https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/arkyl/
На кармане халата было вышито «Отель Беверли-Хиллз».
– Что это значит? – спросил он. – Что ты имеешь в виду? Как мог ты ввалиться в мой дом без приглашения? Это – частная собственность.
– Я хочу задать вам пару вопросов.
– Ты – полицейский?
– Нет.
– Репортер?
– Нет.
– Кто же тогда?
Филипп не ответил. Вопросы Лонни были вполне обоснованными. «Кто я? – подумал про себя Филипп. – Не полицейский, не репортер». Он не знал, как объяснить, кто он. Лонни Эдж был не таким, каким Филипп ожидал увидеть убийцу Гектора Парадизо.
– Мне любопытно узнать кое-что о смерти Гектора Парадизо, – сказал он наконец.
Лонни, испугавшись, сглотнул слюну.
– Какого черта я должен знать что-то о смерти Гектора Парадизо?
– Вы были с ним, когда он уходил из «Мисс Гарбо» в ночь его смерти.
– Кто тебе сказал это?
– Несколько человек. Среди них – Зейн.
– Какое отношение ты имеешь к семье Гектора Парадизо? Адвокат? Кто там? – спросил Лонни. И снова Филипп ответил не сразу.
Для Гектора Парадизо он был никто. Он видел-то его всего дважды в жизни: один раз на приеме у Паулины Мендельсон, где он беспечно танцевал весь вечер, второй раз через несколько часов лежащего мертвым в библиотеке собственного дома с пятью пулями в теле. Филипп также не мог ответить: «Я – любовник племянницы Гектора Парадизо, а племянница Гектора Парадизо, кажется, готова верить, как и остальные, в версию, которую отстаивает Жюль Мендельсон, что он покончил жизнь самоубийством, несмотря на все свидетельства, противоречащие этому».
– Я уверен, что его убили, – сказал Филипп.
– И думаешь, что это сделал я?
– Я этого не говорил.
– Зачем же ты пришел?
– Сам не знаю, – сказал тихо Филипп, – просто хотел посмотреть, как ты выглядишь, и убедился, что ты совсем не такой, каким я тебя представлял.
Какое-то время мужчины стояли молча, взглядами оценивая друг друга.
– Повтори, как тебя зовут, – попросил Лонни.
– Квиннелл, Филипп Квиннелл.
– Слушай, я его немного побил, потому что он так хотел. Я наподдал ему подошвой лакированного ботинка, потому что так ему захотелось, потому что именно за это он платил деньги. Еще я связал его ремнем, но дальше этого дело не пошло. Ты ведь знаешь этих богатых. У них есть все, чего они хотят, но они ненавидят себя. И им нравится, когда кто-нибудь из низших слоев общества, вроде меня, говорит им, что они дерьмо или того хуже. Ты таких парней знаешь?
Филипп, не знавший таких людей, все-таки согласно кивнул.
– У вас не было драки из-за денег или еще чего-нибудь? Лонни опустил голову.
– Да, мы обменялись парой ласковых слов по поводу денег. Он заплатил мне чеком. Я не беру чеки, только наличные, даже с моих постоянных клиентов, вроде Сирила.
– Так как он тебе заплатил? Лонни пожал плечами.
– Чеком. Он сказал, что так договорился с Мэннингом Эйнсдорфом. Я не знал, что он умер, пока на следующий день мне не позвонил Мэннинг. Клянусь Богом.
– А драки из-за пистолета не было? – спросил Филипп.
– Там не было никакого пистолета, клянусь.
– Полиция уже допрашивала тебя?
– Нет.
– А от Жюля Мендельсона кто-нибудь звонил и спрашивал о тебе?
Лонни вытаращил глаза на Филиппа. У входа за сетчатою дверью послышались шаги.
– Привет! – послышался голос.
– Боже, это Сирил, – сказал Лонни.
– Я принес тебе пирожное, – сказал Сирил, входя в комнату с коробкой в руке. Он говорил скороговоркой. Сирилу Рэтбоуну было сорок лет, одет он был в двубортный полосатый костюм, белую рубашку и розовый галстук. На голове – соломенная шляпа, надетая набекрень.
– Это Сирил. Познакомься с моим другом, э, Филом Квином, – сказал Лонни, нервничая.
Филипп кивнул головой Сирилу Рэтбоуну, когда тот к нему повернулся. Он казался озабоченным, разглядывая пятно на своем розовом галстуке.
– Черт возьми, – сказал Сирил.
– Что случилось? – спросил Лонни. Сирил показал на свой галстук.
– Майонез, – сказал он. – У тебя есть содовая вода?
– Я уже ухожу, – вмешался Филипп. Он направился к двери.
– Джин – в кухне, Сирил, – сказал Лонни, – лед в холодильнике. Приготовь себе выпить.
Лонни проводил Филиппа до двери и вместе с ним вышел на улицу.
– Он – мой четырехчасовой клиент, – сказал Лонни.
– Сообразил.
– Сирил не знает, что я был с Гектором в ночь его смерти. Они были большими друзьями. Ему не понравилось бы, что я забавлялся с Гектором. Не хочу, чтобы он узнал об этом.
– Я не собираюсь рассказывать ему, – сказал Филипп. – В ту ночь слуга Гектора был в доме? Или, может быть, кто другой?
– Только чертова собачонка Астрид, – сказал Лонни.
– Ты не ответил о Жюле Мендельсоне, – сказал Филипп. Лонни помолчал.
– Жюль?
Из соседнего бунгало кто-то крикнул:
– Эй, Лонни, ты оставил грейпфрут и стаканчик с кофе на фонтане, и управдом разбушевался.
– Хорошо, хорошо, я все уберу! – в ответ ему крикнул Лонни.
– Он говорит, что ты превратил двор в свинарник! – прокричал тот же голос.
– Черт возьми, – раздраженно сказал Лонни. Он подошел к фонтану и подобрал остатки своего завтрака. – Я должен идти.
Филипп кивнул на прощанье и направился к лестнице, но остановился и оглянулся.
– Откуда ты знал Бэзила Планта?
– Бэзила Планта? – удивленно спросил Лонни.
– Да. Ты был хорошо с ним знаком?
– Довольно близко, – ответил Лонни.
– Где ты взял ту рукопись, что лежит на столе?
– А, это длинная история, – сказал Лонни.
– Хотел бы ее послушать, – сказал Филипп.
– Стащил у него однажды ночью, когда он вдрызг напился и полез в драку. А что?
– Он никогда не спрашивал потом тебя о рукописи?
– Он не знал, что я ее взял. А потом он умер.
– Ты ее не показывал Сирилу Рэтбоуну? – спросил Филипп.
– Сирил приходит сюда ради одного. Мы мало разговариваем.
– Эта рукопись стоит кучу денег, насколько я могу судить, – сказал Филипп.
– На самом деле? – заинтересованно спросил Лонни.
– Я остановился в «Шато Мармон». Это на случай, если ты захочешь поговорить о ней.
– Конечно. Извини, что принял тебя так, я не хотел тебя обидеть.
Филипп засмеялся.
– Послушай, – сказал он, прищелкнув пальцами, будто вспомнив о чем-то.
– Что?
– Ина Рей звонила, когда ты был в ванной. Она хочет, чтобы ты составил им компанию вечером в воскресенье, попозже.
Филипп пересек двор и начал спускаться по лестнице.
– Вот что я еще тебе скажу! – крикнул Лонни, стоя наверху лестницы.
– Что еще? – откликнулся Филипп.
– В ту ночь я был не единственным гостем Гектора Парадизо! – крикнул Лонни.
Филипп посмотрел на него и начал снова подниматься по лестнице, но Лонни остановил его жестом руки.
– Не сейчас, приятель. Меня ждет клиент. Плата обязывает.
* * *
Открыв дверь комнаты в «Шато Мармон», Филипп с удивлением обнаружил, что дверь балкона, выходящая на бульвар Сансет, открыта. Ему тут же пришла в голову мысль, что его обокрали, или грабители находятся все еще здесь. Медленно, стараясь, чтобы его не увидели через балконную дверь, он прокрался вдоль стены к балкону и захлопнул дверь. В это же мгновение за стеклом показалось женское лицо. Это была Камилла Ибери. Какое-то время они смотрели друг на друга через стекло. Затем Филипп открыл дверь, и Камилла вошла в комнату.
– Я подумала, что пришло время посмотреть, где ты живешь, – сказала она. Камилла выглядела смущенной, словно не была уверена, как он ее примет.
Филипп улыбнулся.
– Рад тебя видеть, – сказал он. – Я было подумал, что ты – воришка.
– Вот уж нет, всего лишь дама, разыскивающая кавалера, которого потеряла, – сказала она, еще больше смутившись от своей откровенности.
– Очень приятно. Мне самому неловко, как я ушел от тебя.
– Я не могла сдержаться, когда ты мне столько наговорил, – сказала она, – и не понимала, что так тебя люблю. То есть, я хочу сказать, что понимала, понимала с первой минуты, как мы встретились, и не хотела, чтобы ты покидал меня. – Казалось, Камилла готова расплакаться.
Филипп подошел к ней и обнял ее.
– Я рад, что ты пришла, – сказал он. Обняв ее еще крепче, он погладил ее лицо, затем поцеловал. Это был поцелуй, вызванный не плотским желанием, а любовью.
– Я должен тебе что-то сказать, чтобы между нами не было непонимания, – сказал Филипп. Он отошел от нее и посмотрел ей в глаза. – Я ходил повидаться с Лонни Эджем.
– Кто он?
– Парень из «Мисс Гарбо», который, как я слышал, пошел в ту ночь с Гектором к нему домой.
Она кивнула.
– Я предполагала, что ты туда пойдешь. Он – отвратительный?
– Совсем нет. Довольно заурядный, но не отвратительный.
– Ну же, расскажи мне. Теперь я на твоей стороне. И хочу послушать, хочу все знать. Абсолютно все.
– Он снимается для порновидео и считается чуть ли не звездой в этой области.
– Бог мой! Надеюсь, он не показывал тебе свои видео?
– Нет.
– Значит, он ушел из «Мисс Гарбо» с дядей?
– Да.
– А дальше? Что случилось?
– Нечто странное.
– Что же?
– Я не думаю, что это он убил твоего дядю. Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 12.
«Как ты знаешь, я всегда страстно желала стать актрисой, но почти ничего для этого не делала, если не считать фотопортретов, которые я сложила в папку с моими документами. Так вот, после того, как я привела в порядок свой дом на Азалиа Уэй, у меня появилось много свободного времени, и я подумала: сейчас или никогда. Но я даже не знала, с чего начать, а Жюлю решила не говорить об этом, поскольку он бы точно нашел причины, чтобы я отказалась от своей затеи. Как ни странно, но именно Глицерия имела связи в шоу-бизнесе, причем к Фей Конверс они не имели отношения. Ее сестра работала служанкой у директора по актерским кадрам «Колосс Пикчерс» и договорилась, чтобы я с ним встретилась. Этот директор послал меня на пробы на главную роль в одном из мини-сериалов, имея в виду, что на эту роль, возможно, захотят пригласить неизвестную актрису. По замыслу, героиня – сбившаяся с пути девушка, которая выходит замуж за человека из высшего общества, а затем убивает мужа. Завязка сюжета в том, что мать мужа, которая ненавидела ее, стояла за этим убийством. Но тебе ни к чему знать содержание этого чертова сюжета.
Так вот, я вырядилась. Пуки сделал мне прическу, Бланшетт – маникюр, и я отправилась в офис с видом, будто у меня весь мир в кармане. Я говорила изысканным голосом, которому научилась, услышав однажды, как говорит Паулина Мендельсон, или как говорят Мэдж Уайт и Камилла Ибери. Во время встречи я чувствовала себя бесподобно, потому что меня представили продюсерам и режиссеру, а я с ними болтала и заставляла смеяться. Они говорили удивительные вещи обо мне, вроде того, что я могла бы стать новой Морин О'Хара или Рондой Флеминг, или Арлин Даль из-за моих рыжих волос. Все шло превосходно. А затем они попросили меня почитать. Я запаниковала, вся зажалась и не смогла ничего толком прочитать. Я спотыкалась на каждой строчке и даже неправильно произносила некоторые слова. Я стала красная, как свекла, а сочетание такого цвета кожи с рыжими волосами ужасно. Я спросила, не могу ли я начать все сначала, они сказали: «Конечно», но по тому, как они это сказали, я поняла, что не получу этой роли.
Жюлю я ничего не рассказала. Директор по кадрам, у которого работает сестра Глицерии, сказал, что позвонит, когда в следующий раз подвернется какая-нибудь роль, но больше не звонил. А эту роль они дали Энн-Маргарет. Я догадываюсь, что им все-таки пришлось пригласить актрису с именем.»
ГЛАВА 13
– Кто же эта женщина? – спросила декоратор Нелли Поттс о своей последней клиентке. Нелли сидела за ленчем в «Плюще» на бульваре Робертсона с Петрой фон Кант, модной флористкой, чей магазин находился неподалеку.
– На ее счет у меня есть кое-какие подозрения, – ответила Петра, постучав по бокалу, давая знать официанту, чтобы ей принесли еще одну порцию «кровавой Мэри».
– Она истратила сорок тысяч долларов на новые занавески в доме, который она снимает, если не считать того, что она потратила на снос стены, чтобы расширить площадь гардеробной и уборной, – сказала Нелли.
– И все эти костюмы от «Шанель», – добавила Петра, занимавшаяся аранжировкой цветов для леди, которую они обсуждали.
– Только представь, что она тратит столько денег на дом, который сняла на три года.
– Это не должно тебя волновать.
– Не похоже, что она получила наследство.
– Господи, конечно, нет.
– При этом она, кажется, не работает.
– Если вообще чем-то занимается, – сказала Петра. – Болтает без умолку. Все время просит рассказать, для каких приемов я поставляю цветы да какие цветы заказывают мне клиенты, и даже сколько все это стоит.
– И о моих клиентах она хочет все знать. Не примет решение, пока я ей не расскажу, что у кого-то из тех, о ком она читает в колонке светской хроники Сирила Рэтбоуна, нет такой же софы, какую я ей предлагаю, или таких же тканей, только тогда она соглашается со мной. Но в общем-то она мне нравится.
– И мне тоже.
– Ее, верно, содержит кто-то очень богатый, – сказала Нелли.
– Это точно, – ответила Петра.
– Она оплачивает счета?
– Сразу, даже не дожидается начала месяца.
* * *
Без светло-русого парика, без голубых теней на глазах, без голубых контактных линз, то есть без того, в чем представала она перед посетителями ночного клуба как Марвин Маккуин, Гортензия Мэдлен, грозный литературный критик журнала «Малхоллэнд», возвращалась к своей реальной жизни, в которой коммерческий успех других вызывал у нее ярое презрение. Свои волосы она зачесывала назад и закалывала в пучок, как все старые девы, носила очки с такими сильными стеклами, что они увеличивали ее глаза, губы поджимала, чтобы скрыть выступавшие вперед зубы, не меняя их положение даже тогда, когда жевала любимую хлорофилловую жвачку, от которой язык ее становился зеленым.
В тот день постоянное выражение недовольства на ее лице еще больше усугубилось. Сквозь каждую пору ее тела просачивалось недовольство. Даже разгромная критическая статья, только что написанная о последней работе популярного писателя, которая наверняка ранит автора, а ради этого статья и писалась, не могла смягчить ее недовольства, как это бывало раньше после написанных ею разгромных статей, или на минуту ослабить ее внутреннюю раздраженность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Что это значит? – спросил он. – Что ты имеешь в виду? Как мог ты ввалиться в мой дом без приглашения? Это – частная собственность.
– Я хочу задать вам пару вопросов.
– Ты – полицейский?
– Нет.
– Репортер?
– Нет.
– Кто же тогда?
Филипп не ответил. Вопросы Лонни были вполне обоснованными. «Кто я? – подумал про себя Филипп. – Не полицейский, не репортер». Он не знал, как объяснить, кто он. Лонни Эдж был не таким, каким Филипп ожидал увидеть убийцу Гектора Парадизо.
– Мне любопытно узнать кое-что о смерти Гектора Парадизо, – сказал он наконец.
Лонни, испугавшись, сглотнул слюну.
– Какого черта я должен знать что-то о смерти Гектора Парадизо?
– Вы были с ним, когда он уходил из «Мисс Гарбо» в ночь его смерти.
– Кто тебе сказал это?
– Несколько человек. Среди них – Зейн.
– Какое отношение ты имеешь к семье Гектора Парадизо? Адвокат? Кто там? – спросил Лонни. И снова Филипп ответил не сразу.
Для Гектора Парадизо он был никто. Он видел-то его всего дважды в жизни: один раз на приеме у Паулины Мендельсон, где он беспечно танцевал весь вечер, второй раз через несколько часов лежащего мертвым в библиотеке собственного дома с пятью пулями в теле. Филипп также не мог ответить: «Я – любовник племянницы Гектора Парадизо, а племянница Гектора Парадизо, кажется, готова верить, как и остальные, в версию, которую отстаивает Жюль Мендельсон, что он покончил жизнь самоубийством, несмотря на все свидетельства, противоречащие этому».
– Я уверен, что его убили, – сказал Филипп.
– И думаешь, что это сделал я?
– Я этого не говорил.
– Зачем же ты пришел?
– Сам не знаю, – сказал тихо Филипп, – просто хотел посмотреть, как ты выглядишь, и убедился, что ты совсем не такой, каким я тебя представлял.
Какое-то время мужчины стояли молча, взглядами оценивая друг друга.
– Повтори, как тебя зовут, – попросил Лонни.
– Квиннелл, Филипп Квиннелл.
– Слушай, я его немного побил, потому что он так хотел. Я наподдал ему подошвой лакированного ботинка, потому что так ему захотелось, потому что именно за это он платил деньги. Еще я связал его ремнем, но дальше этого дело не пошло. Ты ведь знаешь этих богатых. У них есть все, чего они хотят, но они ненавидят себя. И им нравится, когда кто-нибудь из низших слоев общества, вроде меня, говорит им, что они дерьмо или того хуже. Ты таких парней знаешь?
Филипп, не знавший таких людей, все-таки согласно кивнул.
– У вас не было драки из-за денег или еще чего-нибудь? Лонни опустил голову.
– Да, мы обменялись парой ласковых слов по поводу денег. Он заплатил мне чеком. Я не беру чеки, только наличные, даже с моих постоянных клиентов, вроде Сирила.
– Так как он тебе заплатил? Лонни пожал плечами.
– Чеком. Он сказал, что так договорился с Мэннингом Эйнсдорфом. Я не знал, что он умер, пока на следующий день мне не позвонил Мэннинг. Клянусь Богом.
– А драки из-за пистолета не было? – спросил Филипп.
– Там не было никакого пистолета, клянусь.
– Полиция уже допрашивала тебя?
– Нет.
– А от Жюля Мендельсона кто-нибудь звонил и спрашивал о тебе?
Лонни вытаращил глаза на Филиппа. У входа за сетчатою дверью послышались шаги.
– Привет! – послышался голос.
– Боже, это Сирил, – сказал Лонни.
– Я принес тебе пирожное, – сказал Сирил, входя в комнату с коробкой в руке. Он говорил скороговоркой. Сирилу Рэтбоуну было сорок лет, одет он был в двубортный полосатый костюм, белую рубашку и розовый галстук. На голове – соломенная шляпа, надетая набекрень.
– Это Сирил. Познакомься с моим другом, э, Филом Квином, – сказал Лонни, нервничая.
Филипп кивнул головой Сирилу Рэтбоуну, когда тот к нему повернулся. Он казался озабоченным, разглядывая пятно на своем розовом галстуке.
– Черт возьми, – сказал Сирил.
– Что случилось? – спросил Лонни. Сирил показал на свой галстук.
– Майонез, – сказал он. – У тебя есть содовая вода?
– Я уже ухожу, – вмешался Филипп. Он направился к двери.
– Джин – в кухне, Сирил, – сказал Лонни, – лед в холодильнике. Приготовь себе выпить.
Лонни проводил Филиппа до двери и вместе с ним вышел на улицу.
– Он – мой четырехчасовой клиент, – сказал Лонни.
– Сообразил.
– Сирил не знает, что я был с Гектором в ночь его смерти. Они были большими друзьями. Ему не понравилось бы, что я забавлялся с Гектором. Не хочу, чтобы он узнал об этом.
– Я не собираюсь рассказывать ему, – сказал Филипп. – В ту ночь слуга Гектора был в доме? Или, может быть, кто другой?
– Только чертова собачонка Астрид, – сказал Лонни.
– Ты не ответил о Жюле Мендельсоне, – сказал Филипп. Лонни помолчал.
– Жюль?
Из соседнего бунгало кто-то крикнул:
– Эй, Лонни, ты оставил грейпфрут и стаканчик с кофе на фонтане, и управдом разбушевался.
– Хорошо, хорошо, я все уберу! – в ответ ему крикнул Лонни.
– Он говорит, что ты превратил двор в свинарник! – прокричал тот же голос.
– Черт возьми, – раздраженно сказал Лонни. Он подошел к фонтану и подобрал остатки своего завтрака. – Я должен идти.
Филипп кивнул на прощанье и направился к лестнице, но остановился и оглянулся.
– Откуда ты знал Бэзила Планта?
– Бэзила Планта? – удивленно спросил Лонни.
– Да. Ты был хорошо с ним знаком?
– Довольно близко, – ответил Лонни.
– Где ты взял ту рукопись, что лежит на столе?
– А, это длинная история, – сказал Лонни.
– Хотел бы ее послушать, – сказал Филипп.
– Стащил у него однажды ночью, когда он вдрызг напился и полез в драку. А что?
– Он никогда не спрашивал потом тебя о рукописи?
– Он не знал, что я ее взял. А потом он умер.
– Ты ее не показывал Сирилу Рэтбоуну? – спросил Филипп.
– Сирил приходит сюда ради одного. Мы мало разговариваем.
– Эта рукопись стоит кучу денег, насколько я могу судить, – сказал Филипп.
– На самом деле? – заинтересованно спросил Лонни.
– Я остановился в «Шато Мармон». Это на случай, если ты захочешь поговорить о ней.
– Конечно. Извини, что принял тебя так, я не хотел тебя обидеть.
Филипп засмеялся.
– Послушай, – сказал он, прищелкнув пальцами, будто вспомнив о чем-то.
– Что?
– Ина Рей звонила, когда ты был в ванной. Она хочет, чтобы ты составил им компанию вечером в воскресенье, попозже.
Филипп пересек двор и начал спускаться по лестнице.
– Вот что я еще тебе скажу! – крикнул Лонни, стоя наверху лестницы.
– Что еще? – откликнулся Филипп.
– В ту ночь я был не единственным гостем Гектора Парадизо! – крикнул Лонни.
Филипп посмотрел на него и начал снова подниматься по лестнице, но Лонни остановил его жестом руки.
– Не сейчас, приятель. Меня ждет клиент. Плата обязывает.
* * *
Открыв дверь комнаты в «Шато Мармон», Филипп с удивлением обнаружил, что дверь балкона, выходящая на бульвар Сансет, открыта. Ему тут же пришла в голову мысль, что его обокрали, или грабители находятся все еще здесь. Медленно, стараясь, чтобы его не увидели через балконную дверь, он прокрался вдоль стены к балкону и захлопнул дверь. В это же мгновение за стеклом показалось женское лицо. Это была Камилла Ибери. Какое-то время они смотрели друг на друга через стекло. Затем Филипп открыл дверь, и Камилла вошла в комнату.
– Я подумала, что пришло время посмотреть, где ты живешь, – сказала она. Камилла выглядела смущенной, словно не была уверена, как он ее примет.
Филипп улыбнулся.
– Рад тебя видеть, – сказал он. – Я было подумал, что ты – воришка.
– Вот уж нет, всего лишь дама, разыскивающая кавалера, которого потеряла, – сказала она, еще больше смутившись от своей откровенности.
– Очень приятно. Мне самому неловко, как я ушел от тебя.
– Я не могла сдержаться, когда ты мне столько наговорил, – сказала она, – и не понимала, что так тебя люблю. То есть, я хочу сказать, что понимала, понимала с первой минуты, как мы встретились, и не хотела, чтобы ты покидал меня. – Казалось, Камилла готова расплакаться.
Филипп подошел к ней и обнял ее.
– Я рад, что ты пришла, – сказал он. Обняв ее еще крепче, он погладил ее лицо, затем поцеловал. Это был поцелуй, вызванный не плотским желанием, а любовью.
– Я должен тебе что-то сказать, чтобы между нами не было непонимания, – сказал Филипп. Он отошел от нее и посмотрел ей в глаза. – Я ходил повидаться с Лонни Эджем.
– Кто он?
– Парень из «Мисс Гарбо», который, как я слышал, пошел в ту ночь с Гектором к нему домой.
Она кивнула.
– Я предполагала, что ты туда пойдешь. Он – отвратительный?
– Совсем нет. Довольно заурядный, но не отвратительный.
– Ну же, расскажи мне. Теперь я на твоей стороне. И хочу послушать, хочу все знать. Абсолютно все.
– Он снимается для порновидео и считается чуть ли не звездой в этой области.
– Бог мой! Надеюсь, он не показывал тебе свои видео?
– Нет.
– Значит, он ушел из «Мисс Гарбо» с дядей?
– Да.
– А дальше? Что случилось?
– Нечто странное.
– Что же?
– Я не думаю, что это он убил твоего дядю. Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 12.
«Как ты знаешь, я всегда страстно желала стать актрисой, но почти ничего для этого не делала, если не считать фотопортретов, которые я сложила в папку с моими документами. Так вот, после того, как я привела в порядок свой дом на Азалиа Уэй, у меня появилось много свободного времени, и я подумала: сейчас или никогда. Но я даже не знала, с чего начать, а Жюлю решила не говорить об этом, поскольку он бы точно нашел причины, чтобы я отказалась от своей затеи. Как ни странно, но именно Глицерия имела связи в шоу-бизнесе, причем к Фей Конверс они не имели отношения. Ее сестра работала служанкой у директора по актерским кадрам «Колосс Пикчерс» и договорилась, чтобы я с ним встретилась. Этот директор послал меня на пробы на главную роль в одном из мини-сериалов, имея в виду, что на эту роль, возможно, захотят пригласить неизвестную актрису. По замыслу, героиня – сбившаяся с пути девушка, которая выходит замуж за человека из высшего общества, а затем убивает мужа. Завязка сюжета в том, что мать мужа, которая ненавидела ее, стояла за этим убийством. Но тебе ни к чему знать содержание этого чертова сюжета.
Так вот, я вырядилась. Пуки сделал мне прическу, Бланшетт – маникюр, и я отправилась в офис с видом, будто у меня весь мир в кармане. Я говорила изысканным голосом, которому научилась, услышав однажды, как говорит Паулина Мендельсон, или как говорят Мэдж Уайт и Камилла Ибери. Во время встречи я чувствовала себя бесподобно, потому что меня представили продюсерам и режиссеру, а я с ними болтала и заставляла смеяться. Они говорили удивительные вещи обо мне, вроде того, что я могла бы стать новой Морин О'Хара или Рондой Флеминг, или Арлин Даль из-за моих рыжих волос. Все шло превосходно. А затем они попросили меня почитать. Я запаниковала, вся зажалась и не смогла ничего толком прочитать. Я спотыкалась на каждой строчке и даже неправильно произносила некоторые слова. Я стала красная, как свекла, а сочетание такого цвета кожи с рыжими волосами ужасно. Я спросила, не могу ли я начать все сначала, они сказали: «Конечно», но по тому, как они это сказали, я поняла, что не получу этой роли.
Жюлю я ничего не рассказала. Директор по кадрам, у которого работает сестра Глицерии, сказал, что позвонит, когда в следующий раз подвернется какая-нибудь роль, но больше не звонил. А эту роль они дали Энн-Маргарет. Я догадываюсь, что им все-таки пришлось пригласить актрису с именем.»
ГЛАВА 13
– Кто же эта женщина? – спросила декоратор Нелли Поттс о своей последней клиентке. Нелли сидела за ленчем в «Плюще» на бульваре Робертсона с Петрой фон Кант, модной флористкой, чей магазин находился неподалеку.
– На ее счет у меня есть кое-какие подозрения, – ответила Петра, постучав по бокалу, давая знать официанту, чтобы ей принесли еще одну порцию «кровавой Мэри».
– Она истратила сорок тысяч долларов на новые занавески в доме, который она снимает, если не считать того, что она потратила на снос стены, чтобы расширить площадь гардеробной и уборной, – сказала Нелли.
– И все эти костюмы от «Шанель», – добавила Петра, занимавшаяся аранжировкой цветов для леди, которую они обсуждали.
– Только представь, что она тратит столько денег на дом, который сняла на три года.
– Это не должно тебя волновать.
– Не похоже, что она получила наследство.
– Господи, конечно, нет.
– При этом она, кажется, не работает.
– Если вообще чем-то занимается, – сказала Петра. – Болтает без умолку. Все время просит рассказать, для каких приемов я поставляю цветы да какие цветы заказывают мне клиенты, и даже сколько все это стоит.
– И о моих клиентах она хочет все знать. Не примет решение, пока я ей не расскажу, что у кого-то из тех, о ком она читает в колонке светской хроники Сирила Рэтбоуна, нет такой же софы, какую я ей предлагаю, или таких же тканей, только тогда она соглашается со мной. Но в общем-то она мне нравится.
– И мне тоже.
– Ее, верно, содержит кто-то очень богатый, – сказала Нелли.
– Это точно, – ответила Петра.
– Она оплачивает счета?
– Сразу, даже не дожидается начала месяца.
* * *
Без светло-русого парика, без голубых теней на глазах, без голубых контактных линз, то есть без того, в чем представала она перед посетителями ночного клуба как Марвин Маккуин, Гортензия Мэдлен, грозный литературный критик журнала «Малхоллэнд», возвращалась к своей реальной жизни, в которой коммерческий успех других вызывал у нее ярое презрение. Свои волосы она зачесывала назад и закалывала в пучок, как все старые девы, носила очки с такими сильными стеклами, что они увеличивали ее глаза, губы поджимала, чтобы скрыть выступавшие вперед зубы, не меняя их положение даже тогда, когда жевала любимую хлорофилловую жвачку, от которой язык ее становился зеленым.
В тот день постоянное выражение недовольства на ее лице еще больше усугубилось. Сквозь каждую пору ее тела просачивалось недовольство. Даже разгромная критическая статья, только что написанная о последней работе популярного писателя, которая наверняка ранит автора, а ради этого статья и писалась, не могла смягчить ее недовольства, как это бывало раньше после написанных ею разгромных статей, или на минуту ослабить ее внутреннюю раздраженность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65