Крысиный полевой командир этой ночью вновь вышел на тропу войны: отдав должное моему паштету из трюфелей, он проигнорировал яд, щедро сервированный ему Юппом на полу нашего жилища, а в память о своем посещении оставил нам некоторые характерные отходы своей жизнедеятельности.
Юпп по своим каналам (я не мог не вспомнить ту забегаловку, где недавно мы вкушали плоды Бахуса) уже был оповещен о том, что Корсиканец взял наш след. Прознав, что тот все время крутится вокруг Жослин, Юпп (a) решил, что это непрофессионально, (b) облачившись в костюм, предоставленный ему по дружбе одним кутюрье, известным в соответствующих кругах, отправился взглянуть на Корсиканца — иными словами, наведался в главное полицейское управление.
— Зачем?
— Хотелось познакомиться с ним поближе. В этом что-то есть. Надо же оценить противника.
— А риск? — Я не очень-то переживал по этому поводу: мы уже миновали стадию, когда беспокоиться о чем бы то ни было имеет хоть какой-то смысл. Любой наш поступок значил уже не больше, чем чашка воды, вылитая в океан. Мне было просто интересно исследовать мотивы, определяющие поведение напарника.
— Риск? Мы — неприкасаемые. Мы — непобедимы!
— Ага! До тех самых пор, пока нас не зажопили. Я бы исходил из предпосылок, что скорее полиция отпердолит нас, чем мы — полицию.
— Кстати, пора прикупиться книгами, — оживился Юпп, выпутываясь из-под одеяла. — Я чувствую, что еще недостаточно окультурился. Моя глупость растет с каждым днем.
Я вовсе не жаждал вновь тащиться на улицу, но тут у меня мелькнула мысль, что пара толстых томов способна надолго запереть Юбера в четырех стенах, заставив его позабыть и о сведении счетов с коллегами, и об ограблении банков. Читал Юбер едва ли не по слогам (но зато — от корки до корки, прямо на глазах превращаясь в одного из тех студентов, которые еще немного, и займут место наставников).
— Подберешь для меня что-нибудь, ладно? — попросил он у входа в магазин. Я высказался в пользу Диогена Лаэртского — какая разница, главное, чтобы Юпп перестал меня доставать. Однако нас угораздило забрести в магазинчик из тех, где видишь множество книг по диетологии, мемуары политиков и актеров да несколько романов с полуобнаженными красотками на обложке.
Юпп обвел все это книжное богатство внимательным взглядом и направился прямиком к продавцу, всем своим обликом напоминающему лектора по социологии, привыкшего выступать перед школьниками.
— Я не вижу у вас отдела философии, — произнес Юпп тем неестественно громким голосом, который — я уже это знал — был рассчитан на публику.
— Ну? Нету такого, — буркнул продавец, судя по всему, на редкость мало обеспокоенный продажами и на редкость краткий в своих ответах: больше всего на свете его интересовал глянцевый журнал, раскрытый, видимо, на самом захватывающем месте.
— И где мне найти Диогена Лаэртского? — поинтересовался Юбер с интонацией, в которой, сказал бы я, звучала слабая надежда, что Диогена-то здесь и не найдется. Однако продавец за прилавком, не будучи близко знаком с Юбером, на это не среагировал.
— Не здесь, во всяком случае, — пренебрежительно бросил он.
Мы обречены всю жизнь плясать под дудку всевозможных торговцев и угождать тем, кто нас «обслуживает». Однако сейчас — я чувствовал это всеми фибрами души — дело неотвратимо шло к тому, что поплясать придется как раз нашему книгопродавцу. И надо заметить, меня это отчасти радовало.
— То есть у вас нет Диогена?! — повысил голос Юбер — разъяренный и обрадованный одновременно. Подобную возможность он просто не мог упустить.
— А у кого есть?! — отрезал продавец, все так же не отрывая глаз от журнала и даже не пытаясь вложить в свои слова хоть намек на вежливое сожаление по этому поводу; а уж о том, чтобы заказать труды достопочтенного ДЛ у поставщика или же порекомендовать ближайший магазин, в изобилии располагающий сочинениями данного автора, не было и речи. Нет, он предпочел избрать тон, делающий невозможным продолжение диалога. Характерной чертой зрелого капитализма является то, что в условиях данной формации торговлей заняты люди, абсолютно не обремененные желанием что-нибудь продать, — такова оборотная сторона жизни в обществе, где, увы, людям не грозит голодная смерть, если они потеряют работу.
Юбер обвел весьма выразительным взглядом полки, уставленные трактатами по похуданию.
— Скажи, проф, как бы мне сбросить вес?
— Меньше есть, больше двигаться. — Разбираться в первоосновах — это как раз по части философов.
— Слышали? Этот человек знает, что говорит. Может, вам выбросить всю эту чушь, а на свободное место поставить книги?! Людям нужен совет, как похудеть? Так предложите им эту формулу, кажется, ее несложно запомнить. И клиентам угодите, и книготорговлей наконец займетесь!
— А я и так торгую. Пока не жаловался...
— Да? Торгуете? И это называется книжным магазином?!
Продавец несколько подался вперед. Его взгляд задумчиво обежал помещение.
— А что, нет?
Меня поразило: он даже не замечал надвигающейся опасности. На лице Юбера все явственнее проступало выражение злобного оголодавшего волкодава.
Продавец явно нарывался на отлуп по полной программе. Юбер в довольно изысканных подробностях рассказывал, как он провел десять лет тюремного заключения, практикуясь в этом искусстве. Сокрушительный отлуп всем этим типам за прилавком, не ожидающим ничего подобного и полагающим, что отлуп — лишь их фирменный стиль общения с клиентами. Сказать по правде, я ждал этого с нетерпением; пусть по части наглого пренебрежения служебными обязанностями и праздного времяпрепровождения на рабочем месте в течение двух десятилетий я мог заткнуть за пояс любого юнца из книжной лавки, но годы общения с продавцами ожесточают не на шутку.
— У тебя глаза на голове есть? — поинтересовался Юбер, запуская руку в недра своей изношенной до проплешин, но верой и правдой служащей хозяину кожаной куртки. — Тогда мне хотелось бы задать один вопрос. Это похоже на пистолет, не правда ли?! Можно это назвать пистолетом или нет?! — прорычал он, извлекая на свет полуавтоматический девятимиллиметровый «Мак-10» и пробуя его на полках с диетической литературой, на глазах сбрасывающих вес брошюр и прочей печатно-глянцевой дряни на пол, покуда пистолет изрыгал тридцать два патрона съемного магазина «Зитель», обеспечивающего скорострельность тысяча сто патронов в минуту. (Поступившись философией, я приобрел познания в некоторых смежных областях.) Я обратил внимание, как рука Юппа дергается от резкой отдачи. Книжицы разлетались по полу словно скачущие зерна фасоли, которым ни с того ни с сего взбрело в голову поскакать.
Нет лучшего способа привлечь к себе внимание окружающих, чем пригрозить им членовредительством или смертью, особенно если дело происходит в ничем не примечательный будний день (вторник), в маленькой книжной лавочке в Монпелье.
— Да, да... Правда... Истинная правда... — нервно закивал продавец, в чьем голосе вдруг — неведомо откуда — пробились под воздействием «Мак-10», извергавшего пули со скоростью 10M [десятикратная скорость звука], на редкость льстивые — на мой вкус даже отвратительно льстивые — интонации. — Я в жизни не слышал ничего правдивее... — Судорожный кивок. — Правда, правда...
— Над входом написано — «Книги», — уже спокойнее произнес Юбер. — Если бы там стояло «Макулатура»... В книжный — правда удивительно?! — приходят за книгами. За истиной. Красотой. За чем-то, что даст забыть о действительности... А у вас?! Это же не книги, это клееная бумага! Я бы советовал вам в корне пересмотреть ассортимент — хотя бы расширить его. Нужен отдел философии. Хоть что-то для ума и сердца! Мы еще заглянем! Думаю, это произойдет не на ближайшей неделе, когда здесь будет крутиться полиция, а вы — ждать нашего визита. Но если у вас ничего не изменится... Пострадают уже не книги... Итого с вас тысяча франков за патроны и консультацию.
В кассе нашлось лишь пятьсот франков, у продавца же в кошельке набралось и того меньше — триста, так что Юбер — для кучи — прихватил его сумку, набитую какими-то крупами, и позаимствовал с полки подвернувшийся под руку словарь.
Засим мы покинули лавку — отход наш был не столь энергичен, как тогда, когда мы грабили банк, однако при этом не лишен изящества.
— Следовало бы взять куш посолиднее, — вздохнул Юбер, подводя итог нашему визиту в книжный магазин. — Звезды вроде нас не должны размениваться на мелочи. Этот кретин — он же мозоли натрет на языке, пересказывая направо и налево, как его грабили. Ведь это — лучшие мгновения его жизни. И заметь, почти задарма. Подарок, да и только!
Интересно, мелькнуло у меня в сознании, не собирается ли Юбер вернуться в лавку и потребовать с горе-продавца понедельную оплату?
— Люди не ценят то, что достается задаром. А бесплатными бывают только угрозы. Они-то как раз ничего не стоят — правда, они работают.
Я не мог избавиться от странного чувства, что на сей раз мое очередное мошенничество обернулось для кого-то благом. Что до Юппа, он, наоборот, испытывал род неудовлетворенности.
— Это слишком просто. Нажать на спусковой крючок может и обезьяна. — С этими словами он отстегнул магазин, проверил, пуст ли патронник, и отправил пистолет в ближайшую урну. — Надо как следует все додумать... Как добиваться того же, не размахивая оружием...
Мы пошли дальше.
— Что-то у меня на душе хреново, — поморщился Юпп.
* * *
Все еще Монпелье
Я настораживающе здоров. Должно быть, я серьезно болен, коли не чувствую себя больным.
Я даже поймал крысака.
Войдя в комнату, Юпп объявил, что нам надо съезжать. Фредерик, все еще вычищающий цемент, застрявший между пальцами ног, проявляет неслыханную щедрость, едва речь заходит о дарах, которые, по его мнению, Провидению пора обрушить на голову Юппа. Если быть объективным — на каждую часть его тела. И хотя все вокруг наперебой просят у Юппа автограф, он все же готов признать — возникшую проблему решить можно лишь одним методом, давно проверенным временем: резко увеличить расстояние между нами и данной проблемой.
— Только сперва я хочу разобраться с этой чертовой крысой.
— Может, не надо искать приключений на свою задницу, а, Юпп? Ты что, хочешь сам поднести Фредерику свою жизнь — на блюдечке? По-моему, давным-давно пора валить отсюда.
— Эта крыса... Она напоминает мне Эмиля...
Мне удалось-таки выпроводить его — пусть возьмет напрокат машину... Покуда он ходил за машиной, я развлечения ради раскопал клетку, оставшуюся от предыдущего жильца, который держал в ней попугая. Судя по всему, оный жилец позволял клювастому любимцу открывать задвижку клетки по собственному усмотрению, так как перья и характерные птичьи метки попадались в квартире повсюду — большей частью там, где вы менее всего были рады на них наткнуться.
Я соорудил из клетки ловушку, известную еще со времен античности, привязав к тонкой проволоке наживку. Рассеянно размышляя об уголовном кодексе, я вышел из кухни, и тут до меня донеслись звуки какой-то возни, явно локализованной в районе моей импровизированной крысоловки. Я потянул за проволоку и услышал, как клетка всей тяжестью шмякнулась на ковер.
На морде крысака не читалось ни малейших признаков раскаяния — лишь некоторое смущение по поводу того, что он так дешево попался. Вряд ли крыс отдавал себе отчет в том, что еще больше смущен я: случайный дебют на чуждом поприще крысолова оказался едва ли не самым удачным из моих начинаний в этой жизни. Оставалось лишь позаботиться о том, чтобы узник получил последний ужин — каковым послужил ломоть свежего ржаного хлеба.
Когда Юбер вернулся, я просто кивнул на сидящего в клетке крысака. Оставалось покончить с животиной — и мы могли трогаться.
— Нет, это нечестно! — запротестовал Юбер. — Я не собираюсь стрелять в беспомощную тварь!
Тут уж запротестовал я, пытаясь объяснить бедолаге, что у нас нет времени устраивать крысиную охоту по всем правилам. Если он хочет предоставить крысаку честный шанс, пусть тогда либо выдаст ему револьвер — или уж забирает пленника с собой, чтобы когда-нибудь потом, в более подходящей обстановке, свести с ним счеты, как положено мужчинам.
— Знаешь ли, в Индии крыс даже почитают как духов-хранителей, приносящих удачу...
— В Индии, как в Нью-Йорке, можно найти все, что угодно, было бы желание.
Мой довод заставил Юбера замолкнуть. Мы упаковали наше шмотье, упаковали клетку с крысаком (причем так, что даже самым рьяным гринписовцам не к чему бы было придраться) и тронулись в путь. Юпп от комментариев воздерживался. Он только жевал губу и кровожадно озирался по сторонам, покуда мы ехали узкими городскими улочками.
— Я думал, это ты принес мне удачу, проф. Но знаешь, мне стало везти с того момента, как я снял эту квартиру. Тебя я встретил потом.
— Мне казалось, ты снял квартиру после нашего первого выхода в свет.
— Заплатил-то я за нее уже после нашей премьеры, но к тому времени я обо всем договорился. Я и тебя-то шмонал, чтоб найти деньги на первый взнос. Знаешь, в Ле Бомметт сидел один тип — так у него был тушканчик, который, говорят, приносил удачу. Ну так этот мужик погиб под обвалом: на него рухнула стена. На следующий день, после того как Эмиль сварил тушканчика в кофе.
Что ж, у каждого свои мыши в голове... Но идея, будто крысак принесет ему счастье, запала Юберу в голову весьма крепко. Мы нарекли крысака Фалесом [в честь философа Фалеса Милетского].
Триптих
Право слово, нет ничего глупее, чем отправиться в дальнее путешествие на машине и не ограбить по дороге парочку банков.
По дороге в Марсель я отдыхал душой: в наших бесчинствах наступила долгожданная пауза. Я чувствовал себя как преподаватель, получивший долгожданный академический отпуск.
— Господи, наконец-то мы можем хоть немного расслабиться! — вырвалось у меня.
Юпп отвернулся и стал пристально смотреть в окно, причем его явно интересовал не пейзаж.
— Знаешь, я должен был немного позаботиться о Фредерике, — наконец выдавил он из себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51