Обращался в сайт Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Солнце дробилось в проселках. Автостарушка скрипела от скорости и старости. До Владика мы, возможно, дотащимся, а вот обратно? Мы — это я и Полина. Когда я устроил демарш на веранде и заявил, что покидаю приятное во всех отношениях общество, девушка примкнула ко мне. По неизвестной причине. То ли из-за сострадания, то ли из-за солидарности, то ли ради будущего скандального репортажа об интересном человеке.
Я никого не боюсь. Кроме себя. И симпатичных девушек, занимающихся древнейшей профессией. Разумеется, я говорю о журналистике. Бойтесь их, акул пера, ведь разденут до нитки, раскромсают душу и голым пустят в Африку. (Африка, Африка — мой болезненный фантом.)
В зеркальце заднего обзора плясал дребезжащий джип. Мои други, поняв, что я не шучу, а вредничаю, были тоже вынуждены загрузиться в транспортное средство, мною, кстати, отремонтированное, и отправиться из райского уголка восвояси. Дед Евсей и пес Тузик остались на хозяйстве; надеюсь, пирожные пошли им впрок.
Полина закурила — молодое целеустремленное лицо. Милое, я бы сказал. Но в сигаретном дыму. Я был удивительно находчив:
— Курить — здоровью вредить.
Девушка покосилась на меня, как на заговорившую лошадь, и тоже была весьма оригинальна:
— Один грамм никотина убивает лошадь. Покажите мне эту лошадь.
— Она перед вами, — признался я.
Посмеялись. Что тут сказать? Я всячески игнорировал девушек, посещавших деревенского бирюка. Страх сковал мои чресла, как бы выразился поэт-романтик начала века. Страх перед хакером, договорю я. Зачем в который раз становиться на грабли? Больно, когда по лбу бьют компьютерным аппаратом, похожим на вышеупомянутое сельскохозяйственное орудие труда. В свете этих печальных рассуждений я поинтересовался:
— Полиночка, а как ты относишься к этим… к компьютерам? И всем этим играм?
— Положительно, — пожала плечами девушка. — Надо шагать за прогрессом. А что?
— Ничего, — крякнул я от досады. Еще один хакер на мою голову.
— Саша, вы… ты какой-то странный, — сказала Полина. — Вроде себе на уме.
— Странный? — взглянул на милого провокатора.
— Ну, не такой, как Никитин или Резо…
— Я профессионал, а они любители, — то ли пошутил, то ли нет. Не знаю.
— И какая же у тебя профессия?
— У меня профессия? — переспросил я. И вправду, богодул, какая твоя любимая работа? Я знаю, какая у меня профессия. Я собираю трупы. Я — сборщик трупов. Я уничтожаю ублюдочных особей, распространяющих вокруг себя страх, ложь, смерть. Я освобождаю общество от больной, биологической мрази. Да, в силу различных обстоятельств я взял на себя функции чистильщика родины от её внутренних врагов; мои функции подобны функциям волка или шакала, спасающих родную территорию от опасной заразы. И нет силы, способной остановить меня. Даже смерть меня не остановит. Потому что я бессмертен. (М-да, кажется, я погорячился в последнем утверждении. И тем не менее, пока я живу, я бессмертен.)
— Саша, ты не ответил на мой вопрос. — Девичий голос привлекает мое внимание. — У тебя сейчас был такой вид, будто ты увидел на дороге дохлого реформатора!
Девочка была недалека от истины. Дохлятина по своей сути не может вызвать ничего к новой жизни. Какие бы она, эта дохлятина, жизнеутверждающие лозунги ни бросала. Дохлятина — она и в Кремле это самое.
— Саша?
— Моя профессия, — повторил я. — Моя профессия — одиночество.
— Одиночество? — хмыкнула девушка. — Звучит красиво. Ты, наверное, и стихи сочиняешь?
— Стихи люблю, — признался я. — «С луны или почти с луны смотрел я на скромную планету с философскими и богословскими её доктринами, политикой, искусством, порнографией, различными науками, включая оккультные. Там есть к тому же люди, и средь них я. И все довольно странно». — Оказывается, стихи хорошо читаются при скорости сто сорок километров в час. — Но, увы, не сочиняю…
— Мы сейчас улетим, — предупредила Полина. — На луну. Или почти на луну.
— Как Белка со Стрелкой.
— А это кто такие?
Я ахнул. Про себя. Боже мой, я забылся. Передо мной — ребенок, который ходил на горшок, когда я начинал смертельную игру с жизнью на счастье. Рядом со мной — яркая представительница другого поколения, не знающего о мужественных космических собачках, о кукурузе — царице полей, о газированной воде с сиропом по четыре коп. за стакан, о сахарных «подушечках» с повидлом. Нынешнее поколение выбирает иностранную воду на неприличную букву «х», бумажные затычки в срамное место и химические колеса, уничтожающие потомство. Е' вашу демос мать!
— Саша, кто такие Белка и Стрелка? — повторила вопрос моя спутница.
Я популярно рассказал о первых космических полетах, о том, как великая страна без порток сумела первой запустить на орбиту спутник; как вся нация встречала первого в мире космонавта… Тогда были времена побед. А что сейчас? Времена распада, позора и поражений.
— А вы, товарищ, патриот, — сказала на все это девушка.
— Любовь к родине — это плохо? Это нельзя? Это запрещено? — задавал я глупые, риторические вопросы. — Какая-то шкварка заширенная переврала все слова…
— Сашенька, — прервала меня Полина. — А что такое «шкварка заширенная»?
Я заскрипел от злости зубами: детский сад на выезде. Впрочем, я неправ. Если хочешь в чем-то переубедить собеседника, будь с ним любезен, как гремучая змея. И поэтому я улыбнулся, как мог улыбнуться только убийца, и ответил:
— Детка, перевожу только для тебя: человек, изможденный наркотическими веществами. — За деревьями угадывались новые жилые массивы, похожие на пчелиные соты. — Какие ещё будут вопросы?
— Вопрос один: может ли человек с таким воровским арго иметь отношение к научной интеллигенции?
— Может, — твердо ответил я. — Если он всю жизнь трудился в секретном НИИ…
— …который выпускает матрацы или там бревна, — улыбнулась милая бестия.
Я покачал головой и процедил сквозь зубы, взглянув в зеркальце заднего обзора — там, в километре, разваливался джип:
— Никитину вырву жало, а Резо сверну шнобель.
Девушка искренне заволновалась:
— Это я сама, сама. В контексте загородной прогулки. Я ведь журналистка. Буду ею… Ты забыл, Сашенька?
— Я ничего не забываю, — гордо ответствовал я.
— Ты забыл сбить скорость…
Полина была права — впереди висела стеклянная скворечня поста ГАИ.
Мы приближались к территории, оккупированной пятой колонной. Мы приближались к зоне, где действовали законы воровской общины. Мы приближались к среде обитания, окруженной свалками, похожими на блевотину большого отравленного города.
Я люблю прощаться. Всегда появляется надежда на неожиданную и радостную встречу. В будущем. Тем более если сразу можно договориться. Иначе говоря, наша славная троица, я-Никитин-Резо, была приглашена в гости. Через месяц. По случаю окончания школы Никой. Мы твердо обещали быть. При удачном расположении звезд. На этом девицы-красавицы, послав добрым молодцам воздушные поцелуи, растворились в толпе пасхального люда. Праздник закончился. Для нас, которых ждала текучка. А на конспиративной квартире ожидал с нетерпением генерал Орешко.
Наш боевой друг спрятался надежно, в каком-то захолустном районе столицы, запорошенном цементным снежком: заводик пылил и в Пасху, перевыполняя, видимо, план по легочным больным. Но люди жили, пили, ходили по завьюженным потравой улицам и христосовались. Такой народец, в крови которого 99 % цемента, победить невозможно.
…Генерал встречал нас с раздражением любовника, перегоревшего в ожидании любимой. Он метался по конспиративной клетушке и матерился, не понимая нашей безответственности:
— Господа, мать-тра-та-тать, так же нельзя работать! Я собственного ребенка не вижу неделями! Сижу здесь, как пень…
— …в весенний день, — дополнил я общую картину нервного солнцеворота в холостяцкой хижине, другими словами, пошутил.
Шутка оказалась неудачной: Орешко обиделся, мол, человек он государственный и не потерпит издевательств со стороны людей, способных загубить любое дело. Это была ложь! Бессовестная. Я взорвался: это он, сучий потрох, нас подставлял! И ему, фанфану-тюльпану, мы кровью заработали генеральские звездочки! И пошел он, метелка, туда, откуда пришел. А пришел он известно откуда — с Лубянской площади.
Треск случился необыкновенный, то бишь скандал. Что делать? Все живые люди, у всех нервы, проблемы, дети, жены и, быть может, любовницы. Гвардии рядовой и генерал ГБ хотели было схватиться за грудки, да им помешали. Их же боевые друзья, заявившие, что негоже драть горло и рубахи; во всем виноваты они, люди, любители природы и экологии; и вообще надо скоренько решать деловые вопросы, чтобы затем бежать без оглядки из этого цементного мешка.
Столь разумные речи привели нас с Орешко в чувства добрые. Зачем бить морды, если можно выпить коньячку и поговорить по душам. Что и было сделано. Появилась бутылка для троих. А мне, как приз, вручили крупное, витаминизированное яблоко. С железом.
Хлопнув рюмашечку клоповой дряни, генерал принялся излагать суть проблемы. Суть дела я знал. Но жевал яблоко и поэтому молчал.
Как известно, суть дела была в следующем. Загадочная, русская «красная ртуть» привлекла внимание как ученых с мировым именем, так и безымянных сотрудников спецслужб. Ученые сказали, что подобного химического соединения не может быть в природе. Не может быть потому, что не может быть. На это спецслужбы ответили: что, вы не знаете этих крези-русских? В их сумасшедших башках зарождаются такие невозможные, дикие проекты, что остается только верить в чудо. И что интересно, эти чудеса частенько происходят. Вспомните, господа ученые, трехлинейку образца 1891 г., телефон, радио, вертолет, телевидение, хозяйственное мыло за 19 копеек, которое по своему составу не может отстирывать вещи, но ведь отстирывало же, черт подери! И так далее. Так что с этими малохольными евроазиатами нужно держать ушки на макушке. Необходимо добыть хотя бы килограмм «красной ртути», чтобы установить истину. А помогут нам в этом, господа, наши кредитоспособные мани-мани. Некоторые «новые русские» падки на них, как бурый мишка в сосновом бору падок на мед.
Так или примерно так рассуждали специалисты служб, изучающих загадочную славянскую душу. И в результате появилась некая скандинавская Фирма-покупатель, решившая приобрести незнакомый предмет через Посредника («Рост-банк»). Желание, конечно, похвальное, какие секреты могут быть у заклятых друзей? Тем более за один килограмм кирпичной пороши — несколько килограммов американских тугриков. Будет чем платить зарплату рабочим на предприятии X, что под Красноярском.
Задача перед Селиховым и Резо-Хулио проста, как H2O. Контролировать ситуацию и господина Акимова. Кто такой Акимов? Он известный химик; банкир-бланкетка с птичьей фамилией отправил его в командировку. Старик доверчивее туза колыванского. С ним проблем не будет. Главная задача проникнув в закрытый городок, по возможности прочитать всю ситуацию. Есть сведения, что все производство находится под защитой и бдительным оком ГРУ. Главное разведывательное управление — это не епископальное ЦРУ; военные умеют защищать свои интересы, и поэтому необходимо быть крайне осторожным и сдержанным в своих действиях.
— H2O, — хмыкнул я. — КР 2020 и ГРУ. Веселенькие аббревиатуры.
— Саша, если бы это была поездка на остров Пасхи, я бы к тебе не обратился, — резонно заметил генерал. — Сам бы поехал. Туристом.
— Кстати, сегодня Пасха, — напомнил я. — Христос воскресе.
— Иди к черту, — отмахнулся Орешко. — Я атеист.
— Ты авантюрист.
— Почему это?
— Потому что мы — наживка, а ты — рыбак. Ты на берегу, а из нас будут делать рагу, — объяснился я в стихотворной форме. — Кстати, почему я и Резо? Вот, я вижу, Никитин горит желанием…
— Не горю ни хрена, — буркнул тот.
— А я горю, пылаю, как пионерский костер, — вмешался Хулио.
— Никитин здесь нужен, — ответил генерал. И плюхнул на стол пачку фотографий. — А ты там… Вместе с костерком… Е'вашу мать.
Я просмотрел фото. На них были изображены двое молодчиков. Первый — ну очень похожий на меня. По-моему, это был я. Шучу-шучу, разумеется. Второй ну, очень похожий на Резо. Такой миленький бочкообразный пузанчик-тамада.
— Ну и рожи, — сказал я. — Хулио, мы с тобой лучше.
Резо промычал что-то неопределенное, а генерал сказал:
— Они люди Бобока. Головорезы. Должны сопровождать туда академика, а обратно — контейнер с товаром.
— И что? — спросил я.
— Меняем. Их на вас. В аэропорту. И вы птичками улетаете.
— А что Акимов?
— Академик старенький, хотя бодренький. Видел эти морды всего один раз, — терпеливо объяснял Орешко. — С ним — как со старым знакомым… Вот паспорта, билеты… Места все рядом… Что еще?
— То есть академик — лох крепкий?
— Да, но и ваш ключик. Его там знают…
— Авантюра, авантюра. — Я пролистал паспорт. — И кто я на сей раз? Гунченко Алексей Григорьевич, м-да. А покраше кликухи не было? — пошутил я. — Резо, а ты кто у нас?
— Нодари я, — ответил тот. — Запомни на всю жизнь. И на ближайшие три дня.
— Нодари, все будет хоп, — проговорил я. — Если нас раньше времени не хлопнут. Кстати, где моя пукалка?
— В боевой готовности. — Орешко открыл маленький сейф, вытащил оттуда моего «стечкина», родненькую мою железку. — Разрешение на оружие… настоящее…
— А мне? — удивился Резо-Нодари, он же Хулио.
— А ты так отмахивайся, — сказал генерал. — Тебе, дружок, опасно доверять пушку. Сам себя застрелишь.
— Да вы чего, господа? — возмутился Нодари-Резо-Хулио. — Вы что, меня не знаете?
— В том-то и дело, что хорошо знаем, — рассмеялись мы все. — Ты у нас известный стрелок!.. Бац-бац — и мимо!.. Ха-ха!
На честные наши слова друг оскорбился и затребовал шпалер; он, боец, готов хоть сейчас доказать обратное. Вон — в небе — летит ворона. Мы ему отвечали, что смарать беззащитную птаху, пусть даже вредно крикливую, — дело последнее. Лучше выпьем за здоровье новоявленных Алексея Григорьевича, Нодари и за ворону, летящую в родном, цементном небе. Пусть удача не оставит нас, людей, и пташку, чумовую от рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78


А-П

П-Я