Топтыгин, с которым он ушел в месячный рейд на выживание, едва сложили парашюты, усадил Максимова на пенек и протянул нож на широкой, как лопата, ладони.– Слушай меня, сынок. – Ко всем, попавшим к нему в обучение, Топтыгин обращался только так, вне зависимости от звания и прошлых заслуг. – Вот лес, а вот нож. Или ты входишь в лес и принимаешь его законы и живешь по ним, наплевав на херню, которую тебе талдычили в школе... Или лучше убей себя сразу. Легче будет. Если кишка тонка, попроси, я помогу. – Судя по глазам, Топтыгин говорил абсолютно серьезно. – Здесь все жрут друг друга и тем живут. Охотятся сами и убегают от охотника. Между делом успевают наплодить детенышей и научить их жизни. Запомни, здесь один закон – закон леса. Сильный – значит жив и сыт. Не гуманно, да? Но в лесу человек становится либо зверем, либо падалью. – Он покачал нож на ладони, будто взвешивал его литую мощь, потом одним движением вогнал в ножны. Пойдем, сынок. Будем из тебя делать зверя.Вернувшись через месяц и впервые взглянув на себя в зеркало, Максимов был потрясен произошедшей переменой. На лице отчетливо проступила звериная заостренность черт, а глаза стали чистыми, как вод в лесном озере, и ждущими, как у зверя в засаде! Этими новыми глазами он стал смотреть вокруг и очень скоро понял, что среди людей действует тот же закон, только донельзя опошленный пустопорожними рассуждениями. Сильные лучше питались и оставляли здоровое потомство, слабые сбивались в стайки, страдали и плодили новых жертв для вечного молоха жизни. Он был благодарен Топтыгину за науку и последнее напутствие.Провожая к вертолету, Топтыгин шлепнул его по спине тяжелой лапой и сказал:– Вот теперь, сынок, ты сможешь понять главное: чтобы чувствовать себя человеком, надо время от времени побыть зверем. Не забывай этого, и сможешь жить, если не счастливо, то хотя бы долго....Сзади хлопнула дверь машины, послышалась возня, потом что-то гулко ударило по капоту. Раз, потом еще и еще.«Развеселившегося Штирлица еле оттащили два эсэсовца, – слабо улыбнулся Максимов, вспомнив старый анекдот. – Плохо, что он лупит Стаса молча. Забьет щенка от страха».Он оглянулся. Гаврилов держал Стаса за волосы и остервенело бил лбом о капот.– Может, лучше я? А то молотите, как Стаханов в забое.Гаврилов оттолкнул от себя Стаса, тот проехался спиной по колесу и свалился боком в грязь.– А теперь рассказывай, курва, как ты меня продал! – Гаврилов вытер раскрасневшееся лицо и ткнул Стаса в грудь острым носком ботинка.– Не гони лошадей, Гаврилов. Так он долго не выдержит. – Рука уже двинулась под полу куртки.Колени напружинились, готовясь резко развернуть тело. – Щенок еще.– А ты не лезь! – Гаврилов повернулся к Максимову.В это мгновение Стас, услышав кодовое слово – «щенок», забыв о боли, перевернулся на спину и выхватил из подмышки «Макарова». Лицо его было заляпано грязью, глаза залиты кровью, руки ходили ходуном. Вряд ли он соображал, что делает, но с такого расстояния не попасть было невозможно. Гаврилов, вместо того чтобы выбить пистолет, рванулся в сторону, но ноги заскользили по грязи, и он остался на линии огня.Крик Гаврилова, рев обезумевшего Стаса, изо всех сил жавшего побелевшим пальцем на спуск, заглушил резкий удар выстрела.Стас дернул головой и уронил руки.Максимов подошел, с трудом вырвал из скрюченных пальцев Стаса пистолет.– Концерт окончен.Гаврилов привалился плечом к машине, потерся щекой о холодный металл, весь в крапинках мороси. Его белое лицо тоже было в крупной мороси, но горячей и соленой. Он слизнул скатившуюся на губу каплю и поморщился.– Контрольный выстрел, – прохрипел он.– Обойдется. Если бы он в тебя жахнул, тоже не потребовалось бы. С такого-то расстояния. Смотри. – Максимов ногой подтолкнул размякшее тело.Пуля вошла по косой в левую половину груди и размозжила лопатку. По темно-зеленому сукну куртки растекалось бордовое пятно.– Что ты за человек, Макс? – прошептал Гаврилов, отвернувшись. Плечи его несколько раз судорожно вздернулись. Борясь с подступившей тошнотой, он надсадно закашлялся, вжав ладонь в живот.– Нормальный. – Пока Гаврилов не видел, он быстро щелкнул вверх предохранитель на пистолете Стаса, вложил на место боек. Вернул флажок в исходное положение и передернул затвор. – Ого! Наш Рэмбо патрон в стволе держал.Возьми на память. – Он поставил на крышу машины желтый цилиндрик с круглой головкой. – Пуля, которая не убила, – лучший талисман.– Все меня сдают. Всю жизнь... Одни суки кругом! – Из Гаврилова начал выходить страх. – Никому не верю. Никому! Падлы, скоты!!– Ты бы не голосил на весь лес, – оборвал его Максимов. – Линять пора.– Не верю! Слышишь, никому не верю. – Гаврилов затрясся и длинно вздохнул через сжатые зубы. – Тебе верю... Вот тебе верю! Ты сам по себе. Никто тебе не нужен.«Дать в рожу или сам успокоится? – прикидывал Максимов, отстраняясь от наставленного на него дрожащего пальца Гаврилова. – Хрен с ним, пусть облюет хоть всю округу. Лишь бы в штаны не наложил. Нам еще назад ехать. Верит он мне или нет, не важно. А что из дела спулит с дикой скоростью при первой возможности – это точно».– Стаса закапывать будем или как?– Брось в кусты. – Гаврилов медленно приходил в себя. – Уф, бля, аж пот прошиб! – Он вытер рукавом лицо. – Брось, не возись. Подъедут люди, приберут, как надо.– Искать будут?– Да кому он, на хер, уперся? Не твоя проблема. – Гаврилов сунул руку в карман, пошуршал бумажками, но расписку Стаса доставать не стал. – М-да, сдал-таки, сучара!– А Журавлев говорил, что из «конторы» давно свалил, а сам подписки о сотрудничестве собирает, – дожал Максимов.– У нас по-разному уходят. Его, выходит, в «глубокое залегание» <Здесь: агентура, не предпринимающая активных действий непосредственно с момента внедрения; в ее основную задачу входит вживание в среду, наработка необходимых связей и готовность приступить к активным действиям по заданию Центра. В «режиме ожидания» агент может находиться не один год.> отправили. А он еще на контакт с Подседерцевым напрашивался... – Он осекся, поняв, что сболтнул лишнее.Максимов, не подав виду, что услышал самое важное за все время операции, протирал ласковыми, плавными движениями черный бок «Зауэра». Металл еще хранил жар выстрела, и прикосновение к нему приятно щекотало пальцы.– Ну что встал? – ощерился Гаврилов. – Тащи эту падаль в лес!Максимов, крякнув, взвалил Стаса на плечи и, широко расставляя ноги, стараясь удержать равновесие на мокрой земле, пошел к густым зарослям кустарника, черневшим за первым рядом елей. * * * Вернувшись через пять минут, он присел у заднего бампера «Волги», зачерпнул мутную воду из колеи и стал тщательно смывать с пальцев кровь.– Что ты там шебуршал, как медведь? – Гаврилов сидел на водительском сиденье, выставив ноги наружу.– Ветками его прикрыл. Люди скоро подъедут? – Максимов про себя отметил, что тон Гаврилова резко изменился, опять стал хамски начальственным. "Если эта сука взял себя в руки, надо ждать подлости. Сейчас попробует отыграться за то, что в штаны чуть не наделал, – подумал он, веточкой выковыривая сукровицу из-под ногтей. – И как он с такой сволочной натурой до сих пор жив? Наверно, еще в детском саду по морде получать начал. А в школе уже греб на полную катушку.Вот и полез в ГБ. Ладно бы по террору работал – быстро бы стал мужиком. А интеллигентов мордовать много ума не надо. Они, гуманисты забитые, сдачи давать не приучены".– Уже выехали. Ждать не будем, сами место зачистят. – Он щелчком отбросил сигарету. – Подойди-ка сюда, Максим.Максимов выпрямился, потянулся, дав телу снять нервный напряг. Оно сейчас опять должно быть легким – предстояла еще одна схватка. Скорее всего, столкнуться придется характерами, до рукоприкладства Гаврилов по врожденной трусости доводить не рискнет, решил Максимов. Но готовым надо быть к самому худшему.Он подошел к открытой двери, потряхивая влажными кистями. Пистолет в кобуру не убрал, просто засунул за пояс. Манжет на левом рукаве расстегнут, выхватить из него стилет – дело одной секунды.– Началось. – Он укоризненно покачал головой, увидев Стасов «Макаров» в руке Гаврилова.– А ты как думал, герой? – ухмыльнулся Гаврилов. – Доставай-ка ствол. Но только без твоих штучек-дрючек. – Он навел пистолет на грудь Максимова.Пальчиками доставай. Левой ручкой и двумя пальчиками.Максимов выудил из-за пояса «Зауэр», поднял на уровень плеча.– Дальше что? – Он посмотрел в глаза Гаврилову. Тот, естественно, как всякий, кому предложили помериться взглядами, своих глаз опускать не стал. И напрасно. Максимову пришлось усилием воли расслабить мышцы левой ноги, иначе через секунду она сама собой врезала бы по двери, навсегда оставив Гаврилова калекой. Добить ослепшего от боли, пусть даже с «Макаровым» в руке, было уже делом техники и желания. А желания как раз и не было.– Брось под колесо. – Гаврилов поджал ноги.Пистолет шмякнулся в липкую грязь, еще хранящую отпечаток тела Стаса.– И спокойненько сделай два шага назад.– Может, хватит дурью маяться? – Максимов скрестил руки у пояса. Пальцы правой руки сами собой нырнул в левый рукав, нащупали рукоятку стилета и замерли.– Это мне решать. Назад, говорю! – Голос Гаврилова сорвался.– Я же знаю, зачем вам ствол. – Максимов отступил назад. – Сейчас приедут ваши орлы, оприходуют Стаса. А труп с пулей и ствол, из. которого она вылетела, повиснут на мне, так? Еще можно сосватать тех, кого я замочил в Москве.– Умный, ничего не скажешь. – Гаврилов нервно хохотнул, руку с пистолетом пристроил на согнутом колене. – Не знаю, чему тебя учили. А у нас было правило: доверяй, если держишь за оба яйца. Понял, герой?– Может, еще и ботинок снять, которым я тут натоптал? Вот тогда будет полная симметрия в вещдоках и половых органах. Чтобы уж двумя руками держаться, а? – в свою очередь усмехнулся Максимов.– Остряк-самоучка! – поморщился Гаврилов. – Домой топаешь пешком. Чтобы через полчаса был на месте. Я проконтролирую.– Ага! – кивнул Максимов. – Но чтобы потом не было претензий. – Он медленно достал из рукава стилет. Поднял на уровень лица, держа двумя пальцами. Пистолет в руке Гаврилова дрогнул и вскинулся вверх. Черный глаз ствола уставился точно в переносье Максимову.– Я же сказал, без шуток! – прошипел Гаврилов.– А я не шучу, – пожал плечами Максимов. – Клинок еще грязный, видишь? В анатомии я не силен, но пулю из тела достать могу. Лес невелик, но твои орлы ее не найдут. Пули нет, значит, в вещдоках недобор у вас вышел. Так что придется мне снимать оба ботинка. За них и будете держаться. Больше не за что.Гаврилов нехорошо прищурился, потом лицо обмякло. Он с оттяжкой сплюнул и процедил сквозь зубы:– Сука ты, Максим, еще та!– Не-а. Меня учили: с волками жить – по-волчьи выть. – Он убрал стилет в ножны. Встряхнул кистями рук, сбрасывая напряжение. – Мне пешком идти или подбросите?– Садись в машину, душегуб. – Гаврилов втянул ноги в салон. – Будем считать, проверку на вшивость ты выдержал. Голова работает, держать себя умеешь... – Он нервно покусал нижнюю губу, с трудом соображая, что сказать дальше. – Назначаю старшим на объекте. Вместо Стаса, – наконец родил он, покосившись на все еще стоящего неподвижно Максимова.Гаврилов с оттяжкой захлопнул дверь, и сразу же натужно взревел двигатель.Слов, шепотом посланных в его адрес Максимовым, он расслышать не мог. Глава двадцать седьмаяОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ Неприкасаемые Журавлев кивнул вошедшему Максимову, ука зал на стул рядом с диваном.Вставать не стал, только подтянул ноги, теплый плед сбился бугром, из-под края вылезли голые ступни.– Гаврилов уехал?– Ускакал, – махнул рукой Максимов, удобно устраиваясь на стуле.Журавлев вытянул руку, нажал на кнопку пульта экран телевизора ожил.– Гаврилов запись привез. Что скажешь? Максимов несколько минут разглядывал жену и дочь Журавлева, гуляющих среди каких-то греческих развалин."Дочка телом в папу пошла, проблема будет замуж выдать. А жена красивая.Есть такой тип красоты, от доброты идущий", – подумал Максимов, глядя на смеющихся женщин. Теперь они стояли на лестнице, круто уходящей вверх по зеленому склону.– Нормально. Съемка «скрытой камерой», работал профессионал. Видите, – он указал на экран: женщины шли по рынку, подолгу задерживаясь у лотков, заваленных диковинными рыбами. – На камеру они абсолютно не работают, даже не подозревают, что их снимают. Хороший признак.– Угу, – кивнул Журавлев, раскрывая портсигар. Кассету он, как понял Максимов, успел просмотреть не раз, и вовсе не из-за красот Средиземноморья.Сейчас он меньше всего походил на счастливого отца семейства, получившего весточку от наслаждающейся отдыхом семьи.Журавлев нажал кнопку, увеличив звук почти до максимума, комнату заполнила разноголосица южного базара и отчетливый плеск близкого моря.– Завтра ты страхуешь Кротова. После этого надобность в твоих услугах отпадает. До конца операции максимум две недели. – Журавлев со значением посмотрел в глаза Максимову. – Что будешь делать дальше?– Отлежусь, отосплюсь, погуляю на гавриловские деньги. Потом найду работу.Войны на мой век хватит, – как мог беззаботно сказал Максимов, показывая глазами на потолок.Журавлев кивнул; как ни создавай шумовой фон, а ничего не стоит отфильтровать запись, оставив только нужное. Жили они под плотным контролем и ходили по лезвию, об этом забывать не стоило.– Не знаю, как тебя отблагодарить за вчерашнее, – сказал Журавлев, оторвав взгляд от экрана.– Гаврилов уже отблагодарил, – усмехнулся Максимов. – Выписал чек на пять тысяч. Правда, их еще получить надо.Журавлев покосился на банковскую справку, все еще лежащую между пузырьками с лекарством. Намек Максимова он понял прекрасно – пока они жили под негласным домашним арестом, чеки можно было выписывать хоть каждый день и на любые суммы. Он посмотрел на жену, что-то выбирающую в рыбных рядах. Судя по всему, у нее-то деньги были настоящие.Больше всего ему сейчас хотелось оказаться там в этом белом городе, купающемся в солнечных лучах пройтись по горбатым улочкам, круто сбегающим к лазоревой воде, заглянуть в полные счастья и покоя глаза жены и хоть раз в жизни почувствовать себя безмятежно счастливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86