Она посмотрела на часы. Было два часа ночи. Звонить было поздно. Да и дома ли он, подумала она, но набрала номер.
«Это Лонни. В данный момент я не могу подойти к телефону. Назовите свое имя и номер телефона, даже если знаете, что он у меня есть, и время вашего звонка. Я позвоню вам при первой возможности. Ждите сигнала».
Записывать свое имя на автоответчик она не захотела. Когда собиралась уже положить трубку, она вдруг услышала голос Лонни.
– Алло? Алло?
– Лонни? – спросила она.
– Ина Рей?
– Нет, это Фло.
– Фло? – По голосу она поняла, что он не узнает ее.
– Из «Вайсроя». В последний раз мы встречались у газетного киоска в супермаркете.
– Фло, мой Бог. Как это ты решилась мне позвонить? Я ждал звонка от другого.
– Догадываюсь. От Ины Рей? Кто такая Ина Рей?
– О, не спрашивай. Они помолчали.
– С тобой все в порядке, Фло? – спросил Лонни.
– Конечно.
– Так в чем дело? Ведь два часа ночи.
– Ты все еще подыскиваешь жилье?
– Да, конечно. Меня выселяют отсюда. Я было хотел поселиться у подружки, Ины Рей, но не получилось. А что?
– Сколько ты готов платить?
– Шесть, семь сотен в месяц. А в чем дело?
– За шесть или семь сотен в наши дни ничего приличного не найдешь, Лонни. Тысячу потянешь?
– Возможно. Ты что, знаешь место?
– у меня в доме пустует комната для горничной, и ты бы мог пожить там, временно, конечно.
– Правда? Ты имеешь в виду свой дом в Беверли-Хиллз? – В его голосе послышалось радостное возбуждение. – Это было бы здорово.
– Теперь слушай. Никаких штучек между нами. Никаких клиентов в моем доме. Никаких грязных видео. Чисто товарищеские отношения. И оплата вперед за два месяца.
– Зачем тебе понадобилось пускать на постой в свой дом парня с такой репутацией, как у меня, Фло? Ты совсем на нуле?
– Да, у меня нет денег, Лонни. Вот-вот у меня отключат телефон.
– Почему-то мне кажется, что ты позвонила мне в два часа ночи не из-за отсутствия денег.
– Потому что я боюсь, Лонни. Я боюсь быть одна в доме.
* * *
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 25.
«Я была как пушинка, которую несет ветер. Кроме Фила, моего приятеля, я не знала, кому верить. Мне просто некуда было деться. Вот поэтому я кончила тем, что связалась с Лонни Эджем. Лонни Эджем, представляешь? Дело в том, что Лонни на самом деле хороший парень, но того, чем он занимается, большинство людей сторонится, во всяком случае, публично. Бог мой, какие истории он рассказывал мне о некоторых знаменитостях, которых он навещал в «Бель-Эйр» и в «Холмби-Хиллз». В газетах об этих людях пишут, что они такие порядочные. Лонни также рассказал мне о Киппи и о том, что случилось в ту ночь у Гектора. Все произошло из-за денег. Киппи были нужны деньги, а мать не дала и, видимо, Жюль тоже. Не понимаю, почему эти люди так держатся за деньги? Разве стоят они того, коль вызывают столько неприятностей просто потому, что кто-то не хочет с ними расстаться?
Возможно, самое замечательное, что я когда-либо делала, было то, что на следующее утро после попытки Сирила уговорить меня выпрыгнуть из окна «Вэлли студиос» я пошла в банк «Уэллс Фарго», забрала оттуда все кассеты и принесла их домой».
ГЛАВА 26
Проснувшись, Сирил Рэтбоун с сожалением вспомнил, что он говорил и делал накануне вечером. Одно было понятно: импульс, толкнувший его воспользоваться моментом отчаяния Фло Марч и вынудить ее выброситься из окна пятнадцатого этажа административного здания «Вэлли студиос», что тогда показалось ему вполне логичным, поскольку обещало ему заголовки на первых страницах газет и эффектный финал его книги, навсегда покончил с их взаимоотношениями. Перед его глазами все еще стояло выражение ее лица, полное страха и ненависти, когда она сказала, чтобы он держался от нее подальше. Тем не менее, он пытался дозвониться до нее, послал ей письмо, в котором объяснял свое поведение, передергивая факты. Но ответа не последовало, и он понял, что никогда не последует. Для Фло Марч он остался в прошлом.
Кассеты с тридцатью девятью часовыми записями рассказа Фло находились в сейфе банка «Уэллс Фарго», ключи от которого были и у него, и у нее. Придя в банк через несколько дней после несостоявшегося выступления Фло в шоу Амоса Свэнка, он обнаружил, что сейф пуст. Без Фло его мечты сменить карьеру обозревателя светской хроники на карьеру писателя развеялись в прах.
* * *
В своей колонке Сирил Рэтбоун начал писать о вдовствующей Паулине как о «Паулине, миссис Мендельсон», как принято писать о вдовствующей супруге пэра Англии. Паулина стала вновь появляться в городе, посещая обеды в тесном кругу близких друзей или концерты и спектакли, но всячески избегала газетных и журнальных фотографов, которые столько лет преследовали ее по пятам. «Паулина, миссис Мендельсон, прибыла на премьеру балета, когда занавес уже поднялся. В последние дни она охраняет свою уединенность», – писал Сирил в одной из колонок.
Казалось, встреча произошла случайно. Но для Сирила не было случайным столкновение с Паулиной Мендельсон на Бедфорд-Драйв в тот самый момент, когда она выходила из салона Пуки, сделав прическу и маникюр, хотя эти услуги по наведению красоты обычно оказывались ей на дому. В то утро за завтраком в кафе «Вайсрой» Пуки сказал маникюрше Бланшетт, что миссис Мендельсон собирается придти в салон к одиннадцати часам и что ни в коем случае ее нельзя заставлять ждать, даже если придется отменить заранее назначенные приемы клиентов. Она должна покинуть салон без десяти двенадцать, чтобы успеть вернуться в «Облака» к ленчу, который устраивает в честь прибывшего к ней в гости посла. Паулина Мендельсон была клиенткой, для которой делались такие исключения. Сирил, сидевший за столиком позади парикмахера, навострил уши.
В одиннадцать сорок пять Джим, шофер Паулины, припарковал «бентли» напротив входа в салон Пуки и вышел в ожидании ее, придерживая открытую дверцу машины. Ровно в одиннадцать пятьдесят швейцар открыл красную полированную дверь салона, из которой стремительно появилась Паулина. Она быстрым шагом направилась к машине, не смотря по сторонам и прижимая сумочку к себе, в то время как швейцар и шофер приподняли фуражки. Сирил с портфелем в руке прибавил шагу, тоже не смотря по сторонам, словно торопился с одной важной встречи на другую. Посреди тротуара они столкнулись и чуть не потеряли равновесие. Сумка Паулины упала на землю. Портфель Сирила тоже упал.
– Господи, – сказал он раздраженно, делая вид, что столкновение произошло не по его вине. Он поднял портфель.
Шофер Джим бросился к Паулине и, схватив ее за руку, удержал от падения. Затем наклонился и подобрал ее сумочку.
– С вами все в порядке, миссис Мендельсон? – спросил он.
– Да, Джим, не беспокойся. Дело в том, что я не видела, куда шла. – Она обернулась к мужчине, чтобы извиниться. – Прошу прощения. Боюсь, это случилось по моей вине.
– Нет, нет, пожалуйста, – сказал Сирил. – Простите меня, но я задумался. Я не ушиб вас? О, Боже, Паулина. Я не узнал вас.
Увидев, что человек, с которым она столкнулась, был Сирил Рэтбоун, она вздрогнула и надменно кивнула.
– Невероятно! – воскликнул он, переходя на задушевный тон. – Я шел и думал о вас. Но я уверен, что вы знаете – случайностей не бывает, хотя мы столкнулись неожиданно. – Он улыбнулся, словно произнес шутку.
Паулина, не дослушав его, подошла к автомобилю и села на заднее сиденье. Джим уже собирался закрыть дверь, но Сирил придержал ее и просунул голову в машину. Он понимал, что другого подобного случая увидеть Паулину столь близко ему не представится.
– Мне крайне необходимо поговорить с вами, Паулина. И безотлагательно.
– Боюсь, я опаздываю. – Паулина отодвинулась в дальний угол «бентли».
Он хотел сказать: «Да, знаю, на ленч придет посол», но не сказал, а проговорил торопливо:
– Вы будете очень благодарны мне за то, что я должен вам рассказать. Для вас это очень важно.
Она смотрела на него, но не ответила.
– Это касается мисс Марч. Я слышал се магнитофонные записи.
Паулина покачала головой, показывая, что не хочет слушать его. Джим обошел машину и открыл дверцу у сиденья водителя. Паулине не хотелось, чтобы он слышал слова Сирила.
– Я очень спешу, – сказала она, подняв руку и показывая, что не желает продолжать разговор.
– Я тоже, я опаздываю на встречу. – Он похлопал рукой по портфелю, словно в нем содержались государственные секреты. – Но вы должны выслушать меня.
– Мы едем прямо домой, Джим, – сказала она шоферу.
– Пожалуйста, Паулина, – настаивал Сирил. Не глядя на Сирила, она сказала:
– Позвоните мисс Мейпл, секретарю моего мужа. Попросите ее назначить встречу.
* * *
Почти три десятилетия Арни Цвиллману, о котором в масс-медиа ходило немало догадок, удавалось ускользать от фотографов, журналистов и репортеров, занимавшихся расследованиями, из «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнэл», «Лос-Анджелес таймс» и «Лос-Анджелес трибьюнэл». Все эти годы появлялись статья за статьей о преступных действиях, связанных с автоперевозками, с игорными домами Лас-Вегаса, с торговлей грампластинками, с киноиндустрией, с проституцией, с порнографией и многим другим, в которых время от времени всплывало его имя. Но он оставался фигурой мистической, недосягаемой, почти никогда не видимой, в высшей степени замкнутой, если не считать случайных появлений его в клубе «Фрайерз», где он играл в карты, которые были его страстью. Ни одному фотокорреспонденту ни разу не удалось его сфотографировать. Его личная жизнь ограничивалась очередными женами, которых он менял регулярно – каждые семь лет, да компанией закадычных друзей, таких, как Дом Белканто, исполнитель лирических песен, и Амос Свэнк ведущий полуночного ток-шоу, и их часто меняющихся жен.
Предыдущей ночью Арни Цвиллман позвонил Амосу Свэнку, когда его передача была уже в эфире и прервалась на первую рекламную паузу, и потребовал от него отменить появление в его программе последней гостьи, Фло Марч.
– Выкинь эту красотку, – сказал он.
– Роуз-Энн? Выкинуть Роуз-Энн? – спросил Амос, ужаснувшись.
– Нет, не Роуз-Энн. Фло Марч.
– Но у меня вся программа полетит к черту, – сказал Амос. – Мы уже в эфире. Я не могу получить замену.
– Передай Дому, что я прошу его спеть еще несколько песен, – ответил Арни. – Публика включила телевизор, чтобы смотреть на него, а не на Фло Марч.
Позже, когда Арни прослушивал единственную кассету, которую нашли в доме Фло Марч, по его лицу можно было бы наблюдать все стадии недовольства. Столкновение с Жюлем Мендельсоном в кабинете Каспера Стиглица, в то время как остальные гости, приглашенные на прием, смотрели фильм, было передано в деталях, и ему стало ясно, что Жюль сам рассказал об этом Фло. Слова «отмывание денег» появлялись в рассказе постоянно, раскрывая методы осуществления этой операции во время предполагаемого пребывания Жюля в Брюсселе.
Арни был глубоко убежден, что только неожиданное вторжение Паулины Мендельсон, оскорбленной намеками накачавшегося наркотиками Каспера Стиглица о лесбийских связях актрис, помешало скрепить их сделку.
– Господи, этой бабенке Марч следовало быть секретаршей. Она, должно быть, стенографировала все, что Жюль рассказывал ей, успевая при этом снимать с него брюки и разжигать его, – заметил Арни. Его замечание вызвало взрыв смеха в комнате, но Арни Цвиллман был не в том настроении, чтобы смеяться. Он поднял руку, и смех оборвался. – Где остальные кассеты? Должно быть сорок часов, а здесь только на час. Я хочу услышать, что там дальше говорится о Киппи.
– Это все, что мы нашли, – сказал Джо-Джо, его помощник.
– Кассеты, вероятно, в каком-нибудь банковском сейфе на хранении. Разыщи этого сладкоежку Сирила Рэтбоуна. Припугни это дерьмо как следует, – сказал Арни.
* * *
– Это мистер Рэтбоун. Меня ожидают, – сказал Сирил, как никогда на английский манер растягивая слова и глядя прямо в камеру кругового обзора у ворот «Облаков». Дадли, взглянув на его лицо на мониторе в дворецкой, не почувствовал расположения к писателю из «Малхоллэнда», который, по его мнению, написал постыдную и предательскую статью о Жюле Мендельсоне и женщине по имени Фло Марч, статью, вызвавшую, как он знал, кривотолки и сдавленные смешки в дворецких знатных домов города. Дадли даже позволил себе высказать хозяйке дома неодобрение, когда она сообщила, что ожидает прихода Сирила Рэтбоуна. Но Паулина Мендельсон на его замечание лишь пожала плечами и не ответила, показывая, что данное обстоятельство не зависит от нее.
Проехав по длинной подъездной дороге и повернув направо, Сирил оказался в той части поместья, которая была скрыта от глаз за воротами. Ему показалось, что он попал в волшебную страну, и его сердце сильно забилось. Его редактор Люсия Борсоди всегда испытывала разочарование, что его не допускали в этот знатный дом. Для нее не имел значения тот факт, что и другие репортеры светской хроники из городских изданий никогда не приглашались сюда, равно как и то, что Жюль Мендельсон в свое время всячески избегал общений с прессой. Люсия Борсоди не раз твердила ему, что в Нью-Йорке Долли Де Лонгпре, прославленную старейшину репортеров светской хроники, принимали в лучших домах старого и нового общества и даже во время ее приездов в Лос-Анджелес, что случалось раз в году, приглашали и на обед к Мендельсонам. Сирил каждый ее приезд воспринимал как свое фиаско. Но наконец-то и он сподобился посетить недоступное и роскошное поместье, в которое он мечтал попасть столько лет.
Въехав во двор, Сирил удовлетворенно улыбнулся. Огромный дом оказался именно таким, как он себе представлял. Не успел он подойти к двери, как она распахнулась, и он прошел в холл, даже не взглянув на Дадли, прикованный видом ажурной лестницы и шести картин Моне, как магнитом.
– О, замечательно, великолепно! – воскликнул он, поворачивая голову то вправо, то влево и разглядывая окружавшие его сокровища. Мысленно он подбирал слова, которыми опишет увиденное. Взглянув на свое отражение в зеркале в стиле «Чиппендейл», остался доволен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65