Журавлев, до чего мы докатились? Дивизия! Как будто немцы прорвались в Москву. Осталось только заминировать мосты...– Не надо, Кротов. Вы бы тоже обросли братвой, никуда бы не делись!– Не знаю, не знаю... «Быков» я никогда не уважал. Жрут, как лошади, пьют, как свиньи, а ума – как у курицы. Хотя, если каждый крупный чиновник норовит обзавестись собственной бандой, назвав ее «спецназом», то поневоле задумаешься.– Учитывая Гогины возможности, мы должны провернуть дело так, чтобы он до последнего дня не знал, что обречен. И главное, чтобы ему подобные ничего не заподозрили.– Кирилл Алексеевич, – Кротов присел рядом на диван. – Гогу вам так просто не отдадут. Пусть Гаврилов даже и не мечтает. Ни КГБ, ни милиция, ни черт и бог с ним ничего не сделают, пока его не сдадут свои.– Так считаете?– Знаю. И вы знаете. Так что думайте, а я буду подсказывать. Надо заставить Гогу сделать неверный шаг. У него уже началась мания величия, как я понимаю. Сам может куролесить, сколько ему вздумается, но как только он подставит под удар всех, его сдадут. И тогда нельзя терять ни минуты. Поверьте, на следующее же утро будет стоять очередь из желающих завалить Гогу. И мы должны быть в ней первыми.– Вы так его ненавидите?Кротов погладил гладкую черную кожу дивана.– Холодная. Хорошо выделанная, но уже не живая. – он закрыл глаза. – Однажды я водил детей в цирк. На площади цирковые подрабатывали, фотографировали желающих на фоне слоненка. Маленький такой был, еще мохнатый. Глаза грустные. Я подсадил дочку ему на спину и коснулся кожи слоненка. Даже вздрогнул. Она была такой теплой. Мы же привыкли к такой, – он легко хлопнул рукой по дивану. – А у него была живая, теплая. Потом подошла Маргарита. Тогда уже было прохладно, и она надела кожаный плащ. Я обнял ее. Знаете, Журавлев... Она была холодной и неживой. Конечно, плащ промерз и все такое. Но именно тогда у меня родилось ощущение беды. И не покидало до самой нашей с вами встречи. В Лефортове.– Савелий Игнатович...– Не надо. Вы делали свое дело. Ломали, как учили. Что уж вспоминать. – Кротов наклонился, заглянул в лицо Журавлеву. – Одно скажите: вы тогда не блефовали, нет?– Что я, ирод? Данные о причастности Гоги к гибели вашей семьи были стопроцентные.– Бумаги сохранились? Вы сумеете, как у нас выражаются, сказать за меня слово?– Думаете, понадобится?– Конечно. – Кротов покосился на тяжело засопевшего Журавлева. – Если с нами не играют двухходовку: мы валим Гогу, заказчик валит нас.– Это исключено.– Вашими бы устами... – Кротов рывком встал с дивана, подошел к книжным полкам, занимавшим все три стены. Провел пальцем по переплетам. – И еще один момент. Вы, Журавлев, опер опытный. Неужели вы не знаете, что у Гоги должно быть мощное прикрытие? Там! – Он кивнул на потолок. – Даже директор захудалой пельменной не воровал, не прикупив пару человечков, которые в нужный момент сделают звонок: мол, к тебе едет проверка. А с размахом Гоги и его «теневого кабинета» ублажать надо многих, очень многих. Так вот, а где гарантия, что один из тысячи мелких чиновников, а еще хуже – один крупный не сделает звонок?Сколько мы проживем после этого, не знаю.– Не накручивайте, Савелий Игнатович. Уж я-то знаю, как ищут. Первым делом начнут тормошить конкурентов и старых врагов. Потом начнут копать в правительственных спецслужбах. До агентства Гаврилова очередь не дойдет.Посчитают, что не тот у него калибр, чтобы свалить такого слона, как Гога Осташвили.– Ха! Не обманывайте себя, Кирилл Алексеевич.. – Кротов сунул руки в карманы и стал раскачиваться с пятки на носок. – Гаврилов же не на острове живет. Он занимается информационным бизнесом и специальными услугами. Раз положено делиться прибылью, то сам бог велел делиться информацией. А на рынке информации есть три кита: мафия, МВД и КГБ, как бы его сейчас ни называли.Следовательно, информация из фирмы Гаврилова уходит по этим трем основным каналам. Иначе ему бы давно перекрыли кислород, независимых в бизнесе нет, потому что они никому не нужны. Второе: за услуги дураки берут деньги, умные ожидают ответной услуги. Гаврилов не дурак, хотя пытается им казаться.Следовательно, дебет-кредит услуг у него существует. Вывод прост, мой дорогой партнер, – Кротов с намеком посмотрел на Журавлева. – Ставьте каждый день свечки, чтобы нам дали закончить первый этап и хотя бы обложить Гогу. О большем я и не мечтаю. Грех мечтать, если тебя могут сдать в любую секунду.– Ну вы и накрутили! – «Вот же гад! Всех повязал. У Подседерцева сейчас уши вспухли, пишет же, жучара, наверняка пишет. Ох, Кротов, попьешь ты у меня крови, сердцем чувствую».– М-да? Вы забыли, что я – человек со справкой. Так сказать, официальный шизофреник. По-русски – блаженный. Стало быть, моими устами глаголет истина.Дверь открылась, и вошел Гаврилов.– О чем спор, подельники? – Он быстро обшарил цепким взглядом лица Журавлева и Кротова. – А я вам пополнение привел. Знакомьтесь. Зовут его Максим.Специалист широкого профиля. – Он посторонился, пропуская в кабинет Максимова. Искусство ближнего боя Максимов сел в кресло, чуть развернув его так, чтобы все трое были в поле зрения. Солнечный луч на темном паркете разделил комнату на две половины. На одной сидел он, на другой – те, кто скоро станут его врагами, а пока они, как и он – звери, попавшие в одну яму.Максимов чуть потянул носом. Запах шел от дивана, на котором около толстяка с одутловатым лицом сидел сухощавый мужчина. Запах был тонкий, чуть нервный. Максимов не знал, как называется этот одеколон, но запах постарался запомнить. Если нужно, он подскажет, что сухощавый где-то рядом. А от толстяка пахло «Примой». И еще характерным запахом болезни. Чем-то тяжелым, как в непроветренной комнате.– Итак, давайте знакомиться. – Гаврилов вышел из угла и встал в полосу света. – Кирилл Алексеевич Журавлев. – Он указал на толстяка. – Руководит службой безопасности одной фирмы, сотрудником которой вы, Максим, с этого момента являетесь. Говоря военным языком, он ваш непосредственный начальник. Пояснять, надеюсь, не надо?– Не надо. – Максимов согласно кивнул, понимая, что ему отведена немудреная роль тупого, но исполнительного. Ломать чужой сценарий было рано, и он изобразил на лице соответствующее выражение.– Савелий Игнатович Кротов финансовый советник. Мой и Кирилла Алексеевича. Меня представлять не надо, я уже вам наверняка надоел. – Гаврилов хихикнул, но его никто не поддержал. Все внимательно приглядывались к Максимову. – Вопросы есть?– У меня – нет, – сказал Максимов.– Разве вас не интересует, чем мы с Кротовым будем заниматься? – Журавлев поиграл тяжелым портсигаром. Лучик света разбился о его гладкую поверхность, и солнечный зайчик больно кольнул Максимова в глаз.Он зажмурился и, воспользовавшись паузой, попытался настроиться на Журавлева. Перед внутренним взором отчетливо, как на цветном снимке, всплыл образ этого человека. Максимову показалось, что от живота Журавлева идет бордовое свечение. Он сосредоточился, источник нездорового свечения был в верхней трети брюшины. «Болен. Смертельно болен», – понял Максимов. Через мгновение в мозгу само собой всплыло жестокое, как приговор – рак.– Господин Гаврилов уже ввел меня в курс дела. Я должен всегда быть рядом и выполнить любой приказ. Мне этого достаточно. – Он говорил медленно, тщательно контролируя интонацию, чтобы ненароком не выдать знание, смертельное знание о Журавлеве. – Чем вы конкретно занимаетесь, интересует меня только с точки зрения вашей безопасности. Чем опаснее дело, тем больше у меня головной боли.– Неплохой ответ, – кивнул Журавлев. – Вне зависимости от того, что сказал вам Гаврилов, я хочу, чтобы вы знали – дело у нас весьма опасное. Предстоит получить старый долг от весьма могущественного человека. Это не банальное вышибание долга. Работать будем нестандартно. Все, что вы увидите и услышите, является коммерческой тайной.– Со всеми истекающими и, кх-м, подтекающими, – встрял Гаврилов. – Видишь ли, Максим, в силу некоторых соображений мы решили отказаться от развернутой охраны. Ну, знаешь, такие качки в черных очках... Возможно, охраной дело не ограничится. Не исключено, придется пару раз выполнить некоторые щекотливые поручения. Нам нужен, так сказать, и кузнец, и жнец, и на дуде игрец. Сложно, но именно поэтому я тебе положил тройной оклад.«Уже начали меня делить! – улыбнулся про себя Максимов. – Все знают, что первый, кто тебя пристрелит по приказу хозяина – твой телохранитель. Журавлев из бывших конторских, сразу видно. Соответственно, понимает, что Гаврилов в лучших кагэбэшных традициях обязал меня стучать на непосредственного руководителя. Итак, я стучу на Журавлева, а кто-то, скорее всего Стас, будет стучать на меня. Короче, тут не соскучишься!»– К секретам мне не привыкать. – Максимов посмотрел на Журавлева и по его реакции понял, что с данными на охрану тот уже ознакомлен. – Силовой игры никогда не боялся, но лучше до нее не доводить. – Это уже адресовалось Гаврилову.– Вы из кадровых военных, так я понял, – подал голос молчавший до этого Кротов.– Да, – кивнул Максимов. "Странно, что этого оставили в неведении.Запомним".Чтобы лучше понять человека, не вдаваясь в дебри современной психологии, Максимов использовал способ, известный еще на заре человечества, – тотем. Тотемобраз зверя, черты которого несет в себе человек. Индейцы называли самого мудрого Великим змеем, а уверенного в своих силах – Большим медведем. Принцип был прост, главным было – подметить в человеке характерную черту, роднившую его с миром природы, и человек становился понятным, а его поступки легко предсказуемыми, потому что не может быть в человеке больше, чем заложила природа.Журавлев напомнил ему медведя-сидуна, не успевшего залечь в берлогу и коротающего зиму в полусне, полубреде. Больной, измотанный неустроенностью и неприкаянностью и поэтому смертельно опасный зверь. Кротова Максимов представил черным лисом и поразился, насколько точен образ. Кротов был весь пружинистый, нервный от непрекращающегося гона. В этой по-звериному острой жажде вырваться из кольца, как почувствовал Максимов, уже не было желания спасти свою дорогую, роскошно-черную, чуть побитую сединой шкуру. Старый лис уходил от погони, потому что для него это была единственная форма победы.Максимов еще раз посмотрел на сидящих напротив него и пришел к выводу, что лис ему нравится больше.– Простите за любопытство, но я всегда был несколько далек от касты военных. Мне всегда казалось, что они работают, вернее, служат за идею. – Кротов слегка прищурился, пытаясь рассмотреть Максимова, от чего еще больше стал похож на старого лиса, принюхивающегося к новому запаху в рядах загонщиков. – Какая идея привела вас к нам, если не секрет?– Вы отстали от жизни, Савелий Игнатович. – Максимов улыбнулся. – За идею сейчас служат те, у кого нет возможности уволиться. Я уже давно воюю исключительно за деньги.Кротов резко встал с дивана и пересек разделявшую их полосу света.– Позвольте вашу руку, Максим. Я знавал профессиональных путан, кидал и разгонщиков. Но профессионального наемника вижу впервые.Максимов встал и пожал сухие, цепкие пальцы Кротова.Специально настраиваться не пришлось. Он сразу же понял, чем болен Кротов;Одиночеством. Смертельно болен одиночеством. Что это такое, Максимов знал по себе.Половицы тяжело скрипнули, Журавлев враскачку подошел к Максимову и протянул руку. Рука была чуть влажной, пальцы – в застарелых никотиновых разводах.– Ну вот и славно! – Гаврилов встал, склонил голову набок, посмотрел на них с улыбкой. – Святое семейство, ей-богу. Однополое, но это не важно.Максимов вежливо хмыкнул, начальник все-таки, а если у начальника проблемы с юмором, то это не его беда, а подчиненных. Говорить Гаврилову, что мнение о нем, как о подлеце по жизни и предателе в душе, он уже составил, а его шакалье естество видно невооруженным взглядом, Максимов не собирался. Придет время, эти качества можно будет обыграть с пользой для себя.– Все! – хлопнул в ладоши Гаврилов. – Церемонию вручения верительных грамот объявляю закрытой. Пошли обедать, подельники. * * * Стол был накрыт на веранде. Всем сразу бросилась в глаза белая скатерть и супница, стоящая в центре. Из-под приоткрытой крышки поднимался легкий пар.По-домашнему уютно пахло свежесваренным борщом.Максимов посмотрел на приборы, аккуратно лежащие по бокам тарелок. Сервиз был старой работы, не дачная разносортица, и понял, что военно-полевые манеры придется временно забыть. Жить предстояло домом, раз и навсегда заведенным порядком. Судя по количеству тарелок, Стаса, как дворню, кормили в другое время и в другом месте.Не успели сесть за стол, в дверь за спиной Максимова кто-то вошел. Он заметил, каким беспомощным на секунду сделалось лицо Кротова, и медленно повернулся. Сзади стояла женщина лет тридцати. Максимов, натренированный не только цепко схватывать приметы, но и чутко улавливать первое, самое чистое впечатление, когда человек воспринимается нутром, а не разумом, поразился ауре покоя и умиротворения, исходящей от этой женщины.– Друзья, прошу любить и жаловать. – Гаврилов довольно улыбнулся, чувствовалось, что именно на такую реакцию он и рассчитывал. – Инга Петровна будет отвечать за домашнее хозяйство. Кроме того, она неплохая медсестра. Так что если у кого-то что-то заболит, обращайтесь смело.«Начпрод, начмед и начальник особого отдела, – мысленно прокомментировал Максимов. – А в тихом омуте, кстати, черти водятся. И не кое-какие!», – добавил он, заглянув в серые глаза Инги.Она относилась к тому редкому типу женщин, которых как ни одень, все равно будут выглядеть королевами. И ей не надо играть королеву: любой, оказавшийся с ней рядом, с удовольствием станет играть роль подданного и тайного воздыхателя.Первым вызвался на эту роль Кротов. Он сбросил разложенную на коленях салфетку, легко встал, поклонился:– Савелий Игнатович Кротов.– Очень приятно. – Инга улыбнулась, от чего у Кротова непроизвольно дрогнул кадык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86