Нет, меня озадачивало не то, что полиция налетела, а то, что она налетела только сейчас.
Могло ли быть так, что я, несмотря не все предосторожности, спровоцировал бесшумную тревогу, сам того не заметив? Разумеется, могло. В течение шести лет я был выбит из профессии; за это время могли войти в обиход какие-то новые технологии, о которых я даже не слышал.
Но если это так – почему они явились только теперь? Я глянул на часы. Было почти три. Я орудовал здесь уже два часа, только у открытого сейфа я провёл целый час. Если сигнализация сработала, когда я вошёл в помещение или когда открыл сейф, то просто возмутительно, что полиция очнулась только сейчас.
Как бы там ни было, надо отступать. Но и горячку пороть не стоит. Я разместил добычу на груди, разложил всё по местам, чтобы письменный стол выглядел нетронутым, и снова закрыл сейф, при этом злорадно запер внутри и визитную карточку с комбинацией цифр. Потом спрятал карманный фонарик и вернулся к окну.
Всего полицейских машин было четыре, и это лишь те, которые я мог видеть. Без сомнения, они окружили высотку со всех сторон. Я, во всяком случае, поступил бы именно так.
Правда, я бы и не зевал часами после того, как прозвучала тревога.
Самое худшее в высотных домах то, что у них, как правило, только один выход или если даже больше, они все на виду. Достаточно горстки людей, чтобы их все перекрыть.
Я окинул завистливым взглядом строительные леса, возведённые по фасаду здания страхового общества на другой стороне улицы. Перекладины, узкие лесенки, и всё это укутано тяжёлой пластиковой плёнкой, которая местами трепетала на ветру, что дул вдоль Свеавэген. С верхней платформы лесов в жёлтом свете уличного освещения отходил толстый силовой кабель, провисая над ущельем улицы и исчезая в темноте. Некоторое время я раздумывал, не ведёт ли этот кабель на крышу Хайтек-билдинга и нельзя ли мне уйти, перебираясь по нему руками на другую сторону. Тут всего-то расстояния метров восемьдесят.
Но, разумеется, это была абсолютно бредовая мысль. Из тех, что срабатывают только в кино, но никак не в реальности. Перебраться на руках по кабелю через улицу, по которой даже ночью ездят машины, на высоте в тридцать пять метров и на ледяном ветру? Я постарался как можно скорее забыть эту мысль, чтобы придумать что-то осуществимое.
К тому же эти окна – да открываются ли они вообще? Кажется, нет. Я глянул вниз на стеклянную крышу пассажа, шестью или семью этажами ниже меня. Спуститься по наружной стене было в принципе возможно, такое мне уже случалось проделывать, и даже часто. В некоторых случаях это стандартный способ проникнуть куда-нибудь. Правда, для этого требуется специальное оснащение, какого в настоящий момент не было ни при мне, ни вообще в моём распоряжении. Например, достаточно длинная и заслуживающая доверия надёжная веревка.
Я огляделся вокруг, но без особого ожидания. Такие вещи в офисах не держат.
Метнулся в сторону приёмной. Там было темно; лишь несколько зелёных и красных светодиодов тлели кое-где на столах и на приборах. Световые указатели этажей над лифтами поблёскивали ровной, слабой белизной. И пока что они не двигались. Но это было делом нескольких минут – и цифры начнут ползти вверх.
Не спуская глаз с этих неподвижных цифр, я достал отвёртку. У меня ещё оставалось несколько минут; может, они там как раз поднимают с постели смотрителя здания. Довольно реальный вариант побега – как ни странно, система вентиляции. Как в кино. В зависимости от размеров, способа строительства и года возведения здания вентиляционные шахты и впрямь достаточно просторны, чтобы по ним мог пробраться взрослый человек. Нет, не для того, чтоб облегчить работу таким, как я, а потому, что вынуждены быть такими просторными по техническим причинам: чем выше здание, тем больше надо накачивать в него воздуха, а чем больше воздуха проходит по воздуховоду, тем он должен быть шире, если вы хотите избежать явлений, связанных с внезапным изменением давления. Воздух, который находится в трубе под давлением и вырывается оттуда, производит, в частности, шумы, которые никто не хочет слушать с утра до вечера. Кроме того, он при этом охлаждается, и значительно – не зря же на этом основан принцип действия холодильников. Если вам приходится отапливать здание, то эффект охлаждения для вас крайне нежелателен. Поэтому вентиляционным шахтам придают такое поперечное сечение, чтобы воздух в них мог двигаться неспешно и бесшумно.
Я пододвинул к стене стол, поднялся на него и отвинтил решётку, ведущую в вентиляционную шахту. Решётка была большая, широкая, и четыре винта по углам не оказали сопротивления. Однако когда я вынул решётку из гнезда и заглянул в шахту, она оказалась гораздо уже, чем я ожидал. Не то чтобы совсем непроходимой, но всё-таки… некомфортабельной. Я взял фонарь и посветил в тёмную глубину, из которой на меня дохнуло холодом. Вид был совсем нехороший. Множество жестяных скруглений, которых бесшумно не минуешь; их пришлось бы откручивать. А ещё ниже, насколько можно судить, отвесная шахта. Для которой мне опять же недостаёт надёжной верёвки.
А если мне просто спрятаться в вентиляционной шахте? Замереть там мышкой и переждать? Решётку можно навесить и изнутри, а то, что в ней отсутствуют четыре винта, в глаза не бросится, если специально не обратить внимания… Но если они явятся сюда с собаками, то будет большой оплошностью прятаться, как нарочно, в струе вдувной вентиляции.
Нет, это не имело смысла. Вопрос в том, что именно известно полиции. Знают ли они определённо, что в здании кто-то находится? Или речь идёт лишь о подозрении, о сигнале тревоги, возмутителя которого они должны установить?
Звонок лифта, очень-очень дальний, но всё же более громкий, чем удар моего сердца, заставил меня поднять голову. Действительно, один из лифтов пришёл в движение, и теперь за ним последовал второй.
Как они не боятся, что здесь их может подстерегать кто-то, полный решимости расчистить себе дорогу пулями? Я отверг идею с вентиляционной шахтой – она мне и без того не особенно нравилась – и снова вернул решётку на место. Потом спрыгнул со стола, подвинул его на прежнее место, а винты от решётки сунул в карман и молнией метнулся через запасной выход на лестничную клетку.
В мудрой предусмотрительности, проникая сюда, я защемил в двери кусок деревяшки, чтобы она невзначай не захлопнулась. Мне оставалось лишь распахнуть ее и прикрыть за собой, не беспокоясь о проводе сигнализации, натянутом на ручку двери. Прислушиваясь к шагам поднимающихся снизу мужчин – их было не меньше пяти, – я снял магнит, бесшумно скользнул на нижний этаж, водворил на место провод сигнализации на ручке, потом и там снял магнит и спрятался в кабинете доктора Хенрика Оббезена, в который я, вообще-то, не намеревался возвращаться.
На сей раз у меня и пяти секунд не ушло на то, чтобы открыть замок.
Я решил спрятаться и пересидеть, пока они не уйдут. Высотные дома легко окружить и заблокировать, однако обыскать их – дело хлопотное. Особенно если поиск основательный, а предмет поиска прилагает все усилия к тому, чтобы его не нашли. Самое позднее к тому моменту, когда утром на работу потянутся первые служащие, поиски придётся прекратить. А там уж я как-нибудь найду способ исчезнуть незаметно.
Я сел на пол у двери, спиной к стене, запрокинул голову, закрыл глаза и прислушался. Опять ждать. Терпеливо выдерживать время. Не думать о том, что, если они найдут меня, рухнет не только моя собственная жизнь.
Я встрепенулся, заслышав шум, и глянул на часы. Прошло полтора часа, которых я даже не заметил.
То, что я услышал, не сулило мне ничего хорошего. Они всё ещё были здесь и, судя по всему, обыскивали здание самым серьёзным образом, этаж за этажом, помещение за помещением. Мне было слышно, как за несколько стен от меня открывались и снова закрывались дверцы шкафов. Звукоизоляция в этом здании действительно никуда не годилась, и я подумал, что набег полиции мог быть связан и с этим. Если в здании находился человек, который мог меня услышать.
Двери снова захлопнулись. Тяжёлые шаги по коридору. Они приближались к зубному кабинету.
Мне надо было срочно что-нибудь придумать.
Глава 26
Бьёрн Оррениус ненавидел ночные смены. Особенно когда приходилось проводить их в бессмысленных акциях, а не с газетой и кофейником. Кого они ищут? Этот тип давно уже смылся, можно спорить на что угодно. Если вообще не был плодом чьих-то галлюцинаций. Но шефу захотелось в очередной раз пустить пыль в глаза. Поэтому их наряд из четвёрки полицейских в сопровождении смотрителя должен прочесать здание этаж за этажом до самого чердака. И ещё несколько человек внизу уже отстояли себе ноги в боевой готовности, и эта волынка, судя по всему, затянется до утра.
Не удивительно, что потерпела крах его супружеская жизнь. У его бывшей теперь завёлся новый, служащий мэрии. Уж у него-то точно не бывает ночных смен, чёрт возьми. Правда, и материально её поддерживать он больше не обязан, хоть это хорошо. Только хотелось бы знать, когда у него самого появится что-то новенькое.
Восьмой этаж. Сплошь приёмные врачей, благодетелей наших, и это в здании, которое предназначено для хай-тека! Обрюзглый смотритель дома неутомим, наверное, шеф его зверски застращал. Открывает все двери подряд. Ну и что толку с того, что они заглянули во все шкафы? Опасность близится? Только как бы это не вышло боком шефу. Если кто-то из арендаторов узнает, что его помещения обыскивали без законного ордера, и пожалуется – что будет, что будет! Особенно если они никого не найдут.
Ещё один кабинет, зубной. Его ни с чем не спутаешь, даже если бы на нём не было таблички. Достаточно открыть дверь и сделать один вдох. Ужас, эта вонь! Неужто правда настолько необходимо всё это дезинфицировать? Или они применяют эту отраву специально для того, чтобы пугать детей? Оррениус постарался дышать поверхностно.
Наверняка у этого тоже окажется сто тысяч шкафчиков, как у всех врачей.
Однако вместо того, чтобы приступить к работе и побыстрее выйти отсюда, смотритель дома застрял в дверях, потом повернулся и сказал:
– Боюсь, мы здесь помешаем.
Он собирался уже выйти и прикрыть за собой дверь, но Оррениус удержал его.
– Погодите. Что это значит?
Смотритель дома дал ему заглянуть внутрь.
– Посмотрите сами.
Оррениус заглянул. Ого! Действительно, не нужно было команды следопытов, чтобы понять, что здесь происходило. На месте преступления следы лихорадочного раздевания, все предметы одежды раскиданы, как попало. Части элегантного женского наряда бордового цвета валялись поверх наспех сброшенных туфель. Смятые комом чёрные брюки лежали в обнимку с блузкой. Носки, длинные чулки и мужские трусы были рассыпаны по полу, как конфетти, а на настольной лампе висел голубой кружевной бюстгальтер.
– Ё-моё! – прошептал Оррениус.
– И слышите? – спросил смотритель.
– Что именно?
– Ну, это!
Оррениус прислушался. Ух ты. Либо это было то, что он слышал, либо слуховые галлюцинации, вызванные гормональным застоем.
– А. Слышу.
– Ведь это никак парочка, а?
– Сдаётся, что так.
– Которая… как раз трахается, я бы сказал.
– Вроде того.
– Ё-моё, да они же делают это никак в зубоврачебном кресле. Извращение какое-то.
– Да не вроде, а точно.
– Нам лучше уйти, пока они не заметили, что мы сюда вломились.
– Ну нет, – сказал Оррениус, впервые за эту смену почувствовав вкус к работе. – Не так скоро. Шеф сказал, проконтролировать всё. С особым ударением на «всё». А? Не можем же мы по своему усмотрению что-то упустить из внимания, я бы сказал.
– Да, но не можете же вы… то есть, не хотите же вы войти и?..
Оррениус отмахнулся. Что за комплексы у мужика.
– Но-но, спокойно. Мы дадим им закончить. А там видно будет. Может, и что любопытное обнаружим, а? Не лишне будет. – Он повернулся к остальным, которые тоже осклабились, как будто наступило Рождество. – А?
– А то! – кивнул толстяк из патрульной службы.
– Приказ есть приказ, – подтвердил чернявый с серьгой в ухе, который до этого за всю смену не произнёс ни слова.
– О, боже мой! – простонал третий, самый молодой и новенький в подразделении, покраснев до ушей.
– Ну, – ухмыльнулся Бьёрн Оррениус, глядя на смотрителя, – сами видите, чувство долга победило. Мы подождём.
– Как скажете, – вздохнул тот, расстёгивая тесный воротник.
– Расслабьтесь, – сказал Оррениус, пытаясь вообразить, каково это – трахаться в зубоврачебном кресле.
Они ждали. Женщина постепенно доходила до кондиции. Иногда у неё пресекалось дыхание или что-то вроде того, и тогда было слышно, как пыхтит мужчина. Потом снова вступала она, хрипела: «Ну же, ну же» или попискивала так, что тяжкий молот в брюках вздымался всё выше, чёрт возьми. Оррениус кусал губы.
Наконец она кончила.
Потом он. Хрипя и клокоча, как будто его душили.
И после наступила тишина, внезапно, как шлепок мокрым полотенцем. Оррениус оглянулся и увидел позорно пламенеющие лица. Судя по виду молодого, он тоже кончил, прямо в форменные брюки. Проклятье. Но приказ есть приказ, и он оставался в силе. А основной упор в нем отводился на обыск, из которого ничего нельзя было упустить.
Он откашлялся. Настал черёд его работы. Чёрт, только бы обошлось без неприятностей.
– Эй! – окликнул он. – Есть тут кто-нибудь? Это полиция.
Женщина испуганно взвизгнула, и надолго установилась тишина. Потом по полу зашлёпали босые ноги.
– Подождите! – крикнул переполошившийся голос. – Я сейчас.
В дверях показался голый мужчина, который одновременно боролся с тёмными роговыми очками и белым врачебным халатом и, нервничая, не мог справиться ни с тем, ни с другим. Он был худой, жилистый, с волосатой костлявой грудью, и – чёрт, с его мокрого члена чуть не капало!
– В чём дело? Какая полиция? Почему полиция? Что случилось? Послушайте, – сказал мужчина, всё ещё не попадая в рукава своего белого халата, который висел на нём, непоправимо вывернутый наизнанку, распахнутый спереди, предоставляя взгляду во всей красе этот сморщенный, блестящий от мокроты член.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61