Моя карьера взломщика была предопределена.
И, как я уже говорил, нынешние времена полной электроники тоже работают на меня. Традиционные механические запорные устройства сегодня больше не являются прибыльным бизнесом. Даже самые высококачественные замки становятся всё хуже. А замок на двери кабинета доктора Хенрика Оббезена к тому же и не был высококачественным. Я открыл его, не глядя.
Красивый вид открывался отсюда сверху. В моей сегодняшней дневной роли сердитого развозчика пиццы я не мог оценить его по достоинству, но теперь, с наступлением темноты, из такого же тёмного кабинета вид города, погружённого в оранжево-красный и жёлтый свет, ошеломлял.
Я часто переживал такие моменты, как этот. Фаза, когда до дела ещё не дошло. Часы, когда приходится таиться в укрытии, пока не настанет пора из него выбираться. Я сиживал в шкафах для документов, согнувшись в три погибели, балансировал на сиденье унитаза, укрывался в душных бойлерных, неподвижно выжидал под грязным бельём в тележке. В такой фазе следует сохранять спокойствие, безучастно пропускать мимо себя ход времени и готовиться к моменту действия.
Я неподвижно стоял, дыша полуоткрытым ртом. Сохранять спокойствие – это было главное. Я опустил веки и вслушался в тишину. Батареи отопления издавали тихий шорох, одна изредка капала. А это потрескивание – откуда оно? Я снова открыл глаза, осмотрелся и наконец понял, что это, должно быть, наружная облицовка высотного здания деформируется от ночного мороза.
Пять высоток-близнецов возвышались между улицами Сергель и Свеа. Здание, в котором находился я, отражалось в мозаике тёмных стёкол соседней высотки. И там было видно, что на этаже надо мной ещё горел свет.
Я отвернулся и неторопливо обошёл тёмные помещения врачебного кабинета. Хорошее упражнение. Когда я только вошёл, здесь пронзительно пахло средствами дезинфекции; тот запах, что неразрывно связан с зубными кабинетами и вызывает в памяти ужасные часы в зубоврачебном кресле под сверлом бормашины. Но и к нему привыкаешь. Я был уверен, что запах как был, так и остался, но я больше не воспринимал его.
В каждом помещении на стене висели часы, большие, с широкими стрелками, которые были хорошо видны и в темноте. Мне пришлось заставить себя не следить за каждой секундой. Время шло медленно, и это терзало нервы.
Спокойствие? Иллюзорное желание – успокоиться. Ведь это было не нормальное задание, как в старые добрые времена. Здесь речь шла о жизни и смерти. Если сегодня ночью я выйду на след, который связывает «Рютлифарм» с похищением моей племянницы, то в скором или не скором времени последует смерть людей. И Кристины тоже. А что случится со мной, покажет будущее.
Я достал свои тонкие кожаные перчатки и с неторопливой тщательностью натянул их. Не повредит немного поупражняться.
Пробежался пальцами по письменному столу, выдвинул ящики, полистал картотеку и документы. Доктор Оббезен был аккуратный человек. Он хранил отдельно квитанции бензоколонки, счета за материалы и ресторанные счета. В нижнем ящике он держал рубашку, тщательно сложенную, в пакете из прачечной на Сергельгатан. Рядом лежали два галстука, запасные очки и огромное количество визитных карточек.
Я с любопытством порылся в историях болезни, но скоро прекратил, поскольку мало понимал в сокращениях, принятых в зубном врачевании, и не знал, что кроется за каракулями В4, GKr или fem+6m.
Мой интерес вызвали несколько узких шкафчиков, оснащённых ещё более смешными замками, чем на входной двери. Но это, как оказалось, были шкафчики медсестёр и помощниц. Одна, кажется, собирала пустые баночки из-под засохшего сгущённого молока, во всяком случае, в одном из её ящичков их скопился целый арсенал. Другая хранила в шкафу полный комплект одежды для торжественных случаев, аккуратно укрытый полиэтиленом вместе с туфлями на высоких каблуках, косметичкой и потрясающим кружевным нижним бельём. Чему же всё это служило? На внутренней стороне дверцы третьей кабинки были приклеены фотографии младенцев; нескольких разных, судя по всему.
В каждом помещении на крючках висели белые халаты. Я обшарил карманы – люди часто имеют обыкновение носить с собой важные и нужные вещи, и для взломщика порой бывает поучительно видеть, какие вещи нужны и важны, – но все карманы были пусты. Ни ключика, ни записки, ничего.
Назад к окну. Подышать. Убить время.
Сердце у меня громыхало.
Мне предстояло подняться наверх и всё там перерыть и перевернуть вверх дном, без оглядки на потери и разрушения. За похищением Кристины стоял «Рютлифарм», это было бесспорно. Вопрос лишь в том, как они это организовали. Я благоразумно не выказал тревоги при Гансе-Улофе, но то, что главарь похитителей говорил лишь на ломаном английском, мне совсем не нравилось. Соответствующие контакты и достаточное количество денег в наши дни дают возможность без проблем нанять любых негодяев, которые действуют по всему миру и не остановятся ни перед каким злодеянием. Если акция управляется из головного офиса концерна, то нам не повезло и местному представительству ничего не известно.
Но с чего-то мне нужно было начать. И спешно, так спешно, как не было ещё никогда.
Вот. В зеркальном отражении стеклянного фронта соседней высотки я увидел, что свет в угловом кабинете надо мной погас. Я прислушался, с широко раскрытым ртом, чтобы дышать бесшумно. Вот несколько мужчин наискосок прошли над моей головой. Зубной врач был прав, слышимость в этом здании действительно отменная. Было слышно, как снизу поднимается кабина лифта. Приглушённое пинг, затем жужжание вниз, потом вдруг наступила вроде бы полная тишина. Потрескивание наружной облицовки прекратилось. Отопление больше не урчало, видимо, его переключили в ночной режим.
Я снял с крючка свою куртку, которую повесил, войдя сюда. Это была двухсторонняя куртка-перевертыш. Когда я входил в здание, она была надета яркой стороной наружу. В лифте я её вывернул и на восьмой этаж вышел, одетый в сдержанный бежевый цвет. Куртка была хотя и пухлая, воздушная и хорошо держала тепло, но состояла из новейших материалов – тоже хайтек, под стать месту преступления, – и её можно было без труда свернуть так компактно, что она входила в один из своих собственных карманов и защёлкивалась вокруг бёдер на поясе с резинкой. Я проверил набор инструментов. Всё на месте, фонарик тоже. Фонарик был с зажимом, это позволяло закрепить его на груди, оставляя обе руки свободными.
Взгляд на часы. Полночь уже миновала.
Я услышал звонок лифта, медленные, тяжёлые шаги по коридору. Охранник. Я, не дыша, скользнул к ближайшему шкафу, готовый спрятаться в нём, – не особенно оригинально, я знаю, но правильно, если у него есть указание при каждом обходе лишь заглядывать в каждый офис и каждый врачебный кабинет.
Но либо таких указаний не было, либо он их игнорировал. Пройдя вдоль коридора, он вернулся назад, и лифт снова зажужжал.
Я достал из кармана чёрную лыжную шапочку и натянул её на голову. Это была самая тоненькая, какую мне удалось найти в спортивном магазине, но в ней всё равно очень скоро стало жарко. Однако она была необходима. То, что сегодня днём я не обнаружил в офисе «Рютлифарм» видеокамер, вовсе не значило, что их там нет. Вполне могло быть, что они очень маленькие. А я не хотел и впредь не хочу быть опознанным.
Я смотрел в темноту за окно, пока стрелки не показали час ночи. Пора! Отныне я мог положиться только на свои инстинкты.
Глава 24
Я выскользнул из двери зубного кабинета и прокрался в конец коридора, где был выход на пожарную лестницу, в мрачную, окружённую толстым бетоном лестничную клетку.
Как и полагается, двери на пожарную лестницу были односторонние, что означало, что ручки находятся только внутри. Это обеспечивало возможность покинуть свой этаж, но не давало возможности попасть с лестничной клетки на другой этаж. Разве что только с ключом. Или, как в моём случае, с умением обойти замок.
Поскольку пожарная лестница – это сооружение для аварийных случаев, на дверях были прикреплены соответствующие предостережения об использовании их только в таких случаях. Каждая ручка была связана с прибором, который автоматически подаёт сигнал тревоги, если кто-нибудь нажмёт на ручку и откроет дверь.
Существуют разные конструкции такого рода приборов, от разных производителей. Прибор, установленный в этом здании, представлял собой крашеную металлическую коробку, закреплённую выше замка. Снизу от этой коробки отходила петля из кабеля, туго натянутая на ручку. Маркировка указывала, что я имею дело с устройством Professional SEC-1001 фирмы Рейнолдс.
Впечатляющее название, не правда ли? На самом деле, английская фирма «Рейнолдс» была мне только помощником, так как самым профессиональным в её приборах было внешнее оформление. У этой компании такой бизнес-принцип – имитировать продукты известных фирм, но ограничиваются они тем, что передирают у них лишь те функции, которые клиент может перепроверить. А сложные внутренние приспособления, как раз и задуманные для того, чтобы усложнить жизнь таким, как я, вычёркиваются без всякой замены. И если однажды что-то и случается, роль при этом играет такое множество факторов, что фирма-производитель либо найдёт чем отговориться, либо с ней придётся судиться до скончания дней. Даже с учётом возможных внесудебных мировых соглашений такая стратегия позволяет «Рейнолдс» предлагать покупателям охранные системы гораздо дешевле, чем у конкурентов, которые настолько глупы, что разрабатывают хорошо продуманные, трудно взламываемые либо вообще не взламываемые охранные системы, а поскольку коммивояжерская сеть фирмы «Рейнолдс» – благодаря большим процентам, которые фирма может себе позволить при наличии такой прямо-таки непристойной разницы в цене, – привлекает к себе самых отъявленных профессионалов продаж, словно навозная куча – мух, их доля на рынке повышается год от года. Как уже говорилось, время работает на меня.
Прибор, который был передо мной, без сомнения, подал бы сигнал тревоги, если бы я дёрнул за петлю кабеля или попытался её перерезать. Но достаточно было один раз подержать этот прибор в руках, чтобы знать, что он никуда не годится. Это было подражание другим, действительно солидным приборам, которые у фирмы «Рейнолдс» можно было встретить только в портфеле рекламных агентов по сбыту: анонимно купленные, перекрашенные и с новой маркировкой в качестве демонстрационного объекта для покупателей. Устройства, которые реально поставлялись и устанавливались, не имели даже стального корпуса, а обходились металлизированным пластиком, какой применяется в самых дешёвых сортах арматуры для ванных комнат. Внутри они были всё равно что пустые, следовательно, были ощутимо легче, из-за чего фирма строго следила за тем, чтобы приборы устанавливались только «профессионалами» из фирмы «Рейнолдс». И если есть в Швеции хоть один взломщик, который не знает, что этот прибор даже не пикнет, если к его середине прикрепить достаточно сильный магнит, то этот взломщик – непуганый простак из захолустья.
Внутри прибора послышался тихий щелчок, когда я клейкой лентой закрепил на его корпусе магнит, и магнитное поле перемкнуло вшивые части спускового механизма. Теперь я мог спокойно снять петлю с дверной ручки. Я предпочитаю, где возможно, проникать в помещения, не причиняя повреждений, поскольку это оставляет больше шансов замести следы.
На лестничной клетке было холодно, и дух стоял затхлый, как в гробнице фараона. Я скользнул вверх по лестнице и опустился на колени перед аварийной дверью этажа «Рютлифарм».
Охранный прибор был приклеен прямо на армированное защитное стекло, так что мой магнит мог оказать свое благотворное действие и с задней стороны прибора. Я приник ухом к промерзшему стеклу, прикладывая магнит, и здесь тоже услышал отчётливый щелчок перемкнувшего пускового механизма. Открыть замок было делом тридцати секунд, и я очутился внутри.
Меня окружила тишина и волнующий запах покинутого офиса. Запах холодного сигаретного дыма смешивался с озонными испарениями ксероксов, с запахом кофе и немытой посуды. Я быстро обошел все помещения, чтобы убедиться наверняка, что я тут один: ещё одна привычка недоверчивого человека. Я приобрёл её после того, как однажды в одном офисе внезапно натолкнулся на человека, который заснул за своим рабочим столом и снова проснулся только ночью, от моего шума. Пришлось его оглушить и связать, а это я ненавижу делать.
Здесь эта опасность не грозила; я был действительно один. Видимо, работа на «Рютлифарм» была не такой уж напряжённой. Я быстро открыл шкафы для папок, пробежал глазами надписи на корешках и пустил луч фонарика на лежащие вокруг документы, просто по привычке и для того, чтобы получить первое впечатление. Естественно, я не надеялся, что обнаружу папку с надписью «Шантаж Нобелевского комитета» или карту города с крестиком и пометкой: «Место, где упрятана Кристина Андерсон».
В конце концов я двинулся в сторону кабинета шефа.
В любом здании довольно легко найти кабинет начальника: по причинам, которых мне не понять, но которые действуют, как я вижу, непреложно: этот кабинет всегда находится в углу этажа, и если в распоряжении фирмы несколько этажей, то на самом верхнем. Дело не в виде из окна, вид зачастую бывает лучше где-то в другом месте, это скорее глубоко укорененный инстинкт – так сказать, архитектура власти. Как бы то ни было, работу мне это облегчало. Идентифицировать кабинет шефа, когда ты в него вошёл, – просто детская забава, поскольку он не только больше прочих офисных помещений, но всегда отчётливо иначе и дороже обставлен.
Фирма «Рютлифарм» не была исключением. Рядом с дверью углового кабинета красовалась табличка Д-р Рето Хунгербюль, табличка была съёмная, что я нашёл весьма прозорливым, ибо её, пожалуй, и впрямь скоро придётся менять. Из кабинета открывался не бог весть какой вид на Свеавэген. На полу лежал персидский ковёр, мягкая мебель шведского дизайна была высокого класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61