Постепенно вернулись воспоминания, наполнив сердце болью, а глаза слезами. Я полюбил рыжих оболтусов, вернувших меня к жизни. Без их несуразных, глупых, но таких искренних проделок мир потерял бы разноцветные краски, став серым и безжизненным. Последним воспоминанием, сохранившимся в памяти, была надвигающаяся на нас лавина раскаленного огня, но сейчас меня трясло от холода. Зверски болела голова и левая ладонь, оказавшаяся перебинтованной. Завернувшись в одеяло, я с трудом, пошатываясь, выбрался из палатки и обнаружил, что на улице стоит ночь, а находимся мы в нашем лагере, прямо напротив проклятой пещеры. Кроме наших палаток, появилось еще несколько, народу вокруг заметно прибавилось. На старом месте горел костер; доковыляв до него, я увидел сидящего там в одиночестве совершенно пьяного Сандра. Парень время от времени прикладывался к фляжке и хмуро смотрел на огонь. Кивнув, он протянул мне булькнувшую посудину, и я, не раздумывая, сделал большой глоток. Огненная жидкость разодрала глотку, наполнив желудок приятным теплом.
— Ты м-м-молодец, — заплетающимся языком проговорил Сандр. — Если бы не ты… был бы трындец… — веско добавил он, махнув рукой.
— Где Нике? — Меня больше волновала судьба девушки, чем его дурацкие разговоры о том, что могло бы произойти.
— Т-т-там. — Он снова махнул рукой, чуть не свалившись в костер. Оттащив его подальше от огня, я поплелся, куда он показал. Перед самой большой палаткой сидел сгорбившись гоблин, в сумерках похожий на большой зеленый валун, поросший мхом. Он поднял налитые кровью глаза и заговорил, страшно коверкая язык:
— Твоя может пройти внутрь. Моя сидеть и не пускать, никого не пускать… Большой количество пройти, моя сторожить…
Подойдя к нему, я без лишних слов залез здоровой рукой в его карман, выудил оттуда пузырек с таблетками и, вытряхнув из него три пилюли, сунул ему в рот. Через минуту он был в состоянии изъясняться членораздельно.
— Вот сижу и никого не пускаю, — вздохнул он. — Нике в коме и не реагирует ни на что. Вчера, выбравшись из этой проклятой горы, мы послали Хруста в долину, а сами остались здесь, попытались еще раз пробиться вниз, за Яковом. — Мишель горестно поморщился. — Не удалось. Хоть ты и заморозил там почти все, все равно остались раскаленные участки… Командор с эльфами приехали вечером и сейчас снова пойдут. Вот. — Гоблин мотнул головой в сторону завешанного входа. — Ты бы зашел, может, поможешь чем…
— А где Ирелия? Она же лучший целитель в округе, а у меня сейчас вряд ли что получится, я и мысли-то собрать не могу…
В голове действительно происходило что-то странное: обрывки мыслей, чьи-то голоса, заунывное пение — все смешивалось в поистине адскую какофонию, не позволяя сосредоточиться на чем-то конкретном. А между тем было чувство, что я что-то забыл сделать или, может быть, не успел…
— Э, друг, — снова заговорил Мишель, — она как узнала о Яшке, так без сознания и свалилась. У них там что-то серьезное вырисовывалось, а суккубы, они ведь один раз на всю жизнь… Вот горе-то какое.
Из палатки выскочил взъерошенный Ричард, сопровождаемый Кроавелем, одним из старейшин рода Лари.
Эльф в недоумении разводил руками:
— Я не понимаю, что с ней происходит. Сканирование не показывает никаких отклонений от нормы, первое впечатление — девочка просто спит…
— Это может быть связано с исчезновением Яши? — Голос Командора звучал глухо, еле слышно. — У людей считается, что между близнецами существует тесная ментальная связь…
— У эльфов не бывает близнецов, — опять развел руками Кроавель.
Не дожидаясь, пока они закончат, я проскользнул в палатку, тускло освещенную одинокой лампой, стоявшей на полу. В углу на сваленных шкурах лежала рыжулька, в полутьме белело ее бледное лицо. Рядом с ней сидел Энлиль, похожий на привидение. Не говоря ни слова, я тихонько опустился рядом и сжал его руку, холодную как лед, в своей здоровой ладони.
ГЛАВА 7
Виктория Мария Зенолейн эн`Вито
Никогда раньше я не теряла сознания, в пещере со мной это случилось впервые и длилось какую-то секунду, после чего тело сыграло со мной отвратительную шутку, вернув полный набор чувств и отобрав элементарную возможность двигаться. Вот так и получилось, что, лежа бесчувственным бревном на руках у Энлиля, я не могла вмешаться в ход событий. А так хотелось! Нужно было им объяснить, что все совсем не так, как кажется, но мои попытки были тщетны. Я не могла пошевелить и мизинцем, оставаясь безучастным свидетелем происходившего. Лерей рассыпался блестящими искрами, отдав последние крохи своей силы, и завершил свое существование (как ни странно, я умудрялась видеть со стороны все, что творилось вокруг меня), а душечка Марк, чудом не уничтоживший экосистему планеты во второй раз, спалил до кости левую руку, в которой держал Око, и, похоже, надорвался. Мишелю пришлось вытаскивать его на своем горбу. Огненный поток, пущенный Олвеем по нашим следам, превратился в огромную каменную реку, все еще горячую, и вид моих друзей, выбравшихся на поверхность, был весьма жалок: у Сандра обгорели брови, у Мишеля от попадания камнем на голове вздулась шишка, а Энлиль, прижимая меня к себе как величайшее сокровище, не замечал многочисленных ожогов. Меньше всех пострадал Дубоцвет — гномы, веками осваивающие подземные царства, с рождения устойчивы к огню и прекрасно переносят взрывы и пожары, так что дядька был свеж как огурчик.
К физическим ранениям присоединялась вселенская скорбь по моему безвременно погибшему братцу, сгинувшему в струе пламени, так ловко выпущенной зеленой бестией, сиречь драконом. Пребывая в параличе, я не могла никого успокоить, и сердце мое обливалось кровью при виде их неподдельного страдания.
С детства у нас с Яшей был один секрет, который мы хранили как золотой запас Альдебарана, и даже наши родители и всезнающая бабуля не догадывались о нем. Многочисленные тесты на выявление магических способностей у нас с братом всегда давали устойчиво отрицательные результаты, но, несмотря на это, мы всегда знали, где кто из нас находится, чем занят, что ест и с кем занимается любовью. Учась в Академии, Яшка смог сдать большинство теоретических предметов только благодаря тому, что я, стоя под дверью аудитории, где проходил экзамен, читала конспект на нужной ему странице. Для любого проходившего мимо мага я занималась повторением пройденного материала, заодно переживая за брата, и никто ни разу ничего не заподозрил. Никто, кроме Корнелиуса… До сих пор не могу понять как, но почему-то у него единственного возникла мысль вызвать нас— отвечать одновременно. Пришлось принимать меры. Совесть меня не мучает, так как он оказался совершенно больным и невменяемым. Жаль, что Энлиль не разрешил мне сжечь его картины.
Так вот, сейчас я совершенно определенно знала, что делает братец, а если точнее, что с ним делают. Пока что особая опасность ему не грозила… так, небольшая трансформация… Кое-что необычное происходило и со мной, но в отличие от Яши, оказавшегося в эпицентре событий, эти изменения были не столь глобальны. Например, я стала остро чувствовать присутствие поблизости биологических форм: размеры, количество, видовую принадлежность. От мелкой букашки до птицы, от эльфа до… Грыха. Ничего себе! От удивления я мысленно, за неимением физической возможности, выпучила глаза. В том месте, где находилась любимая ручная лярва нашего гоблина, висело темное, абсолютно непрозрачное для моих ментальных потуг, облако. Мда… Сюрпризик!
Мой магистр, а с Энлилем я связывала далеко идущие планы, вплоть до замужества, развил бурную деятельность. Снарядив в долину Хруста, он вначале связался с Виланием, благо вернувшаяся энергетика это позволяла. О чем они болтали, не знаю, ибо читать мысли могу только брата и больше ничьи, и меня это вполне устраивает. Копаться в чужой голове — дело малоприятное, все равно что читать чужие письма или нюхать чужое белье. Я так думаю… Зато я знаю, о чем он говорил Мишелю. Новости были малоутешительные: МЕССИЯ не справлялась. Разрывы были мелкие и легко штопались, но их количество росло в геометрической прогрессии. Только чудом под них пока не попала какая-нибудь населенная планета, но это могло произойти в любой момент. Маневр с целью отвлечь внимание и силы от основного вторжения был выполнен с большим мастерством — все это происходило на другом конце Галактики, и «сорок вторая», экономившая каждую каплю энергии, не смогла бы предоставить нам нуль-переход, вздумай мы попросить помощи. Затем Энлиль попытался соорудить портал на базу, но у него ничего не получилось. Нестабильность силовых линий делала вероятность точного закрепления точки выхода менее пяти процентов, и мой любимый решил не рисковать. Ну а потом я заснула и проснулась, лишь когда примчавшийся отец попытался вколоть мне укрепляющее из своей аптечки, а Кроавель занимался сканированием моего состояния. И тут обнаружилась еще одна странность — у них ничего не получилось. Кожа в месте укола мгновенно уплотнялась, становясь непробиваемой, а лесной эльф получил искаженную информацию, из которой следовало, что я нахожусь в глубоком, совершенно естественном сне.
Раз за разом я пыталась выйти из дурацкого состояния, превратившего меня в бесчувственную куклу с обострившимся слухом. Тело отказывалось повиноваться, и меня это уже начинало бесить. Я видела, как посерел отец, выслушивая сбивчивый рассказ Энлиля, я чувствовала нежность его щеки, прижавшейся к моей ладони, и пыталась, раз за разом, пошевелить хотя бы пальцем. Все было безрезультатно, тело лежало на расстеленных шкурах тупым бревном. Тогда, прекратив бесполезные попытки, я сосредоточилась на Яше, заставив себя абстрагироваться от окружающего мира, и пожаловалась ему на свою горькую судьбу.
«Издеваешься? — ехидно поинтересовался братец. — Перестань хныкать, тебе-то хорошо — лежишь себе в безопасности и в ус не дуешь. А побыла бы на моем месте, тогда перестала бы жаловаться. Ты же видишь, что происходит, так что отстань, не до тебя сейчас…»
А происходило следующее. Олвей, находясь на планете довольно давно, занимался весьма трудоемким для драконов делом — выращивал потомство. Сейчас, получив доступ к драконьей памяти, вкачиваемой в Яшу, я удивлялась, почему дракон, одно из самых высокоорганизованных существ Вселенной, обладающее немыслимой мощью, силой и возможностями, с таким трудом поддерживает свою популяцию. Всего их насчитывалось несколько тысяч голов, а если точно, то пять тысяч триста восемьдесят один дракон, и для зарождения новой жизни им было необходимо без малого триста лет, в течение которых драгоценное яйцо, служащее защитой для маленького дракончика, находилось под присмотром одного из родителей. Первые сто лет формировался образ малыша, затем на него накладывался слепок взрослого дракона, передавая таким образом генетическую память существовавших до него тысяч поколений. Процесс занимал долгое время, так как первый дракон был свидетелем Большого Взрыва, а может, даже его причиной. В отличие от нас, людей, эти здоровенные ящеры точно знали всю историю своего рода, все события, произошедшие с их предками, и свои знания о мире полностью передавали потомкам. Неудивительно, что археологи не смогли найти ни одного письменного памятника, принадлежащего драконьей культуре. Сохранение информации им было просто без надобности. Ну а потом следовало формирование самого тела, и в результате новорожденные драконята ничем не отличались от взрослой особи, за исключением размеров.
Все началось с того, что Марк сжег силовые линии, и Олвею, по совместительству изображавшему высшее божественное существо, стало не хватать энергии для завершения процесса. А ведь ему еще приходилось удерживать гору, готовую к извержению, в нужном для малыша температурном режиме. И вот он оказался перед трудным выбором: либо потерять с таким трудом рожденного сына, либо… произвести на свет недоделанного дебила. Мы с Яшей подвернулись весьма вовремя. Решение возникло у него, как только он нас почувствовал, то есть в момент нашего появления в долине рода Лари. Один человек не смог бы вместить тяжесть драконьей личности, но нас было двое, и у папаши Олвея, кажется, все получалось. Восстановление магического баланса завершило картину, и сейчас в глубине горы выплеталось мощное колдовство, вплавляющее недоформированную драконью личность в моего братца. Болезненный, судя по его стонам, процесс, но отнюдь не смертельный. Интересно, что из этого получится?

Наверно, я опять уснула, потому что, очнувшись, внезапно поняла, что Яше нужна моя помощь. Что-то пошло не так, и сейчас он, находясь в замкнутом узком пространстве, начинал задыхаться.
«Вставай! — кричал он внутри моей черепной коробки. — Ты мне нужна! Подымайся, ты сможешь, если постараешься!»
Я постаралась, потом постаралась еще и еще. От напряжения по моему телу пошли судороги, и это была победа. Еще немного, и я, пошатываясь и обливаясь потом, поплелась к выходу из палатки, где споткнулась о сидевших возле него эльфов. Энлиль с Марком подскочили, а я свалилась бы, если бы не Лиль, подхвативший меня на руки.
— Куда это ты собралась, радость моя? — воскликнул он. — Тебе лучше не двигаться, а ну ложись обратно. — В его голосе звенела радость, но мне от этого было не легче. От бессилия из моих глаз хлынули слезы: не сумев выдавить из себя ни звука (язык отказывался повиноваться, а горло пересохло от жажды), я почувствовала смертельный ужас, поняв, что могу навсегда потерять брата. Вряд ли я бы это пережила — наши души, тесно сплетенные в настоящем, дружно совершили бы переход в один и тот же ярус. Так что, судя по всему, жить мне оставалось считанные минуты. Эльфов страшно перепугала беззвучная истерика, но спасение пришло оттуда, откуда я и не ожидала. В палатку на бешеной скорости ворвался Грых.
— Гос-с-спода, — прошипела лярва на вполне понятном всеобщем, — отпус-с-стите девуш-ш-шку, ей надо беш-шать…
В руках Энлиля тут же появился дежурный кинжал, а Марк, не раздумывая, запустил в рептилию огненным шаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41