Впрочем, здесь толком и не размахнешься: тесно...
Все условия, чтобы почувствовать себя крысой! Кстати, о крысах: хорошо бы какой-нибудь из переходов вывел в подвал, набитый окороками и прочей вкусной снедью... ох, да хоть сырой репой! Есть хочется ужасно!
В начале своего подземного путешествия Орешек пытался отмечать пройденный путь, ногтем царапая светящиеся пятна мха. Но яркие влажные кляксы быстро затягивали раны и становились прежними, словно к ним не прикасалась человеческая рука. Да и зачем ему, собственно, эти пометки? Чтобы вернуться в колодец со скользкими, будто намыленными, стенами? Вылезти наверх там нельзя, уж он-то пробовал! Значит, надо идти вперед и не думать о том, что Серая Старуха, может быть, уводит его глубоко в сердце скал или под дно озера...
А ну, не скулить! Когда-то по этим коридорам бродили люди — может, в незапамятные времена, но бродили. Под слоем мха ладонь не раз нащупывала странные знаки, врезанные в камень, — не то рисунки, не то письмена... Эти люди, надо полагать, знали путь наверх!..
Путь пересек тонкий ручеек, выбегающий из трещины в скале и исчезающий в другой трещине — в противоположной стене коридора. Орешек опустился на колени и напился холодной, ломящей зубы воды. Поднимаясь на ноги и утирая рот рукавом, вспомнил сказку о волшебных подземных родниках. Если испить из такого родника, забудешь лица тех, кто ждет тебя наверху, и не захочешь возвращаться к синему небу и чистому ветру. Глупость, конечно, но...
Память торопливо провела перед ним знакомые лица. Вот хозяин — востроносый, с торчащей надо лбом жесткой прядью, трогательно похожий на воробья. Вот Даугур — печальный и немного настороженный, не до конца уверенный в своем отчаянном решении. Вот Нурайна — гордая, красивая, с надменно вскинутой головой... ох, она же в беде сейчас!
И над всеми этими лицами — зеленое сияние неповторимых, дивных глаз, мысль о которых вызывает острое, горячее желание, неуместное и нелепое в этом промозглом каменном коридоре... Не-ет, Орешку не хочется навсегда застрять в поганом наррабанском подземелье! Его ждет Арлина!..
Воспоминание о любимой спугнула метнувшаяся из-под ног черная тень. Орешек выругался вслух. Проклятые ящерицы, так и шныряют по камням!
Подземелье не было безжизненным. По стенам ползали гигантские пауки. В широких переходах и гротах реяли стайки странных крупных насекомых. В самых темных закоулках с потолка свисали летучие мыши, кутаясь в кожистые плащи крыльев, и пол под ними был покрыт толстым скользким слоем помета. Один раз светящееся пятно на стене пересекла черная гибкая струя, чуть не заставив Орешка заорать: змей он боялся...
Когда очередной переход вывел в большую пещеру, Орешек решил передохнуть. Болели ноги, устала спина, локти и колени были сбиты в кровь. К тому же Орешек отчаянно замерз. Промозглая ледяная сырость липко обволакивала тело и, казалось, проникла сквозь кожу. И это после жаркого, душного дня наверху!
А пещера поневоле заставляла замедлить шаг и оглядеться. Не пещера, а дворцовый зал: с яркими пятнами мха по стенам, с высоким сводом, с рядами свисающих с потолка острых каменных сосулек — а навстречу им с пола поднимаются такие же острые каменные копья. Кое-где эти наросты встретились и срослись, а кое-где еще тянулись друг к другу, словно готовые сомкнуться клыки. А в центре — круглое озеро, недвижное и черное, словно из смолы...
Нет, не совсем недвижное! Со свода падают крупные тяжелые капли. Озеро принимает их почти без ряби, без маленьких волн... или это в полумраке поверхность воды кажется такой гладкой?
Орешек обогнул озеро, выискивая местечко если не почище, то хотя бы посуше, чтобы можно было сесть, вытянуть ноги... Рассеянный взгляд скользнул по чему-то внизу — и вдруг стал острым и внимательным. Усталость разом забылась. Серо-черный мир вокруг, сливавшийся в темную пелену, стал четче и словно рассыпался на отдельные детали — колонны, озеро, пятна мха... Звуки, к которым слух привык и перестал замечать, резко вернулись, но слышались теперь раздельно: вот упала в воду капля, вот зашуршала ящерица среди камней...
Орешек, тревожно собранный, с рукой на эфесе, обшарил взглядом полумрак вокруг, не обнаружил близкой опасности и склонился над встряхнувшей его находкой.
Небольшая каменная площадка была расчищена от помета летучих мышей. На ней были разложены — не свалены в кучу, а именно разложены — несколько предметов. Их объединяло одно: всем им не место было в подземелье.
Женский платок, расшитый белыми и желтыми птицами. Свиток пергамента, покрытый плесенью так, что его наверняка не развернуть. Стоптанный башмак. Глиняная фляга, оплетенная железной проволокой. Двухвостая плеть с витой серебряной рукоятью. Детская игрушка — деревянная лошадка со следами краски, с выдранным хвостом и куцей гривой из свиной щетины.
Последняя вещь заставила Орешка поежиться: богато расшитый парчовый кафтан, разорванный, с темными пятнами.
Орешек затравленно огляделся. Чем-то недобрым веяло от безобидных вещиц... Взяв себя в руки, он начал размышлять: кто и с какой целью выложил здесь эти «сокровища»? Предметы пролежали тут разное время: платок, пропитанный пещерной влагой и грязью, почти истлел, а кафтан выглядел так, словно его только сейчас грубо сорвали с плеч владельца.
Во фляге, которую поднял Орешек, что-то обещающе булькало. Не вино ли? Вот бы кстати!
Разбухшая от влаги пробка нехотя покинула горлышко. В ноздри ударил неприятный, но вполне знакомый запах. «Водичка из-под кочки»! Какой придурок здесь, в стране лучших в мире вин, таскал при себе пойло, которое в глухих деревнях Наррабана мужики гонят из зерна? Впрочем, и в городах можно отведать «водичку из-под кочки», причем даже не подозревая об этом: жуликоватые трактирщики подливают эту пакость в вино...
Что ж, сгодится и это, а то уже зубы начали лязгать...
Вонючая жидкость огненным шаром прокатилась по горлу, обожгла грудь и живот. Вей-о! Крепкая, зараза!
Орешек прицепил флягу к поясу и вновь задумался о прошлом найденных предметов. Все догадки, что вспыхивали в его мозгу, были мрачными, не оставляющими никакой надежды для бывших владельцев вещей.
С болью в сердце Орешек нагнулся и кончиками пальцев коснулся игрушечной лошадки. Что случилось с ее маленьким хозяином?
И эхом этих горьких мыслей прозвучали где-то рядом тихие всхлипы, перешедшие в тоненький плач. Орешек вскинул голову. Нет, это не наваждение! Под сводами пещеры плакал ребенок. Плакал, видимо, давно: голосишко был измученным, безнадежным — всхлипывания и негромкое поскуливание.
Первым побуждением Орешка было окликнуть малыша, подозвать, успокоить. Что остановило его? Стены и свод, враждебно окружившие человека мрачной толщей камня? Исходящее от пряжки-талисмана острое ощущение опасности? Странные, фальшивые нотки, которые уловило в тихом плаче чуткое ухо бывшего актера?
Орешек твердо сжал губы и легким движением извлек из ножен Саймингу. Медленно, мягко он повернулся на каблуках, стараясь поточнее определить источник звука. Затем, бесшумно лавируя среди каменных колонн, двинулся в ту сторону, откуда доносился плач.
Остановившись перед чернеющей в скале глубокой нишей, стены которой не были освещены ни одним клочком мха, Орешек на миг заколебался, а потом нагнулся, чтобы заглянуть во мрак.
Навстречу молча метнулось что-то темное, свирепое, стремительное.
Орешек встретил неведомого врага клинком. Противник на лету ухитрился извернуться, но все же кончик Сайминги коснулся упругой плоти. Раздался вопль, в котором не было ничего человеческого, и сверху на Орешка обрушилось еще одно темное существо. Обернуться и взмахнуть мечом он не успевал, поэтому упал на спину и изо всех сил ударил каблуками по второму врагу. Попал, и крепко: неизвестная тварь с воем взлетела по каменной колонне под потолок. Орешек, вскочив на ноги, нанес вслед противнику мощный удар, который, увы, пришелся по камню: тварь оказалась на редкость шустрой. Вторая тоже не мешкала: визжа от боли, проскочила мимо человека и улепетнула прочь.
Теперь Орешек мог рассмотреть своего пленника, насколько позволял сумрак.
Обвив серую колонну шестью гибкими лапами, сверху смотрело крупное — размером с волка — животное с длинным туловищем, круглой головой и короткой темной шерстью. Под взглядом человека тварь молча ощерилась, обнажив внушительные клыки.
О Безымянные, какой только дряни не водится в этом подземелье! Надо уходить... но, спрашивается, куда? Эти хищники наверняка хорошо ориентируются в темноте и знают здесь каждую щель!
Со злости подобрав отрубленный Саймингой кусок камня — мягкого, серо-белого, похожего на мел, — Орешек запустил им в животное.
Тварь ловко поймала камень задней лапой, сделала движение, словно хотела кинуть им в человека, но не бросила, поднесла к глазам. И сверху раздался голос, визгливый, но внятный:
— Ты разрубил камень?
Это было сказано по-наррабански. От изумления Орешек ответил вопросом, причем довольно глупым:
— Ты умеешь разговаривать?
— Все нарры умеют разговаривать, — провизжало темное существо.
Нарры?! Вей-о-о-о!
У Орешка подкосились ноги. Почему-то в скитаниях по подземелью он ни разу не подумал о наррах — загадочном хищном племени, некогда жившем в этих краях. Люди победили нарров и вытеснили под землю, где те и обитают до сих пор, время от времени выбираясь наружу, чтобы изловить и сожрать какого-нибудь невезучего человека. Вроде бы им даже бросают преступников...
Хорошо, что Орешек не вспомнил об этом сразу. Каково было бы идти в черный лабиринт навстречу людоедам!
А второй нарр... тот, раненый... он же, подлец, за подмогой побежал! Сейчас вернется со всей стаей — сразу станет весело и о-очень интересно!
Орешек сорвал с пояса флягу и отправил в глотку обжигающий глоток.
Ну и ладно! Пусть идут! Он, Орешек, скажет ту фразу... волшебную... которой Аунк научил. Как там?.. Черный пень... что-то делает в ядовитом болоте...
Закружившаяся хмельная голова никак не соглашалась припомнить несколько простых слов.
Ну и пусть! Ну и не надо! Орешек расправил плечи и со злым вызовом глянул наверх. Не станет он бояться того, кого сам загнал под потолок!
А неприятная тварь не унималась:
— Зачем рубить камень?
Орешек ухмыльнулся:
— Да вот хочу прорубить дырку в скалах. До самого озера.
Последовало молчание. Затем сверху прозвучало неуверенно:
— Зачем... дырку в скалах?
— А чтоб до самой воды, — охотно объяснил Орешек. — Чтоб залить все эти крысиные ходы-переходы.
Пленник тревожно завозился на колонне. Он явно ничего не понял.
Орешек снизошел до умственного уровня собеседника:
— Дырка в потолке. Вода польется сверху. Зальет коридоры.
На этот раз твари понадобилось не так уж много времени, чтобы сообразить, что к чему.
— Наррам будет плохо! — негодующе заявил пленник.
— Наррам будет о-очень плохо! — с удовольствием подтвердил Орешек. Страх оставил его. Теперь он лишь удивлялся, почему существо, молниеносно двигавшееся в драке, теперь так туго соображает?
А сверху донесся шедевр мыслительного процесса нарра:
— Ты тоже утонешь!
— Не утону. Превращусь в рыбу и уплыву. Я колдун — слыхал такое слово?
Судя по донесшемуся из-под свода визгу, слово это нарру было знакомо.
— Светоч сказал — колдунов больше не будет! — возмутилась тварь.
Вей-о! Светоч? Орешек попытался не выказать своего удивления.
— Что, боитесь? — спросил он наугад. — Помните, что такое колдовство?
— Помним, — донеслось с потолка. — Это плохо. Лапы не слушаются, шкура слезает, кишки болят. Светоч сказал — колдунов не будет! Мы во дворец ночью не вылезаем, никого там не едим! Когда плохие люди хотели сжечь дворец, Светоч позвал — мы пришли, плохих людей ели. Светоч вкусное мясо дает. За что нам — колдунов?
«Ишь, как разговорился!» — подумал Орешек. Хмель не помешал ему понять, что стояло за маловразумительной тирадой нарра. Выходит, хищное племя со страхом хранит память о том, как люди использовали против них магию... порчу на них напускали... А сейчас, стало быть, у зверюги со Светочем что-то вроде договора о ненападении. Светоч даже использует нарров против каких-то «плохих людей». Дворцовые заговорщики? Мятежники из городской бедноты?.. А-а, ладно! Ему, Орешку, на заморские дела плевать!..
Краем глаза парень уловил движение среди каменного леса и, вскинув меч, приготовился отразить нападение.
Пленник на своей колонне разразился каскадом щелканья и шипения. В ответ из тьмы донеслось несколько коротких взвизгиваний — и все стихло.
«Надеюсь, — подумал Орешек, — мой разговорчивый друг скомандовал отставить атаку».
А сверху донеслось:
— Дырку рубить нельзя!
— Да кто ж мне запретит? — удивился Орешек. — Я сильный колдун. Светоча не слушаюсь... Никого не слушаюсь... — и, оставив разъяснительный тон, продолжил скороговоркой: — Вот сейчас поубиваю твою стаю, чтоб под ногами не путалась, и начну понемногу камешек рубать... Ну, разве что вы догадаетесь мне заплатить, чтоб я ушел отсюда...
— Заплатить... это как? — уловил нарр главное в человеческой тарабарщине.
— Ну... дашь мне что-нибудь ценное... то есть чтобы мне понравилось. И проводишь наверх.
— Ценное... — повторил нарр новое слово. — Здесь много ценного. Я слезу. Не убивай меня.
— Только без штучек! — предупредил Орешек. — И дружкам скажи, чтоб не дергались.
Пленник съехал по колонне на пол. Теперь можно было увидеть его огромные глаза с большими зрачками. Орешек даже вздрогнул: такая голодная ненависть стыла в этих глазах. Ненависть... и страх?
Нарр молча заскользил к темному озерку. Он двигался по-собачьи, на четвереньках (вернее, «на шестереньках»). Орешек направился следом. В его распаленном воображении вставали видения подземных сокровищ: рассыпавшиеся от времени сундуки с золотом, драгоценными камнями, старинным оружием...
Нарр остановился возле площадки с полуистлевшей рухлядью.
— Вот! — гордо сказал он, и из пасти пахнуло гниющим мясом. — Ценное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103