– Что она сказала?
– Она говорила, что дядя Филип так и не оправился от их романа в юности и от сознания того, что она его сестра, – сказала я.
Бронсон задумчиво кивнул.
– Ну, это было почти шоком. Я знаю не больше, чем мне рассказывали твоя мама и Филип. И, конечно, то что знает твоя бабушка. Как я тебе уже говорил, это было очень короткое школьное увлечение. Они едва узнали друг друга, прежде чем полиция забрала ее назад в Катлерз Коув. А что Филип говорил? – поинтересовался он.
Я колебалась, но все же рассказала.
– Он говорил, как она была красива и как сильно он ее любил.
– Ну, она действительно была очень красива, – сказал Бронсон. – В нее легко было влюбиться. В этих словах нет ничего плохого, Кристи.
– Он говорит, что я становлюсь все больше и больше на нее похожей.
– Да, – согласился Бронсон. – Надеюсь, ты не расстраиваешься из-за этого, не так ли?
– Нет, но…
– Что, Кристи?
– Он… странный. Он постоянно обнимает меня, целует и…
– Он просто старается дать тебе ту любовь, в которой, как ему кажется, ты нуждаешься. Филип так предан вам с Джефферсоном. Вам повезло, что он у вас есть.
– Он купил мне ночную рубашку и отдал мне ее вчера вечером, – рассказала я.
– О? Он сказал – почему?
– Он сказал, что это подарок, чтобы поднять настроение после случившегося.
– И что? Это очень мило с его стороны, не так ли? – спросил Бронсон.
– Но это ночная рубашка!
Бронсон пожал плечами.
– Он, возможно, решил, что это то, что хочет молодая девушка. Я не могу его винить за это. Я всегда становился глупым и смущался, когда дело доходило до покупки подарков для твоей бабушки. – Он замолчал, изучая меня взглядом. – Почему это тебя расстраивает? – спросил он. – О чем ты думаешь?
Все, что я говорила, выглядело так глупо. Я не знала, как объяснить то, что я на самом деле чувствую. Бронсон должен увидеть все это, стать свидетелем, но и тогда он, возможно, не поймет.
– Тетя Ферн рассказывала мне, что роман между мамой и дядей Филипом был более серьезный, – сказала я. – Она очень меня расстроила.
– О! Понятно. Ну, я не стал бы слушать то, что твоя тетя Ферн говорит о других. – Он покачал головой. – Она в эти дни стала для всех проблемой.
Я опустила взгляд. Я хотела рассказать Бронсону больше: как я подслушала на кладбище мольбу дяди Филипа о прощении, как он вошел ко мне, когда я была в ванной, и предложил потереть спину, но мне было слишком стыдно, и я боялась, что это будет выглядеть все более и более глупо. Я глубоко вздохнула.
– Кристи, твой дядя просто пытается быть для тебя отцом. Я уверен, что это так. Он понимает всю ответственность, свалившуюся на его плечи. Тебе не стоит его бояться или выискивать какой-то потаенный смысл в этом. Кстати, я разговаривал с ним позавчера, – продолжал Бронсон. Я настороженно взглянула на него.
– И что?
– И он рассказал мне, как ему больно видеть твое горе. Он обещал сделать все, что в его силах, чтобы сделать твою жизнь по возможности приятной и помочь тебе в твоих делах. Для него это стало высшей целью. Вот увидишь, – улыбнулся Бронсон, подходя ко мне. – Все пройдет в конце концов… и тетя Бет, и близнецы.
Может быть, он прав, думала я. Может, все это плод моего воображения из-за всех этих нервных потрясений. Бронсон обнял меня, когда я встала.
– Мне жаль, Кристи, так жаль, что такая трагедия свалилась на тебя и твоего братишку, но твои дядя, тетя и я всегда будем рядом, чтобы помочь.
– Спасибо, Бронсон, – сказала я. Но неожиданно мне пришла новая мысль. – Бронсон, кто-нибудь говорил моему настоящему отцу о случившемся?
– Твоему настоящему отцу? Насколько я знаю – нет. К сожалению, он не из тех, кто бы позаботился о тебе. Единственный раз он поинтересовался тобой, когда хотел получить денег от твоей мамы.
– Я знаю. Она рассказывала. Я смутно помню его визит в тот раз.
– Если он узнает о том, что случилось, он только попытается извлечь из этого выгоду для себя, я уверен. Нет, милая, сейчас ты с теми людьми, которые больше всего тебя любят. Положись на них. Дай шанс Филипу и Бетти Энн. Я знаю, они не такие, как Дон и Джимми, но они стараются. Правда, – уверял он.
Я кивнула. То, что он говорил, было разумно. Мы вместе вышли из кабинета и пошли посмотреть, не проснулась ли бабушка Лаура. Она уже не спала, но ее сознание было затуманено, и она обращалась ко мне то как к Дон, то как к Клэр. Она что-то говорила о каком-то новом креме для кожи, а затем неожиданно уставилась на меня и произнесла:
– Но пройдет еще много времени, прежде чем ты начнешь беспокоиться по поводу морщин. Морщинки! – воскликнула она и подняла глаза к потолку. – Они словно медленная смерть для красивой женщины.
Рассуждения и эмоциональные вспышки снова обессилили ее, она закрыла глаза и уронила голову так внезапно, что мне показалось – у нее сломалась шея. Я встревоженно посмотрела на миссис Берм, которая только покачала головой. С этим ничего нельзя было сделать: бабушка опять крепко заснула. К сожалению, она не способна была дать мне какой-либо совет или оказать помощь, и я не могла ей довериться. Моих родителей нет, миссис Бостон нет, тетя Бет была слишком равнодушна, тетя Триша – слишком далеко и очень занята своей карьерой; Бронсон, такой любящий и заботливый, был далек от моего мира, и у него так много забот с бабушкой Лаурой.
Когда я вышла, чтобы сесть в машину и вернуться домой, я чувствовала себя одинокой и бессильной как крошечное облачко, беспомощно плывущее по голубому небу, покинутое и заброшенное большими густыми облаками, которые уже подходили к горизонту, чтобы исчезнуть там и вновь появиться в чьем-то завтра.
Наступившие долгие теплые дни раннего лета казались мне серыми и скучными независимо от погоды. Постепенно мы все погрязли в повседневных заботах. Тетя Бет большую часть дня вмешивалась в работу нашей новой кухарки и экономки, миссис Стоддард. Это была невысокого роста, тучная женщина. Ей было чуть больше шестидесяти. Она завязывала свои блестящие седые волосы в свободный пучок на затылке, а пряди волос постоянно торчали как куски проволоки. У нее на лбу и щеках были пятна, а щеки – такие толстые, что ее нос в них просто утонул. У нее была довольно приятная улыбка и приятные манеры, но нам с Джефферсоном никто не мог заменить миссис Бостон. В течение первых нескольких дней миссис Стоддард повсюду следовала за тетей Бет, как привязанная.
Большую часть времени близнецы проводили друг с другом. Их дни были жестко распланированы с перерывами на отдых; они играли в нудные комнатные игры, например, в шахматы, читали, слушали записи по общеобразовательным предметам. У них были кассеты с записями, с помощью которых они расширяли свой словарный запас французского и знания в географии. Несмотря на мою постоянную меланхолию, я не могла удержаться от смеха, когда, проходя мимо гостиной, заставала их сидящими в позе лотоса на полу лицом друг-другу и упражняющимися во французском произношении, подражая друг другу в выговаривании гласных и согласных.
Несмотря на то, что на дворе было лето и многие дети их возраста наслаждались солнечным светом и спортивными играми на пляже в компании друзей, близнецы большую часть времени проводили дома друг с другом. Даже я, несмотря на свое подавленное состояние иногда бродила по нашим прекрасным садам и изредка появлялась на пляже. На моих щеках было больше румянца, чем на их. Но это не тревожило их. То, чем занимались другие, близнецы считали пустым времяпрепровождением или просто глупостью. Я никогда раньше и не подозревала, какими надменными они могут быть.
К счастью, Джефферсона заинтересовало восстановление отеля. Он подружился с Бастером Морисом. Джефферсон уходил с дядей Филипом сразу после завтрака, но весь день проводил с Бастером, иногда катаясь с ним на бульдозере или грузовике. В конце дня, когда он возвращался домой, тетя Бет теперь часто поджидала его в дверях дома. Она всегда заставляла Джефферсона снимать обувь, но однажды она настояла, чтобы он снял даже брюки и рубашку, потому что они были очень грязные. Джефферсон не любил этого делать, а еще больше не любил тетю Бет, но он пересилил свои чувства и сделал так, как она велела. Он боялся, что она будет препятствовать его встречам с Бастером.
Я много читала и каждый день писала Гейвину. Мы также несколько раз говорили по телефону. Он получил работу в бакалейной лавке, чтобы заработать денег на самолет для поездки в Вирджинию. Он собирался навестить нас в конце августа. Я хотела было послать ему денег, но знала, что одно только это предложение может повлиять на это решение не ехать сюда. Но я так хотела его снова увидеть. Гейвин стал единственным, кому я могла довериться.
Тетя Триша звонила часто при любой возможности, но однажды она сообщила плохие новости. Ее шоу потерпело неудачу на Бродвее, и она решила отправиться на гастроли. Через неделю они будут на другом конце страны. Она обещала звонить часто, как только сможет. Я очень расстроилась, так как надеялась навестить ее в Нью-Йорке.
Наконец, чтобы чем-то занять себя, я решила вернуться к музыке. Я снова начала играть на рояле. Мистер Виттлеман звонил, чтобы узнать, как я поживаю, и я решила вернуться к занятиям. Я сказала, что дам ему знать. И подумала, что будет лучше, если для начала я поупражняюсь самостоятельно, чтобы достигнуть того уровня, на котором я была до этой трагедии.
Сначала мне было трудно сесть и пробежаться пальцами по клавиатуре. Когда я переворачивала страницы нот, перед глазами вставала гордая улыбка мамы. Я никогда раньше не понимала, какую важную роль она играла в моем музыкальном развитии и как важно было для меня порадовать ее. Теперь с ее смертью вокруг меня образовалась пустота. Мне казалось, что я играю машинально, безжизненно, пусто, но, по-видимому, дядя Филип думал иначе.
Однажды днем я попыталась освежить в памяти сонату Бетховена. Вдруг я ощутила, что музыка мной овладела и на некоторое время унесла меня из моего грустного мира. Я была так захвачена этим, что не услышала, как вошел дядя Филип и сел. Когда я закончила, он захлопал. Я резко повернулась и увидела, что он сидит и улыбается.
– Я так рад, что ты вернулась к занятиям музыкой, – сказал он. – Твоя мама была бы тоже рада, Кристи.
– Но теперь все по-другому, – ответила я. – Все изменилось.
– Все будет хорошо, – пообещал он. – Предоставь это времени и продолжай занятия.
Он так был этому рад, что превратил это в главную тему для разговоров за ужином в тот вечер. Тетя Бет улыбнулась и сказала что-то подбадривающее. Только близнецы были мрачными.
Джефферсон, как обычно, ел спокойно, не разговаривал и вышел из-за стола, как только ему разрешили. Ужины никогда уже не станут для него прежними, никогда там больше не будет того уюта и тепла, когда мама, папа и мы с Джефферсоном сидели за столом и болтали, подтрунивая друг над другом. И миссис Бостонн выйдет больше из кухни с упреками в адрес папы, за то, что он дразнит нас с Джефферсоном. Она всегда нас защищала так же, как и мама.
Я продолжала заниматься музыкой, и два дня спустя у меня был первый урок с мистером Виттлеманом. Он сказал, что я достигла замечательных результатов и даже исправила кое-какие ошибки. В тот вечер дядя Филип умолял меня сыграть что-нибудь для семьи после ужина. Я попыталась отказаться, но он все упрашивал и упрашивал, и мне стало неудобно. Наконец я согласилась. После того, как был подан десерт, все, включая Джефферсона, пришли в кабинет и сели позади меня. Я играла ноктюрн Шопена, который разучила с мистером Виттлеманом.
Когда я закончила, дядя Филип встал и зааплодировал. Тетя Бет сделала то же самое. Ричард и Мелани немного похлопали, но выглядели очень раздраженными.
– Это было так грандиозно, совершенно бесподобно! – воскликнул дядя Филип. Он повернулся к близнецам. – Ваша двоюродная сестра когда-нибудь станет известной пианисткой, и вы будете гордиться, что вы ее родственники, – сказал он им. Казалось, они не обратили на это внимания. – Я с нетерпением жду, когда отель будет восстановлен и начнется новый сезон, – продолжал дядя Филип, – Кристи сможет тогда играть для наших гостей. Мы будем предметом зависти для всех курортов на побережье: от Мэна до Флориды.
Он бросился ко мне и поцеловал меня, но уголками глаз я заметила, что Мелани сникла. Это слишком пышное посвящение дяди Филипа смутило меня, но, если уж он начал, то ничто его не могло остановить. Наконец Джефферсон попросил включить телевизор, и мы с ним получили возможность удалиться. Близнецы редко смотрели с нами телевизор. Они обычно читали или слушали музыку, или играли в какую-нибудь настольную игру.
На следующий день, когда я пришла в кабинет и села за рояль, чтобы приготовиться к очередному занятию с мистером Виттлеманом, то, дотронувшись до клавиатуры, я завизжала от ужаса. Миссис Стоддард и тетя Бет прибежали на мой крик из кухни, а близнецы мгновенно спустились вниз.
– Что случилось? – спросила тетя Бет. Я держала руки поднятыми, а кисти безвольно повисли.
– Кто-то… – Я не могла говорить. – Кто-то облил клавиатуру медом! – закричала я. – Мой рояль испорчен.
Ричард и Мелани приблизились и уставились на клавиатуру. Мелани дотронулась до клавиш и понюхала кончик своего пальца.
– Ага, – кивнула она, повернувшись и показывая его миссис Стоддард и тете Бет.
– О, дорогая, – воскликнула миссис Стоддард, качая головой. – Как это ужасно!
Тетя Бет порозовела от гнева.
– Это мерзкий, мерзкий проступок, – объявила она. – Я должна немедленно рассказать все Филипу.
Она выскочила из дома, миссис Стоддард побежала на кухню за тряпкой, но было бесполезно пытаться удалить мед, так как он протек между клавишами и затек под них так, что они прилипли.
– Это бесполезно, миссис Стоддард, – сказала я. – Нужно послать за кем-нибудь, чтобы убрать рояль отсюда.
– Мне так жаль, дорогая. Это так жестоко и ужасно!
Я вздохнула и, собрав ноты, пошла звонить мистеру Виттлеману, чтобы рассказать ему все, перенести занятия и узнать, нет ли кого, кто мог бы починить рояль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48