Сантехника супер, приятный ценник
Он набрал условленный номер.— Макферсон слушает.— Это Джек. Эдвина в «скорой», его… ее везут в больницу.— Мать его так! Что с ним… с ней?— Санитары говорят, у него… у нее сердечный приступ.— Он… она жадно глотает воздух, потеет, боль в груди и левой руке, колики, слабость, высокое кровяное давление?— Да, — ответил Джек.— Джек, у него гипервентиляция. Обычное дело. Последний случай был в прошлом месяце, когда он выступал в конгрессе США. Его проверил кардиолог Буша. Как огурчик. Чем он занимался перед…— Танцевал румбу с пенсионером по имени Эрни. — Джек не удержался и добавил: — Он… она сейчас копия Мэрилип Монро.Наградой ему был редкий звук — Александр Макферсон захохотал.— Мы уже почти в отделении Скорой помощи. Я перезвоню попозже?— Конечно, держите меня в курсе. — И Александр довольно удачно изобразил хрипловатый голос Мэрилин Монро: — Ууу шуби ду…Теперь настала очередь Джека смеяться. Али изумленно обернулся. Если бы это его мадам сейчас везли в больницу на «скорой» с этой кислородной ерундой, он бы не смеялся, он бы в штаны наделал, и уже сзывал бы всю родню в больницу, и молился бы, да, иннит! Иногда он думал, а может, англичане не так всё чувствуют, как другие люди? Его дети родились в Англии, и он заметил, что когда у них кролик простудился и умер, они чуть поплакали, а потом вообще об этом Флопси ни разу не вспомнили.Джек заплатил по счетчику плюс двадцать процентов чаевых. И посоветовал Али починить правую тормозную колодку.Али написал на обороте квитанции свой номер телефона и сказал Джеку, что всегда рад ему в своем доме и познакомит его со своей мадам и детьми.Прежде чем Джек выбрался из такси, Али сказал:— Аллах позаботится о вашей мадам, иннит, хоть она и не мусульманка.Джек поблагодарил его и вылез из машины.Премьер-министр лежал на жесткой тесной кушетке в кузове «скорой» и слушал, как санитары и какой-то невидимый мужчина препираются насчет тележки. Время от времени некто, пропахший табаком и лосьоном после бритья, склонялся над ним и бормотал:— Дышите глубже, Эдвина. Премьер-министру нравились запах кислорода и ощущение маски на лице. До чего чудесно, когда тобой так командуют и велят не двигаться. Его одолела дивная истома, и он заснул, сознавая, что, с учетом его статуса пациента, он по крайней мере на двадцать четыре часа избавлен от обязанности выражать мнение, принимать решения и делать заявления о чем бы то ни было.Джек с удивлением обнаружил, что премьер-министр все еще лежит в машине, — он ожидал, что того унесут куда-нибудь в приемный покой, где им займутся врачи. Ему объяснили, что нет свободной тележки и поэтому пациенту лучше побыть там, где она сейчас.Джек отметил, что пол Эдвины под сомнением, и не удивился. Под прозрачной пластиковой маской отчетливо виднелась щетина, помада стерлась, а ноги без высоких каблуков выглядели решительно мужскими, в особенности волосатые большие пальцы.— А нельзя ли вызвать доктора сюда? — спросил Джек.Ему ответили, что один доктор занят в реанимации мотоциклистом, а в травматологии неистовствует мужчина, у которого труба пылесоса засосала пенис, — врач сказал, что они обязаны известить его жену как ближайшего родственника.— Значит, во всем отделении затор, что ли? — уточнил Джек.Он оставил машину «скорой помощи» и отправился искать тележку. Протиснувшись через несколько двустворчатых дверей, Джек оказался в другом мире — приемном покое отделения травматологии.Это была большая, освещенная флуоресцентными лампами комната без окон, через нее проходили люди с повышенным травматизмом, неуклюжие, невезучие и невинные. Они несли в эту комнату свои переломы, ожоги, разрывы, растяжения, порезы, тупую боль, запоры, рвоту, жар, кровотечение, припадки, передозировку наркотиков и апатичных младенцев. Они падали с лестниц и крыш, пили отбеливатель или виски или ничего не пили. Они опрокидывали себе на ноги кипяток, наступали на разбитые бутылки или спотыкались о кубики «Лего» и падали со ступенек. У них была повреждена спина, они забывали принимать противозачаточные таблетки, а их дети глотали разные мелкие предметы. Их посылали сюда участковые врачи и телефонные службы помощи, и никто сюда не рвался, кроме страдающих синдромом Мюнхгаузена.Дверные петли издавали агонизирующий скрип, от которого у Джека зубы сводило.В большой стеклянной кабинке с табличкой «Регистратура» сидели три женщины в серой униформе. Перед каждым окошком стояла короткая очередь. На дальней двери висела табличка «Санитар-диагност». Ряды молчащих людей сидели, ждали и слушали конфиденциальную информацию, которая разносилась по селектору, соединявшему регистратуру с приемным покоем.Выжидая случая попросить тележку, Джек разбирал каракули на белой доске, накорябанные чем-то вроде черного мелка.
Добро пожаловать в отделение травматологии. Время ожидания: Дети — 2 часа. Мелкие травмы — 2 часа. Серьезные травмы — 2 часа.
Джек почувствовал себя оскорбленным — не самим объявлением, хотя оно и вселяло тревогу, а тем, как оно написано. Никто не ожидает, что больница наймет каллиграфа, хотя и ему тут работы наверняка хватило бы, но все-таки, если объявлениям уделять чуть больше времени и внимания, это убедило бы пациентов и сопровождающих, что и во всей больнице такой же высокий уровень обслуживания.Полная женщина у окошка называла свое имя и дату рождения: «Эмили Фарнэм, четвертого — пятого — пятьдесят третьего». То и дело как привидение выл селектор, и люди в приемном покое затыкали уши, спасаясь от шума.— Я с лошади упала… Надо было отпустить поводья, но… Кажется, лодыжка сломана…— Присядьте, санитар-диагност примет вас, как только освободится.Эмили оглянулась в поисках стула и запрыгала к нему на одной ноге — ей никто не помог.Перед Джеком стоял мужчина с поднятой рукой. Рука была замотана в белую наволочку, через ткань сочилась кровь. Мужчина находился в шоковом состоянии и силился вспомнить свое имя и дату рождения.— Есть с вами кто-нибудь? — крикнула регистраторша. Качество связи было ужасное, и вопрос пришлось повторить трижды, прежде чем мужчина понял.— Жена, она машину паркует.Джек оглянулся — ведь должен же кто-нибудь подойти и помочь бедолаге? К окошечку протиснулась пожилая женщина.— У меня в машине отец, он упал и разбил голову. Он хроник, ему восемьдесят, диабетик. Мне его не дотащить.— Вы что, не видите, я занимаюсь этим пациентом! — рявкнула регистраторша.— Но ему восемьдесят. У него диабет. Он головой ударился.— Придется вам самой его вытащить из автомобиля, — отрезала регистраторша.— Но он большой. Мне его не поднять.— «Скорую» надо было вызывать. Тут женщина взорвалась:— Я пять с половиной часов «скорую» ждала! — Она повернулась к мужчине с окровавленной наволочкой: — Я оставила двигатель включенным, а машину припарковала на служебной стоянке.Тот ответил:— У меня отрезан конец пальца. Я его принес с собой. Он в пластиковом пакетике у меня в кармане.Джек был не из слабаков, но его шатало под весом старшины запаса Филипа Даути, пока он волок старика из маленького «фиата» в приемный покой. Он пристроил мистера Дауги на пять пластиковых стульчиков, потому что больше положить его было некуда. Дочь старика стащила с себя куртку и соорудила из нее подушку.Джек со злостью толкнул дверь с надписью «Не входить» и оказался в коридоре, уставленном с обеих сторон тележками, на которых лежали больные. Одни были под капельницами, другие с кардиомониторами.Молодой человек в кожанке мотоциклиста лежал бледный и неподвижный, голова его находилась между двумя фиксирующими блоками. В ногах у него валялся красный шлем. Старая и совершенно седая женщина окликнула Джека:— Сынок, помоги, они моей смерти хотят!Джек рыскал по коридорам в поисках санитарной тележки или свободной палаты. Наконец он набрел на дверь с надписью «Ночная диагностика» и, не зная, что еще предпринять, обратился за помощью к милой девушке, которая, похоже, заведовала отделением. В кабинете заходились два телефона, каждый на свой манер. Девушка разъяснила Джеку, что день спокойный, и выразила уверенность, что с минуты на минуту одна из тележек освободится.Джек продолжил рыскать по коридорам. Увидев пустой кабинет, он зашел и схватил кипу бумаг. Он знал, что можно пройти куда угодно, если делать вид, что знаешь, куда идти, а в руках у тебя кипа бумажек. Он снял пиджак, закатал рукава и теперь мог спокойно расхаживать где вздумается.В пустом рентген-кабинете он обнаружил две тележки и одежду санитара и все это изъял. Теперь Джек стал доктором Джеком Шпротом, и через несколько минут премьер-министр и старшина запаса Даути лежали в коридоре в ожидании квалифицированной врачебной помощи.Премьер-министр был в беспамятстве, его мучили странные сны. Королева произносила речь в Нюрнберге, шеренги золотоволосых юношей, удивительно похожих на принца Филипа в молодости, скандировали «Мой фюрер!». Внезапно премьер очнулся, хватая ртом воздух, и Джеку не сразу удалось его успокоить и заверить, что он не умирает и что скоро его осмотрит врач.Сгустились сумерки, и с приходом ночи отношения между друзьями и близкими пациентов стали почти братскими. Беда пробудила в них навыки первой помощи, о которых они и не подозревали. В полночь друзья мотоциклиста сгоняли за несколькими коробками пиццы «Домино», которой угостили тех, кто мог есть. Премьер-министру достался тонкий прожаренный ломтик пиццы «Наполи». Кусочек пепперони вывалился у него изо рта и упал на подушечку датчика, следившего за работой сердца.Джек смахнул крошки и вытер подбородок премьер-министра салфеткой, которую ему дала женщина, упавшая с лошади. Потом он вынул из сумочки премьер-министра помаду и предложил подкрасить губы.Доктора Сингха, в отличие от его коллег, появление мужчины в блондинистом парике и женском нижнем белье не удивило. Он был родом из Раджастана и бывал в Пушкаре, где пользовалась популярностью танцевальная труппа красивых и элегантных трансвеститов, — мужская толпа, глядя на них, ревела от восторга. Доктор Сингх не сомневался, что у бедняги, у которого уже пробилась здоровенная щетина, а белый парик постоянно съезжал вправо, все в порядке с сердцем, но все равно с сожалением забрал у него кардиомонитор и отдал другому пациенту, больному ангиной старику, которому прибор, пожалуй, нужнее.Мужчина, называвший себя Эдвиной, хотел помешать санитарке снять резиновые подушечки-присоски, он впал в истерику и кричал, что всю жизнь платит взносы в государственный фонд здравоохранения и имеет право пользоваться личным кардиомонитором дольше, чем несчастные десять минут. Ведь он премьер-министр, и если он умрет, в больнице об этом пожалеют, потому что министр финансов Малкольм Блэк убежден, что государственной службе здравоохранения выделяется средств больше чем достаточно, просто они не умеют ими распорядиться. Доктор Сингх улыбнулся бедняге — у того определенно острый невроз на почве страха. Он решил оставить пациента на ночь, а утром показать психиатру. Глава двенадцатая В три утра премьер-министра поместили в наблюдательную палату «Беван». Джек помог усталому младшему врачу заполнить анкету, а потом устроился в кресле присмотреть за премьер-министром, который то проваливался в сон, то приходил в себя. Бедлам в палате был не достаточный, чтобы продавать билеты экскурсантам за показ пациентов, но шум и беспорядок были все-таки изрядные. На кровати напротив лежал отставной сержант Даути и беспрестанно что-то выкрикивал, воображая, будто он вновь на понтоне производит высадку в Нормандии.Женщина из соседнего отсека беспрерывно звала: «Сестра, сестра, сестра!» — но к ней так никто и не пришел — никто, кроме ангелов.Мужчина с пылесосной трубой залез с головой под одеяло и плакал от боли, унижения и уверенности, что теперь-то жена обязательно от него уйдет. Он сказал Джеку, что уже второй раз за год собака нечаянно включила пылесос в спальне, и он со спущенными брюками «попал» в пылесосную трубу. Он и сам признавал, что поверить в такое невозможно.Джек обрадовался, когда ровно в шесть утра в палате включили свет. Премьер-министр проснулся и заявил, что чувствует себя намного лучше, но выглядел он как пугало. Джек вручил ему помаду и отправился на поиски бритвы.Премьер-министр полусидел на подушках и наблюдал, как непривлекательная женщина в мешковатом нейлоновом комбинезоне гоняет мерзкую швабру по центру палаты.Отставной сержант Даути гаркнул:— Под кроватями мыть надо, вот ведь где микробов-то!Джек купил в небогатом товарами больничном киоске пакетик с бритвами «Бик» и вышел на улицу, чтобы позвонить Али. Багаж их все еще оставался в гостинице, и Джек попросил Али забрать его и привезти в больницу. Али обещал поспешить, но сначала ему надо было заскочить в мечеть.Вернувшись в палату, Джек застал премьер-министра за беседой с несчастной уборщицей.— Джек, это Пэт, она мне рассказывает, какая у нее кошмарная нагрузка. Она одна должна прибрать две палаты всего за три часа. До приватизации техслужбы на каждую палату приходилось две уборщицы, и они гордились своей работой и даже помогали медсестрам. Я должен поговорить с департаментом здравоохранения, когда вернусь.Побрив премьер-министра, Джек переставил вазочку с цветами на тумбочку тощей старухи, у которой на розовой голове осталось только несколько пучков седых волос.— Давно вы здесь? — вежливо поинтересовался Джек.— Пять недель, — ответила она как-то по-детски. — Я занимаю койку, так врач сказал, когда в последний раз приходил. Встал у меня в ногах и говорит своим студентам: «Миссис Олкотт занимает койку». Что бы это значило?Джек сунул в вазочку последнюю гвоздичку и сказал, что не знает, зато премьер-министр отозвался:— Это значит, вас не выписывают, потому что дома за вами некому приглядеть.— Ну да, потому что наше долбаное правительство позакрывало все дома престарелых, чтобы сэкономить по мелочи, — вставила грубоватая женщина в пижаме из шотландки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Добро пожаловать в отделение травматологии. Время ожидания: Дети — 2 часа. Мелкие травмы — 2 часа. Серьезные травмы — 2 часа.
Джек почувствовал себя оскорбленным — не самим объявлением, хотя оно и вселяло тревогу, а тем, как оно написано. Никто не ожидает, что больница наймет каллиграфа, хотя и ему тут работы наверняка хватило бы, но все-таки, если объявлениям уделять чуть больше времени и внимания, это убедило бы пациентов и сопровождающих, что и во всей больнице такой же высокий уровень обслуживания.Полная женщина у окошка называла свое имя и дату рождения: «Эмили Фарнэм, четвертого — пятого — пятьдесят третьего». То и дело как привидение выл селектор, и люди в приемном покое затыкали уши, спасаясь от шума.— Я с лошади упала… Надо было отпустить поводья, но… Кажется, лодыжка сломана…— Присядьте, санитар-диагност примет вас, как только освободится.Эмили оглянулась в поисках стула и запрыгала к нему на одной ноге — ей никто не помог.Перед Джеком стоял мужчина с поднятой рукой. Рука была замотана в белую наволочку, через ткань сочилась кровь. Мужчина находился в шоковом состоянии и силился вспомнить свое имя и дату рождения.— Есть с вами кто-нибудь? — крикнула регистраторша. Качество связи было ужасное, и вопрос пришлось повторить трижды, прежде чем мужчина понял.— Жена, она машину паркует.Джек оглянулся — ведь должен же кто-нибудь подойти и помочь бедолаге? К окошечку протиснулась пожилая женщина.— У меня в машине отец, он упал и разбил голову. Он хроник, ему восемьдесят, диабетик. Мне его не дотащить.— Вы что, не видите, я занимаюсь этим пациентом! — рявкнула регистраторша.— Но ему восемьдесят. У него диабет. Он головой ударился.— Придется вам самой его вытащить из автомобиля, — отрезала регистраторша.— Но он большой. Мне его не поднять.— «Скорую» надо было вызывать. Тут женщина взорвалась:— Я пять с половиной часов «скорую» ждала! — Она повернулась к мужчине с окровавленной наволочкой: — Я оставила двигатель включенным, а машину припарковала на служебной стоянке.Тот ответил:— У меня отрезан конец пальца. Я его принес с собой. Он в пластиковом пакетике у меня в кармане.Джек был не из слабаков, но его шатало под весом старшины запаса Филипа Даути, пока он волок старика из маленького «фиата» в приемный покой. Он пристроил мистера Дауги на пять пластиковых стульчиков, потому что больше положить его было некуда. Дочь старика стащила с себя куртку и соорудила из нее подушку.Джек со злостью толкнул дверь с надписью «Не входить» и оказался в коридоре, уставленном с обеих сторон тележками, на которых лежали больные. Одни были под капельницами, другие с кардиомониторами.Молодой человек в кожанке мотоциклиста лежал бледный и неподвижный, голова его находилась между двумя фиксирующими блоками. В ногах у него валялся красный шлем. Старая и совершенно седая женщина окликнула Джека:— Сынок, помоги, они моей смерти хотят!Джек рыскал по коридорам в поисках санитарной тележки или свободной палаты. Наконец он набрел на дверь с надписью «Ночная диагностика» и, не зная, что еще предпринять, обратился за помощью к милой девушке, которая, похоже, заведовала отделением. В кабинете заходились два телефона, каждый на свой манер. Девушка разъяснила Джеку, что день спокойный, и выразила уверенность, что с минуты на минуту одна из тележек освободится.Джек продолжил рыскать по коридорам. Увидев пустой кабинет, он зашел и схватил кипу бумаг. Он знал, что можно пройти куда угодно, если делать вид, что знаешь, куда идти, а в руках у тебя кипа бумажек. Он снял пиджак, закатал рукава и теперь мог спокойно расхаживать где вздумается.В пустом рентген-кабинете он обнаружил две тележки и одежду санитара и все это изъял. Теперь Джек стал доктором Джеком Шпротом, и через несколько минут премьер-министр и старшина запаса Даути лежали в коридоре в ожидании квалифицированной врачебной помощи.Премьер-министр был в беспамятстве, его мучили странные сны. Королева произносила речь в Нюрнберге, шеренги золотоволосых юношей, удивительно похожих на принца Филипа в молодости, скандировали «Мой фюрер!». Внезапно премьер очнулся, хватая ртом воздух, и Джеку не сразу удалось его успокоить и заверить, что он не умирает и что скоро его осмотрит врач.Сгустились сумерки, и с приходом ночи отношения между друзьями и близкими пациентов стали почти братскими. Беда пробудила в них навыки первой помощи, о которых они и не подозревали. В полночь друзья мотоциклиста сгоняли за несколькими коробками пиццы «Домино», которой угостили тех, кто мог есть. Премьер-министру достался тонкий прожаренный ломтик пиццы «Наполи». Кусочек пепперони вывалился у него изо рта и упал на подушечку датчика, следившего за работой сердца.Джек смахнул крошки и вытер подбородок премьер-министра салфеткой, которую ему дала женщина, упавшая с лошади. Потом он вынул из сумочки премьер-министра помаду и предложил подкрасить губы.Доктора Сингха, в отличие от его коллег, появление мужчины в блондинистом парике и женском нижнем белье не удивило. Он был родом из Раджастана и бывал в Пушкаре, где пользовалась популярностью танцевальная труппа красивых и элегантных трансвеститов, — мужская толпа, глядя на них, ревела от восторга. Доктор Сингх не сомневался, что у бедняги, у которого уже пробилась здоровенная щетина, а белый парик постоянно съезжал вправо, все в порядке с сердцем, но все равно с сожалением забрал у него кардиомонитор и отдал другому пациенту, больному ангиной старику, которому прибор, пожалуй, нужнее.Мужчина, называвший себя Эдвиной, хотел помешать санитарке снять резиновые подушечки-присоски, он впал в истерику и кричал, что всю жизнь платит взносы в государственный фонд здравоохранения и имеет право пользоваться личным кардиомонитором дольше, чем несчастные десять минут. Ведь он премьер-министр, и если он умрет, в больнице об этом пожалеют, потому что министр финансов Малкольм Блэк убежден, что государственной службе здравоохранения выделяется средств больше чем достаточно, просто они не умеют ими распорядиться. Доктор Сингх улыбнулся бедняге — у того определенно острый невроз на почве страха. Он решил оставить пациента на ночь, а утром показать психиатру. Глава двенадцатая В три утра премьер-министра поместили в наблюдательную палату «Беван». Джек помог усталому младшему врачу заполнить анкету, а потом устроился в кресле присмотреть за премьер-министром, который то проваливался в сон, то приходил в себя. Бедлам в палате был не достаточный, чтобы продавать билеты экскурсантам за показ пациентов, но шум и беспорядок были все-таки изрядные. На кровати напротив лежал отставной сержант Даути и беспрестанно что-то выкрикивал, воображая, будто он вновь на понтоне производит высадку в Нормандии.Женщина из соседнего отсека беспрерывно звала: «Сестра, сестра, сестра!» — но к ней так никто и не пришел — никто, кроме ангелов.Мужчина с пылесосной трубой залез с головой под одеяло и плакал от боли, унижения и уверенности, что теперь-то жена обязательно от него уйдет. Он сказал Джеку, что уже второй раз за год собака нечаянно включила пылесос в спальне, и он со спущенными брюками «попал» в пылесосную трубу. Он и сам признавал, что поверить в такое невозможно.Джек обрадовался, когда ровно в шесть утра в палате включили свет. Премьер-министр проснулся и заявил, что чувствует себя намного лучше, но выглядел он как пугало. Джек вручил ему помаду и отправился на поиски бритвы.Премьер-министр полусидел на подушках и наблюдал, как непривлекательная женщина в мешковатом нейлоновом комбинезоне гоняет мерзкую швабру по центру палаты.Отставной сержант Даути гаркнул:— Под кроватями мыть надо, вот ведь где микробов-то!Джек купил в небогатом товарами больничном киоске пакетик с бритвами «Бик» и вышел на улицу, чтобы позвонить Али. Багаж их все еще оставался в гостинице, и Джек попросил Али забрать его и привезти в больницу. Али обещал поспешить, но сначала ему надо было заскочить в мечеть.Вернувшись в палату, Джек застал премьер-министра за беседой с несчастной уборщицей.— Джек, это Пэт, она мне рассказывает, какая у нее кошмарная нагрузка. Она одна должна прибрать две палаты всего за три часа. До приватизации техслужбы на каждую палату приходилось две уборщицы, и они гордились своей работой и даже помогали медсестрам. Я должен поговорить с департаментом здравоохранения, когда вернусь.Побрив премьер-министра, Джек переставил вазочку с цветами на тумбочку тощей старухи, у которой на розовой голове осталось только несколько пучков седых волос.— Давно вы здесь? — вежливо поинтересовался Джек.— Пять недель, — ответила она как-то по-детски. — Я занимаю койку, так врач сказал, когда в последний раз приходил. Встал у меня в ногах и говорит своим студентам: «Миссис Олкотт занимает койку». Что бы это значило?Джек сунул в вазочку последнюю гвоздичку и сказал, что не знает, зато премьер-министр отозвался:— Это значит, вас не выписывают, потому что дома за вами некому приглядеть.— Ну да, потому что наше долбаное правительство позакрывало все дома престарелых, чтобы сэкономить по мелочи, — вставила грубоватая женщина в пижаме из шотландки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29