки в его сознание:
- ...Пакет.
Фермер медленно повернул в сторону Франца лицо - наскальный рисунок.
- Я имею в виду, бумага, в которую был завёрнут платок. - пояснил Игорь Максимильянович, чихая от невыносимых для его обоняния больничных запахов.
- Какой платок?..
Франц не расслышал, но Бурханкин громко перевёл:
- Он спрашивает, что за платок.
- Ваш. Вернее, её, - терпеливо объяснил Франц.
Фермер так же осторожно отвернул голову к стене.
- Это шарф...
- Тем более! Какого он был цвета?
- Какая разница?! - Ответ прозвучал уже раздражённо. - От свадебного платья...
Франц нарочно провоцировал подобную реакцию: надо же ему было добиться хоть какой-то информации!
С огромным трудом, пользуясь помощью Бурханкина, он вытянул из Виктора Зуевича, что упаковочная бумага с адресом лежит в кармане брюк, в больничной камере хранения. О самой Александре тот говорить отказался. Игорь Максимильянович вздохнул с облегчением только когда вышел из палаты.
- Витёк странный какой-то! - суетливо развозмущался Бурханкин. - Ему же хочешь помочь, и он же ставит палки в колёса!
- Ну, Вилли, этот ещё ничего!.. Я видел и похуже... Представь себя на его месте?
- Что значит "ничего"?! Человек тратит своё время, с добром к нему приходит, а он...
Темпераментную речь Бурханкина заглушил призывный клич, разнесшийся по всему коридору:
- Тимофеевна! Чайник закипел!
Услыхав голос, Егор Сергеевич аж присел:
- Моя!..
С ответным криком: "Лечу!.." - откуда-то и вправду почти вылетела поджарая, по-мальчишески стриженная баба-Яга. Только вместо тряпья - белый халат и вместо метлы - пустая капельница, раза в два выше медсестры.
- Добрый день! - вежливо перекрыл дорогу Франц. - Я хотел бы поговорить с главврачом. Не поможете мне его найти?
Медсестра ответила так же вежливо (Францу даже не пришлось напрягать слух).
- Некогда мне! Вы не видите, я работаю?! Это для бездельников день закончился, - она безуспешно пыталась на лету обогнуть препятствие. - И нечего искать. Кабинет - на втором этаже. Лестница - налево за углом!
- Будьте любезны, напомните его имя-отчество, - ещё уважительней попросил Франц и уступил дорогу.
Медсестра собралась в полёт, но прежде милостиво сообщила, почему-то понизив голос:
- Наш - Александр Мироныч. Только он с сегодня в отпуску, вместо него - новый завотделением, Марк Анатольевич. У себя он, ваше счастье.
Франц переспросил названное имя, подставив левое ухо.
- Рубин? - немедленно уточнил он.
- А кто ж ещё?.. - удивилась баба-Яга, оседлала помело и умчалась.
Охотник только руками развёл:
- Мир полон неожиданностей! Мог ли я представить?.. Надо было забираться в такую глушь, чтобы встретиться... Стой здесь, я - сейчас!..
Минут через пятнадцать Бурханкин уже семенил по коридору, едва поспевая: три его шага, один - длинного Франца. Франц выглядел подозрительно бодрым, будто душ прохладный принял. Егерь навострил нос, но запаха спиртного не почувствовал: воняло больничными специями.
- Ты знаешь, Вилли, что мне сказал доктор Рубин?
Нет, ну откуда Бурханкин мог это знать! Пока он ждал - в двери ни щелинки не образовалось, и рядом зорко струился по стеночке туда-сюда пациент.
Франц интригующе продолжил:
- Печень Степнова воспалилась именно в результате отравления! Хоть оно и стоит в медкарте, как "пищевое", на самом деле очень смахивало на отравление мышьяком. Но не мышьяк.
- Значит, наши не зря болтали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31