Тео все еще не отпускал ее лодыжки. Он широко развел руки в стороны, одновременно раздвигая ее ноги, потом дернул. Она свалилась прямо на него и обвила ногами его талию раньше, чем он успел это осознать.
Руки Люси обвились вокруг его шеи, и она приблизила свои губы к его губам. Тео сморгнул воду с ресниц, зная, что за этим последует поцелуй, который они уже не смогут назвать случайным.
Он понимал, что этот поцелуй будет чем угодно, только не ошибкой. Или самой большой ошибкой, которую он сделал за свою жизнь.
Тео свел руки в воде, и они обхватили ягодицы Люси. Она вздрогнула. Он сжал пальцы, ощутил мышцы, плоть, женщину, и Люси вздохнула так мило, как ни одна женщина, которых он помнил. В ту же секунду нос Тео уловил аромат духов «Парадайз эуэйтс», смешанный с хлоркой, и это было последней каплей. Ему стало все равно, что произойдет после этого поцелуя, – важен был только сам поцелуй, этот поцелуй и эти ноги, обвившиеся вокруг него, и эта мягкая круглая попка, которую он сжимал руками.
Тео впился ртом в ее губы как раз в тот момент, когда Люси устремилась к его губам, и им обоим стало больно. Но они не остановились. Они излечили мгновенную боль губами друг друга и языками, и Тео осознал, как он изголодался по поцелую. Изголодался по женщине, женщине, с которой мог бы соединиться.
Он изголодался по такой женщине, как Люси.
Ее пальцы вцепились в его волосы, она притянула Тео к себе еще ближе, сжимая его бедрами так крепко, что он опасался за свои ребра.
Неожиданно громко хлопнула дверь, тут же ярко вспыхнули огни над головой. Люси и Тео отпрянули друг от друга, забив руками и ногами по воде и хватая ртом воздух.
– Какого черта? – гневно вопросил Тео.
На веранде стоял дядя Мартин в белых трусах, болтавшихся на нем настолько свободно, что его ноги были похожи на зубочистки, воткнутые в шарики зефира.
Он покачал головой:
– Простите, детки. Я уверял Вив, что это крик припозднившихся гуляк, а не вопль о помощи пострадавшего, но разве она послушает?
Мартин вздохнул, выключил свет и вернулся в дом, не прибавив больше ни слова.
Тео досталось немало брызг, пока Люси плыла к лесенке из бассейна, яростно колотя ногами по воде. Его привел в восхищение ее мощный гребок кролем, скорость движения, и потом, он просто залюбовался ею, когда она выбралась из бассейна и побежала, словно газель, к гостевому крылу. Эта девушка, несомненно, могла показать рекордное время и на суше, и в воде, когда убегала от него.
– Люси, постой.
Она обернулась, прижимая руки к груди, вода стекала с ее тела, она тяжело дышала.
– Я тебя очень хочу, Люс.
– Нет. – Она покачала головой.
– Это безумие. Я больше не могу с этим бороться. – Тео начал вылезать из бассейна, понимая, что сейчас станет ясно видно, как сильно он ее хочет.
Люси уставилась на его плавки.
– О Господи, – выдохнула она. – Из этого ничего не получится.
Тео опустил глаза.
– Не могу с тобой согласиться.
– Если мы это сделаем, все изменится, Тео! Ты все еще хочешь, чтобы мы остались только друзьями?
– Черт, нет.
– Потому что я уже точно не хочу проснуться с тобой утром и услышать, что мы опять совершили ошиб…
Тео схватил ее, поцеловал и начал теснить к дому. Когда они приблизились к раздвижной двери, ведущей в гостевую комнату, он ловко завел руку ей за спину, повернул ручку и широко распахнул дверь. При этом он ухитрялся одновременно стаскивать вниз лямку купальника с плеча Люси и подталкивать ее внутрь.
– У тебя неплохо получается, – проговорила она ему в губы.
– Я очень давно не практиковался.
– Неужели? А я так даже не помню, что происходит потом.
Оба рассмеялись, продолжая целоваться. Тео толчком ноги закрыл дверь у себя за спиной.
– Ты в хороших руках, Люси Каннингем.
Люси целых пять минут ходила по комнате и регулировала освещение. Она все еще была в купальнике. Мысль о том, чтобы оказаться голой в присутствии мужчины после стольких лет, повергала ее в панику.
– Ты опять убегаешь.
– Нет, я не убегаю. – Она оставила включенной лампочку для чтения в шестьдесят ватт в углу огромной спальни и набросила на нее свое оранжево-розовое платье, приглушая яркость. Потом отступила назад, чтобы полюбоваться тем, что у нее получилось.
– Я тут уже умираю, Люс.
Люси повернулась и увидела Тео, раскинувшегося обнаженным на постели королевских размеров. В этом мужчине явно не было ничего умирающего или даже увядающего. От него просто дух захватывало: длинный, поджарый, мускулистый, в идеальной физической форме. А его широкую грудь покрывал светло-каштановый пушок. Полоска волос сужалась и темнела, указывая, как стрела, прямо на…
Люси прикусила губу, чтобы не застонать. Она подняла взгляд на его красивое лицо и сама не знала, то ли страх не позволил ей получше разглядеть то, что находилось у него между ног, то ли она просто решила приберечь лучшее напоследок, как в детстве, когда она имела привычку съедать сначала весь круглый кекс, а уже потом верхний слой глазури.
– Люси, иди сюда.
Она присела на край кровати. Тео взял ее за обе руки.
– Ты дрожишь. Почему?
– Это глазурь на кексе. – Он высоко вскинул брови:
– Да, это, конечно, будет. Но у тебя мокрый купальник. Сними его.
Легко ему говорить. Вот он лежит, уверенно вытянувшись поверх покрывала, выставив на обозрение каждый дюйм своего тела. Наверное, постоянное посещение раздевалок приучает мужчин абсолютно не стесняться наготы. А то, что тело Тео не имеет никаких видимых дефектов, тоже играет свою роль.
– Я пока не готова, Тео.
– Зато я был готов в течение всего вечера, если ты этого не заметила. – Улыбка Тео была мягкой, но его глаза возбужденно горели. Он провел кончиками пальцев по ее щеке, нежно взял за подбородок. – Ну же. Посмотри на меня. Увидишь, как сильно я тебя хочу.
Люси колебалась.
– Ну хорошо. Тогда почувствуй, как сильно я тебя хочу. – Люси крепко зажмурилась и позволила Тео взять свою левую руку и подтянуть к своему телу. Ее пальцы встретили нечто бархатисто-гладкое и теплое. Потом они сомкнулись вокруг чего-то большого и твердого, и, не открывая глаз, она ощутила себя на шоу фейерверков Дня независимости.
– О Господи, Тео.
– Вот как сильно я тебя хочу. – Люси застонала.
Тео оставил ее руки там, где они находились, и спустил обе бретельки ее купальника. Все еще не открывая глаз, Люси почувствовала, что ее груди обнажились навстречу воздуху, экстазу и тревоге, которые борются друг с другом за первенство. Потом Тео нежно погладил ее и сказал:
– Ты такая красивая, Люси. – И экстаз победил. Глаза ее оставались закрытыми, но руки заскользили вдоль его тела. А ладони Тео ласкали ее. Потом Люси почувствовала его рот, влажные и теплые губы, накрывшие ее левый сосок. Он лизал, покусывал, пощипывал и посасывал его до тех пор, пока она не начала извиваться и стонать, потрясенная тем невероятным ощущением, которое испытывала.
– О, Тео…
Он оставил ее грудь и поцеловал в губы, притянув на себя сверху.
Люси открыла глаза.
– Только это имеет значение, Люси. Ты и я. Единственное, что может нам помешать, – это если ты не захочешь.
Она вдруг рассмеялась и вырвалась из его рук.
– Хорошо. Я сейчас вернусь.
– Куда ты? – Тео казался встревоженным.
Люси спрыгнула с большой кровати и подбежала к туалетному столику. Она стала копаться в сумке в поисках маленькой ночной сорочки, которую захватила с собой. Нашла ее, торжествующе подняла, зажав в кулаке, и крикнула:
– Кто меня теперь любит?
Тео снова рухнул на подушки и расхохотался. Когда Люси через несколько секунд вернулась, он так и лежал, прикрыв глаза согнутой рукой, его тело оставалось прекрасным, а плоть – восставшей.
– Я готова, Тео.
Он открыл глаза и улыбнулся стоящему перед ним видению. Люси распушила волосы полотенцем и надела маленькую ночную сорочку, нечто коротенькое, с большим вырезом и абсолютно прозрачное. Сквозь ткань сорочки были видны округлые женские формы с выделяющимся темным треугольником внизу живота и темными, твердыми бугорками сосков. Глаза Люси были широко открыты. Улыбка казалась смущенной. Густые волосы спутаны, а сочетание уязвимости и агрессивной сексуальности заставило Тео усомниться, сможет ли он одновременно защитить и обольстить ее.
Но когда Люси забралась на кровать и приблизилась к нему, Тео и думать забыл о защите и занялся непосредственно обольщением. Он приподнял ее и поцеловал. Его руки сжимали ее предплечья, губы впивались в ее губы с отчаянием долго сдерживаемой жажды.
Обхватив Люси руками, Тео тесно прижал ее к себе. Он чувствовал каждый кусочек тела Люси, каждый изгиб, каждую выпуклость и впадинку. Он чувствовал ее груди, тесно прижатые к его грудной клетке, соски, похожие на маленькие камушки, он чувствовал жар, заключенный между ее бедрами.
Его губы и язык ласкали ее рот, открывали ее, погружались в нее, и хотя ему было приятно ощущать прижавшееся к нему тело, он не мог продержаться так долго. Ему необходимо было двигаться. Тео просунул руку сзади под ночную сорочку и поднял ее выше округлых полушарий. Он ласкал спину Люси, обхватив руками ее талию, гладил живот, бедра, груди, а подол невесомой ночной сорочки прикрывал его руки. Тео бы хотелось, чтобы она была совсем голой, но если в этом маленьком кусочке ткани Люси чувствует себя комфортнее, то он потерпит.
– Потрогай меня, Тео, – прошептала она. – Господи, пожалуйста, потрогай меня.
Он просунул пальцы между ее полными шелковистыми бедрами и стал гладить, заставляя раздвинуть ноги. Она передвинулась, раскрылась перед ним, и его пальцы сразу же накрыли ее жаркую влажную ложбинку.
– Боже, Люси. Ты такая мокрая. Ты всегда такая мокрая? – Она рассмеялась:
– Я не помню.
Тео тоже рассмеялся, увлекая ее за собой, и они еще несколько минут катались по покрывалу и смеялись, и Тео знал, что никогда раньше он не испытывал такой радости в присутствии женщины, такого единения с ней и такого счастья. С Дженной было совсем не так, и с другими тоже.
Они подходили друг другу. Они с Люси подходили друг другу так, словно были друг для друга созданы. Этим все объяснялось.
И, как будто услышав его молчаливый вердикт, Люси обвила ногами его талию, а руками шею, что было явным приглашением. Тео посмотрел ей в лицо и увидел свою собственную уверенность и свое собственное желание, отраженные в ее сияющих глазах.
– Я больше не буду убегать, – прошептала она.
Тео вошел в нее, медленно, дюйм за дюймом, и радость разлилась в нем, разрастаясь, а потом хлынула с такой силой, которую он считал невозможной. Эту радость, это наслаждение, этот рай подарила ему Люси.
Стивен смотрел на экран телевизора и видел, как палец правой руки Тео Редмонда постукивает по металлу: тук-тук. Сердце трепыхалось в груди Стивена, словно умирающая рыба.
– Черт побери, – прошипел он.
Схватившись рукой за подбородок, Стивен не отрывал взгляда от пальца тренера – тук-тук-тук. Камера дала крупный план лица Люси Каннингем. Стивен ненавидел это лицо. Это чертово пухлое, как котлета, лицо, «триумф человеческого духа», чертовски его раздражало.
Редмонд продолжал постукивать. Ожидание убивало Стивена. Тук-тук, сдвинулась гирька, тук-тук-тук.
– О, ради Бога, прекратите этот спектакль! – Он глотнул кофе и пошарил в письменном столе в поисках ибупрофена и батончика «Сникерс».
Наконец-то гирька весов обрела равновесие на ста семидесяти фунтах, и лицо Люси засияло, как полная луна.
Стивен был убит.
– Потеря веса в этом месяце составила целых семнадцать фунтов! – объявил Редмонд, улыбаясь в камеру так, словно рекламировал слабительное. – Это феноменально!
Стивену пришлось выдержать зрелище того, как тренер поднял Люси в воздух, словно только что вернувшийся домой с войны солдат, и закружился с ней по площадке, а ее волосы развевались вокруг них. И недоумки в зрительном зале на это купились. Камера показала ряды прыгающих и аплодирующих домохозяек. И тут Стивен замер.
Весь проклятый сектор зрителей в студии был в одинаковых футболках с надписью: «Мы любим Люси!»
У Стивена вырвался жалобный стон. Это уже слишком!
Люси Каннингем нельзя было терять в весе! Неужели это непонятно? Эта женщина оставалась толстой, как корова, все то время, что она работала у них! Больше года Стивен наблюдал, как она жует свои карамельки в шоколаде с утра до вечера.
Разве не правда, что все эти чертовы диеты должны включать в свою рекламу предостережения о нетипичных результатах? Ему всего-то и нужно было не дать получить типичные результаты! Но Люси Каннингем действительно преуспевала! Она делала невозможное и одновременно создавала сенсацию для пиарщиков!
Зазвонил телефон.
– Эта девка. Она тощая.
– Я этого бы не сказал.
– Она получала мои посылки?
– Можно привести коня к воде, но нельзя заставить его…
– Коня? А как насчет конского дерьма? Потому что именно так я буду выглядеть, если ты и дальше будешь так же успешно создавать репутацию «Палм-клубу».
– Мюррей…
– Ты сказал, что позаботишься обо всем!
– Положение еще можно исправить.
Пока Мюррей Голдстейн поносил его, Стивен перевел взгляд на экран телевизора и с ненавистью наблюдал, как Тео измеряет сантиметром разные части тела Люси.
Голдстейн понизил голос.
– Не чувствую твоего уважения ко мне, – сказал он. Откуда Стивен мог знать, что Люси Каннингем станет его проблемой, его собственной большой, толстой «пятницей тринадцатого числа»?
– Я помог тебе, когда ты во мне нуждался, Шеррод, и вот как ты со мной обращаешься? Тебе должно быть стыдно. Ты заплатишь за это неуважение, ты, жалкий кусок…
Стивен бросил трубку. Трясущимися руками он развернул «Сникерс» и откусил от него, плача, как младенец.
– Боже мой! Мистер Шеррод! С вами все в порядке? – Вероника Кинг стояла в дверях, в ужасе глядя на него.
Стивен перестал жевать и сунул батончик в ящик стола. Проглотил то, что было во рту.
– Аллергия, – отговорился он.
Кажется, Вероника не поверила. Она нахмурилась:
– Вы бледны как смерть, мистер Шеррод. – Стивен вытер рот и ударил ладонью по столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35