— В каком смысле?
— В этом самом! — нагло подтвердил Орешек.
Мужчины застыли, намертво сцепившись взглядами. В этот миг они не думали о Нурайне.
А Нурайна уже не противилась накатившей дурноте и гулу в ушах, как опытный пловец не борется с несущей его волной. Ей было знакомо это состояние. Отец сказал однажды. «В тебе закипает кровь Первого Дракона».
И только отец знал, что в эти редкие мгновения Нурайна бывала опасна. Опасна помимо своей воли, опасна непредсказуемо и, что самое обидное, без всякой пользы для себя...
А Нхари-дэр, выйдя из оцепенения, хотел было гневно обрушиться на заезжего наглеца, пригрозить карой за кощунственные речи и забрать женщину без всякого выкупа. Но вельможе помешала его собственная наблюдательность.
Когда грайанец в дерзком порыве подался вперед, из-под расстегнутой куртки вынырнула овальная пластинка на тонкой серебряной цепочке. На пластинке был выгравирован сокол.
Сын Клана!
Нет, вельможу смутила не знатность собеседника. Нхари-дэр и сам отнюдь не был простолюдином. Но, как все наррабанцы, он считал Детей Клана страшными колдунами. А колдунов лучше не сердить. С ними надо расправляться исподтишка, желательно чужими руками.
— Значит, ты не хочешь продавать эту женщину? — с ледяной учтивостью уточнил гость.
Ответить Орешек не успел.
Слово «продать» хлестнуло по натянутым нервам Нурайны — и на этот раз женщина не выдержала, ослабила цепь на бьющемся в ее душе чудовище. «Ах, гори вы оба ясным пламенем!» — беззвучно шепнула она, не соображая, что делает.
И мужчины увидели, как вокруг них взметнулись к потолку жаркие, живые струи огня!
Лишь миг длилось наваждение, прозрачная стена огня исчезла раньше, чем мужчины успели вскрикнуть. Кожа их помнила горячее дыхание костра, но ни на ковре, ни на одежде пламя не оставило следов.
Вельможа первым сообразил, что случилось: грайанский колдун показал гостю свою силу... Ладно, придется беседовать с ним иначе!
— Хорошо, — бесцветным голосом произнес Нхари-дэр. — Я ухожу.
И про себя добавил. «Вместо меня придет Гхурух».
Вельможа поднялся, снял со стены свой меч, добрел до порога, обулся — все это с отрешенным лицом...
Когда за гостем тихо закрылась дверь, Орешек обернулся к Нурайне, которая уже успела справиться с собой.
— Это еще что такое? — свирепо спросил он. Нурайна прикинулась непонимающей:
— Ты о визите этого павлина? Я его не приглашала. И не намекала, что здесь есть товар на продажу.
«Почудилось, — тоскливо решил Орешек. — Мотался весь день по жаре...»
Но рассказывать Нурайне о своих видениях он не собирался.
— Я не об этом! Я спрашиваю, как этот гусь сюда залетел? Ты что, не заперла калитку? Ну, растяпа! Сиди, сиди, я уж сам закрою...
19
Положив руку на щеколду, Орешек вдруг насторожился, прислушался и открыл дверь.
На глухой улице меж серых глиняных заборов кипела молчаливая схватка... Нет, схваткой это было назвать нельзя: два здоровенных наррабанца деловито крутили руки щуплому невысокому старичку. Казалось бы, дело пустяковое, но нет: старикашка ловко вывернулся из своего кафтана, оставив его в руках противников, и бросился наутек. Один из нападающих в два прыжка догнал жертву, но шустрый старичок вдруг остановился, присел — и преследователь, перелетев через него, растянулся на земле. Второй верзила расхохотался, глядя, как барахтается в пыли его приятель, а затем двинулся ему на помощь.
Эти двое явно не были стражниками, поэтому Орешек решил вмешаться.
— Эй, медведь, отпусти деда! — крикнул он, видя, что старик вновь трепыхается в цепких недобрых руках. Один из верзил бросил через плечо:
— Закрой калитку, забейся в конуру и не гавкай!..
А вот так с Орешком разговаривать нельзя! Если он не съездил Нхари-дэра по уху, то это еще не значит, что всякая шваль может об Орешка сапоги вытирать! Уж эти-то морды явно не вельможи и вообще никакие не дэры! И Орешек на этих гадах сейчас отыграется за все хорошее и доброе, что видел в Наррабане!..
Верзилы не успели ни удивиться, ни испугаться, как на них налетел ураган. Несколько точных увесистых ударов — и оба без сознания растянулись на утоптанной земле. Крепкие парни, но где им было устоять против бывшего грузчика, который обучался драке в аршмирских портовых кабаках!
Пленник, которого в суматохе повалили наземь, с коротким стоном сел и огляделся. Орешек нагнулся, чтобы помочь старому человеку подняться на ноги... и от внезапного потрясения чуть сам не уселся рядом с ним. Это узкое лицо с тонки ми птичьими чертами он узнал бы в любой толпе.
— Вей-о-о-о!.. Хозяин мой дорогой!..
На другой стороне улицы, за высоким забором, вскинула голову Вахра-вэш, вдова гончара.
Она только что стащила одного за другим троих своих отпрысков со старой шелковицы, растущей во дворике, и теперь пыталась оттереть их, брыкающихся и вопящих, от ягодного сока.
Никак нельзя назвать легкой и радостной жизнь женщины, которая осталась без мужа и должна одна заботиться о двух мальчишках (которые, как подрастут, непременно станут разбойниками) и девочке (которая, судя по всему, будет атаманшей в этой семейной банде). Родственники обещали найти хорошего человека, который возьмет ее второй женой... Ох, лучше бы деньгами помогли! Ведь ясно, что с такой оравой ее в свой дом никто не впустит... Так или иначе, приходится пока жить на то, что оставил покойный муж. Но ведь гончар — не ювелир, много ли он мог оставить вдове и сиротам?
И все же вчера Вахра-вэш отказалась от денег. Отказалась от монет, которые заманчиво пересыпала с ладони на ладонь зеленоглазая грайанская женщина. Ах, как звенели эти монеты!.. Но не могла, не могла Вахра-вэш, беззащитная вдова, пустить под свой кров — даже на несколько дней — этих странных чужеземцев! И зачем им понадобился именно ее дом? У спутников зеленоглазой госпожи были разбойничьи рожи. Чего стоил один этот громила, которого Вахра-вэш не рискнула впустить во дворик... Ну, нельзя с такими людьми оставаться под одной крышей, страшно же!..
Когда зеленоглазая поняла, что ей не сломить упорство вдовы, она предложила другую сделку. В доме напротив поселились двое грайанцев. Вахра-вэш получит полновесную серебряную монету, если согласится наблюдать сквозь щель в калитке за тем, что происходит у приезжих. А если случится что-то необычное — немедленно бежать в дорожный приют, что за две улицы отсюда, и спросить госпожу Арлину. За важные новости та подарит еще одну серебряную монету.
Это совсем другое дело! Подглядывать в щелку за тем, что творится на улице, — любимое занятие женщин Нарра-до. Они это делают бесплатно и ежедневно. Вот только улочка, на которой живет вдова гончара, тихая да скучная, ничего там не происходит...
Но сейчас-то ясно был слышен шум!
Выпустив визжащего сынишку, который тут же умчался прочь, Вахра-вэш поспешила к калитке. Но опоздала, дверь напротив уже пропустила во двор двух мужчин, старого и молодого, и захлопнулась за ними. А вдова гончара узрела улицу, на которой валялись двое — то ли мертвые, то ли потерявшие сознание.
«Наверное, их ограбили... ах, бедняги, среди бела дня! Закричать? Созвать соседей?.. Не стоит: из-за угла кто-то вышел, старается привести их в чувство. Ну и хорошо, не придется лезть в чужие дела...»
Гораздо больше, чем судьба незнакомых прохожих, волновал Вахру-вэш вопрос: заинтересует ли зеленоглазую Арлину эта история? Увы, вряд ли. Это не про грайанцев из дома напротив. Значит, не стоит и времени зря тратить, можно заняться детками... Кстати, где они?.. Ах, шакалье отродье! Старшие запихали младшего в печь! Хвала Единому, что она холодная!..
Женщина ринулась в угол дворика, к глиняной круглой печурке, выбросив из головы мысли о чужих людях и чужом доме.
* * *
Чинзур, склонившись над одним из лежащих, пытался привести его в сознание. Очнувшись, верзила вместо благодарности сгреб его за грудки:
— Ты, грайанская мразь! Где ты был, когда мы дрались?!
— Разве это мое дело — драться? — взвизгнул Чинзур. — Разве мне Хайшерхо за это платит? Я добычу указал, а вы со стариком справиться без меня не можете, да?
— Ладно, с тобой потом разберемся... А этот парень бьет крепко, задуши его Гхурух...
Покачиваясь, верзила встал и со стоном ухватился за голову. Его приятель очнулся, сел и, тупо ворочая глазами, пытался вспомнить, где он находится и как сюда попал.
— Илларни ушел туда, — кивнул Чинзур в сторону глиняного забора.
— Оставайся и сторожи! — хмуро приказал тот из наррабанцев, что стоял на ногах. — Вернусь с подмогой... — Он пошатнулся и вновь потер голову. — Нет, сам не вернусь, пришлю кого-нибудь... А ты гляди в оба! Если звездочет покинет дом — колючкой прицепись к его одежде! Ты его уже упустил, не обгадься еще раз! Хайшерхо умеет гневаться!
Чинзур мрачно кивнул. Он кое-что слышал об этом...
Наррабанец помог своему товарищу подняться на ноги, и оба, поддерживая друг друга, удалились.
Чинзур сел у глиняного забора, обхватил колени руками, низко опустил голову... Не то усталый путник, не то незадачливый нищий, избравший для промысла слишком тихую улочку... Любой прохожий равнодушно прошел бы мимо, скользнув взглядом по этой тихой серой тени...
20
Три человека, сошедших с ума от счастья, пытались что-то друг другу объяснить — и не слышали друг друга.
Илларни задыхался, сердцебиение мешало ему говорить, но он все же бормотал что-то бессвязное, сам не понимая, что именно.
Нурайна звонким, совсем юным голосом выпевала каждое слово:
— Учитель! Радость-то, радость!.. Да мы весь Наррабан готовы были перерыть... Добры к нам Безликие, ах как добры...
И льнула к плечу старика, прижималась лицом к полотну рубахи — ей хотелось убедиться, что это не сон, не наваждение, не шутка Многоликой.
Орешек ревниво оттирал ее от Илларни:
— Уйди, совсем человека замучила! Ему надо вина глотнуть, прилечь, ворот расшнуровать... дай помогу, хозяин... Пять лет, с ума сойти!.. Ну, теперь домой, теперь все хорошо будет... может, лепешку, а? Или слив?.. Вей-о! Господин мой, что с тобой?!
Илларни вдруг посерел, глаза как-то странно запали. Белые, тонкие, как шнурки, губы что-то беззвучно шептали, а рука слабо подрагивала перед грудью, отталкивая что-то невидимое. Старый ученый был похож на человека, на глазах у которого лучший друг превратился в Подгорного Людоеда и теперь намеревается его сожрать.
Нурайна первой сообразила, в чем дело, и с коротким смешком указала на грудь Орешка, где из-под куртки предательски выскользнула серебряная пластинка с выгравированным соколом.
«Пра-авильно, от такого позеленеешь! Увидеть знак Клана на груди у собственного слуги, которого с детства в своем доме растил... да тут спятить можно! Если б я такую штуку углядел у кого-нибудь из грузчиков в Аршмире — взял бы лукошко и пошел бы на пристань землянику собирать!..»
— Хозя-аин! Да все в порядке, хозяин, я ж все объясню! Вина глотни... вот так, хорошо... — Орешек поспешно убрал цепочку под куртку. — Ну да, я теперь немножко Сокол, но это ничего, не обращай внимания... вот подушку под бок поудобнее... А ты чего хохочешь, верблюдица белая? Или не слышишь — в калитку кто-то барабанит? — Орешек перешел на наррабанский язык с нарочито сварливыми интонациями: — Ступай, женщина, отвори, не мешай мужчинам беседовать!..
Пухлая смуглая девица с круглыми, немного навыкате глазами тревожно глядела на Нурайну.
— Я — Сахна-шиу, дочь Таххара... Он владелец дорожного приюта... У нас умирает женщина, грайанка. При ней никого из земляков, и она боится, что ее похоронят не по-грайанскому обычаю. Послала за тобой, госпожа, потому что у нее в Нарра-до других знакомых нет.
— Ты ошиблась, голубушка. Я недавно в этом городе и никого здесь не знаю.
— Знаешь, Нурайна-шиу! Вы с ней сегодня на мечах дрались. Да ты не бойся, на погребение тебе тратиться не придется: у нее деньги есть, она весь кошелек тебе оставляет.
Нурайна нахмурилась:
— Аранша?! Не может быть! Она была совсем здорова! Я же ее не... она же не...
— Вот и мы думали — здорова! Пришла такая веселая, всех в приюте вином угостила, сама с мужчинами пила... а потом глаза закатились, упала, страх такой... Лекарь сказал: иногда удар не сразу дает о себе знать... Умирает, бедняжка, и ни одного грайанца рядом, ни словечка на родном языке...
— Погоди... как — ни одного грайанца? С ней же двое были, мужчина и женщина!
— Случайные какие-то, уехали уже. А она твердит: костер, костер...
Страх сжал сердце Нурайны. Неужели она убила эту славную сероглазую девчонку? О Безликие, нет! Они же дрались не всерьез!.. Хотя ей ли не знать, что иной вроде бы легкий удар, который боец в запале сражения почти не замечает, может на всю жизнь оставить человека калекой или убить...
— Я сейчас... только предупрежу кое-кого...
Забавно сморщившись, девица потерла переносицу:
— Мужчину, с которым ты путешествуешь? Конечно, госпожа. Я подожду здесь, у калитки...
Нурайна метнулась через дворик к дому.
— Мне нужно уйти, — сказала она с порога. — Заболела женщина, с которой у меня был Поединок Мастерства.
— Меч возьми, — ответил Орешек, даже не обернувшись. А увлеченный его рассказом Илларни рассеянно покивал:
— Возвращайся скорее, девочка...
Нурайна сорвала со стены меч и бегом вернулась к калитке. На миг она замешкалась: ей показалось, что она упустила, не заметила что-то очень важное. Но что именно — вспомнить не смогла.
* * *
С довольным видом Вахра-вэш отошла от калитки. Ну вот, хоть что-то можно будет сообщить госпоже Арлине: прибежала какая-то женщина, увела с собой высокую грайанку. Очень хорошо, надо же отрабатывать серебряную монету, которую Вахра уже разменяла на медь.
Но бежать ли к госпоже прямо сейчас? Пожалуй, не стоит. Не случилось ничего важного, и на дополнительную плату рассчитывать, увы, нельзя.
Вздохнув, Вахра-вэш вернулась к своей постоянной неравной битве — одна против троих...
Предвечерняя духота тяжелым одеялом навалилась на город, вызывая у прохожих глухое сердцебиение и навевая тоскливые мысли.
* * *
Нурайна прислонилась к забору, чтобы пропустить закрытые носилки, которые несли двое полуобнаженных рабов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103