— Венди, нога Барри является… вернее, являлась… его значительной частью, ее нельзя просто выбросить, как какую-нибудь баранью ляжку.— Кто же баранью ляжку выбрасывает? — сердито фыркнула Венди. — Ее варят и едят.— Черт побери, до чего же вы педантичны, Венди! — воскликнула Адель. — Это одно из ваших наименее привлекательных качеств. В общем, я поговорила с одним приятелем, он кардинал, и он согласился руководить церемонией погребения ноги Барри. Все пройдет тихо, по-семейному, — ну и я там буду, конечно. В церкви Кенсал-Райз как раз выкроили время… Соглашайтесь, и я запущу все дело. Только для гроба мне нужна мерка ноги Барри.— А разве не Барри решать? — спросила Венди.— Разумеется, ему решать, — согласилась Адель. — И он полностью солидарен со мной. Я с ним сегодня утром побеседовала.— Так ведь он от морфия одурел. У него глубокая психологическая травма.— Да, и это замечательный способ залечить ее. Он может присутствовать на похоронах одной из важных частей своего тела. Он может рассказать всем, что нога для него значила, поделиться воспоминаниями о ней. Нельзя лишать его этой возможности, Венди.Венди спросила себя, причем не впервые, кто тут сумасшедший — Адель или она сама? Глупо ли противиться погребению правой ноги сына? Адель чрезвычайно умна, и, что еще важнее, она оригинальный мыслитель и выдающийся теолог-любитель.— Я бы хотела подождать, пока вернется ваш муж, и мы с ним это обсудим, — сказала Венди.Лицо Адель померкло: прошлой ночью голоса сообщили ей, что Эд уже никогда не вернется.В комнату ввалился Александр Макферсон и бухнул на кофейный столик перед Адель огромную кипу газет. Кроме «Католического вестника», остальные газеты посвятили первые полосы рассказу о бородавках Адель.— Видели это? — Он едва сдерживал ярость.Адель нарушила священное правило. Она явилась в программу «Сегодня» и дала интервью Джону Хамфризу, не предупредив пресс-службу. Это все равно как если бы христианин, собираясь выйти на арену Колизея, полную голодных львов, надеялся остаться в живых.Адель пришла в восторг от того, что оказалась в передовицах национальной прессы. И она гордилась контекстом. Она ратовала за неприкосновенность жизни и восславила святость тела обычных мужчин и женщин.— Адель устроила, чтобы ногу Барри отпел кардинал в церкви Кенсал-Райз, — сообщила Венди.Она должна была рассказать об этом кому-то, кто обеими ногами стоит на земле, пускай даже этот кто-то — интриган и наглец, зато точно в своем уме.Адель взяла «Индепендент» и прочла первый абзац передовицы. Александр и Венди обменялись взглядами, и Александр приставил палец к виску и покрутил его в международном жесте.— Адель, — сказал он, — кто ваш врач? Глава десятая Джек сидел в кресле восемнадцатого века и смотрел в окно на неподвижную серую воду канала. У его ног лежал черный деревянный кот. Ночью он несколько раз о него споткнулся. Джек старался держать себя в руках, но премьер-министр собирался уже больше часа. Джек гадал, что еще тот придумает. Ведь есть же предел всем этим ухищрениям, сколько можно намазывать косметику, прихорашиваться и поправлять прическу перед зеркалом.Пока они спали, под дверь просунули бесплатный номер «Дейли телеграф». Джек с тревогой прочел заголовок: «Жена премьера вовлечена в фундаменталистский конфликт», но, когда показал его премьер-министру, Эдвард лишь отмахнулся:— Замечательно, что Адель открыла дебаты по столь важному теологическому вопросу, — и ушел в ванную подкрасить ресницы.Муниципальный район Гамптон находился в тихой долине, со всех сторон отрезанной шестирядными автострадами. С внешним миром район связывало несколько длинных пешеходных мостов и туннелей. Один местный житель написал в газету «Йоркшир пост»: «Теперь я знаю, каково быть хомяком».Среди населения этой во многом забытой зоны ходило поверье, что в Гамптоне погода всегда хуже — облака ниже, а ветер холодней, чем в остальных частях Лидса. Поверье не подтверждалось метеорологической статистикой, но упорно передавалось из уст в уста, усугубляя чувство загнанности жителей района: их словно сослали сюда или подвергли общественному наказанию. Некоторые молодые обитатели Гамптона, побывавшие в тюрьме, говорили, что уж лучше тюрьма, чем Гамптон, — в тюрьме хоть есть чем заняться.Глядя на этот жилой массив, можно было поддаться впечатлению, будто он изолирован и от остальной Великобритании, и от какой-либо формы правления. Гамптон походил на забытую цивилизацию. Иногда из внешнего мира заглядывали путешественники — социальные работники, учителя и чиновники, — но они торопились выполнить свою работу и уехать до темноты. Прежде чем спуститься с холма в Гамптон, Али бормотал молитву, прося у Аллаха защиты. По пути он рассказал пассажирам — неулыбчивому мужчине и красивой блондинке, — что ни при каких обстоятельствах не оставит здесь такси без присмотра. Взрослые мужчины племени Гамптон своей культурой запрограммированы утонять любой транспорт. Недавно двенадцатилетние мальчишки угнали полицейский «лендровер» и носились на нем по району под одобрительные возгласы и поздравления большинства населения.Для начала Али проехал по Гамптону и показал главные его достопримечательности. Налицо были все стереотипы крайней бедности. Премьер-министр ерзал на сиденье, проезжая мимо заколоченных домов и тропинок, которые раньше были дорогами. Некогда он посетил трущобы Рио-де-Жанейро, где люди существовали на пособие, но там хоть царила атмосфера жизни, даже радости. А тут никаких признаков, что в жизни обитателей Гамптона есть хоть намек на радость.Али припарковал машину рядом с пустырем, заросшим грязью и травой, который некогда, возможно, был парком. Ветровое стекло заливал дождь, и Али включил «дворники». Они наблюдали, как к дому напротив подъехал пикап, из кабины вылезли двое мужчин весьма хилого сложения, оба в трико и кроссовках, и принялись распутывать веревку, которой к пикапу был привязан старый двуспальный матрас. Дождь перешел в ливень, волосы у неатлетичных обитателей Гамптона прилипли к черепу. С их губ срывались неприличные и злые слова, они торопились отвязать матрас и затащить в дом, пока он не размок под дождем. Джек, Али и премьер-министр наблюдали за этой гонкой, словно за диковинным соревнованием.Дверь дома открыла высокая квадратная женщина с руками штангиста; за ее гамаши цеплялся голозадый малыш в футболке с Человеком-пауком и с бутылочкой во рту. Казалось, женщина выкриками подбадривает мужчин, но, когда Али опустил стекло, стало слышно, как она орет:— Шевелись, жирняи!Один из мужчин зарычал в ответ:— Нужен тебе матрас или нет, Тойота?Мужчины закинули матрас на головы и слепо заковыляли по дорожке к двери. Полуголый малыш радостно кинулся им навстречу. Тойота перехватила его и сгребла за шиворот. Малыш заверещал, выгнув спину, а Тойота принялась шлепать его по ногам и голой попке. Ребенок судорожно вдохнул и задержал дыхание. Реакции маленького тела на какое-то время замедлились.Трое в такси ждали, пока малыш снова начнет дышать. Губы премьер-министра тряслись:— Это же подлинное варварство, Джек, вы должны что-нибудь предпринять!Сильная рука Тойоты подняла ребенка еще выше, и его лицо оказалось вровень с ее лицом; теперь она шлепала малыша в синкопированном ритме. Слова, которые она адресовала ребенку, выполняли роль прерывистого контрапункта:— Сколь — ко — раз — го — во — рить — на — хер — си — ди — до — ма — Туш — ин — га!— Туш-ин-га? — вопросил премьер-министр, побледневший даже сквозь слои «Макс Фактора».— Тушинга, — согласился Али. — Африканское имя.Джеку подумалось, что только самые богатые и самые бедные дают детям такие вычурные имена.Худосочные типы нетерпеливо топтались под зонтиком из матраса, ожидая, пока экзекуция завершится. Но вот в детских легких скопилось достаточно воздуха, чтобы заорать. Жуткий вопль выдернул премьер-министра из машины и погнал к дому. Он обогнул матрас и встал напротив женщины. Тушинга все висел в воздухе, а на его бледной гладкой коже расцветали красные лепестки от шлепков.— Пожалуйста! Сейчас же прекратите!— А это еще что за херня? — спросила Тойота, тяжело отдуваясь. Бить малышей не так уж и легко, как кажется.— Я социальный работник, — соврал премьер-министр.— Только не мой социальный работник, — отрезала Тойота.Один из хлипких вежливо крикнул:— А может, мы все-таки занесем этот долбаный матрас в дом, слышь, а?Премьер-министр, Тойота и младенец посторонились, мужчины протиснулись в дверь и исчезли в доме.Премьер-министр подобрал бутылочку малыша, которая была наполовину заполнена кока-колой, и отдал ребенку со словами:— На, Тушинга, не плачь. Мама тебя больше не будет шлепать.— Я ему на хрен башку снесу, если не будет делать что велено, — рявкнула Тойота. — Пускай учится.— Разве он научится, если его бить? — спросил премьер-министр.— Меня так учили, — рассудительно ответила Тойота.— Привет, Тушинга. — Премьер-министр взял ребенка за подбородок, но тот отвернулся и уткнулся в шею матери. Его всхлипы уже стихали. Мать бережно убрала волосы с его мокрого лица и стала нежно целовать руки в ямочках.— Так ты, значит, вместо Энди? — спросила Тойота.Премьер-министр продолжил врать:— Да, у Энди нервный срыв, я его заменяю. — Он знал, что социальные кадры в дефиците из-за стресса и низкой оплаты.— В общем-то, меня это не удивляет, в последний раз, как я его видела, он был прям на взводе. — Тойота жестом пригласила премьер-министра: — Давай-ка лучше заходи на чай. — Она с подозрением оглянулась на такси и пробормотала: — Ясное дело, почему в муниципальном детсаду мест нету, эти социальные коровы весь хренов бюджет на такси прокатывают.Прежде чем последовать в дом за Тойотой, премьер-министр умоляюще посмотрел на Джека. Тот махнул рукой и устроился на заднем сиденье почитать «Дейли телеграф». Али потянул рычаг под продавленным водительским сиденьем, и спинка откинулась. Уснул Али почти мгновенно. День складывался прекрасно — на счетчике уже 39, 40, а утро еще только начинается.
Тушинга на протертом ковре играл с пустой коробкой от видеокассеты и вешалками для одежды, под присмотром Тойоты и премьер-министра. Главное место в гостиной занимал большой плоскоэкранный телевизор на стойке из дымчатого стекла. Шла передача о дикой природе, стая шакалов рвала на части зебру. В комнате еще имелся мягкий гарнитур из трех предметов — диван и кресла, обтянутые черным кожзаменителем, — а на стене над газовым камином висела бледная увеличенная фотография новорожденного Тушинги.В комнате выкурили десятки тысяч сигарет — потолок и степы приобрели модный светло-никотиновый оттенок.Премьер-министр вспомнил об интерьере собственной гостиной. Адель в компании дорогого дизайнера по интерьерам несколько дней агонизировала над образцами цветовых гамм. Дизайнер брал пятьсот фунтов в час и дополнительную плату за нанесение нескольких слоев краски марки «Сердитый верблюд».Премьер вынул из сумочки блокнотики написал несколько слов. Тойота неосмотрительно проговорилась о махинациях с пособием, и премьер-министр, делая записи, воображал, как предъявит их палате и заставит замолчать однопартийцев, критикующих предложенные меры по борьбе с жульничеством в сфере социальных пособий.Тойота закурила сигарету «Беркли» и вежливо предложила премьер-министру. Тот поднял руку в знак отказа:— Нет, спасибо, я никогда не курила.— Никогда? — поразилась Тойота. — Откуда же ты знаешь, что тебе не понравится, если даже не пробовала?«Жирняи» топтались в дверях, дымили и смотрели телевизор. Их так и не представили.— Попробуй давай, — настаивала Тойота. — Мне маманя первый раз дала затянуться в одиннадцать лет.Один из «жирняев» сказал:— Ладно, мы пошли, Той. Ну, где твоя десятка-то?— У меня в кошельке шаром покати. Можешь проверить, если хочешь.Выяснилось, что Тойота за пять фунтов купила у пожилого родственника одного из «жирняев» матрас, а еще пять фунтов стоила доставка. Ее собственный матрас, который теперь валяется в огороде, безнадежно пострадал, когда Тушипга дорвался до зажигалки. Тойота посмотрела на премьер-министра и сказала:— Вот потому и надо с ним построже. Не хочу, чтоб вырос хулиганом.— Ты должна нам пятерку за бензин, — сказал второй мужчина. — В баке-то ни капли.Тойота взорвалась:— Вы же не говорили, что платить в тот же день! Подождете, пока пособие получу.— У меня бак пустой на хер, и у нас обоих пи шиша, а нам через полчаса еще заказ.— А вы-то чего без бабок? — вопросила Тойота.— Пришлось расколоться на аванс за леса, мы их с утра собирали, — ответил тот.— Позвони Дереку, может, одолжит мне пятерку, — сказала Тойота.Один из мужчин достал из кармана мобильник, нажал несколько кнопок и проговорил:— Тойоте нужна десятка за матрас и бензин. — Он подождал секунду, хмыкнул. — Говорит, тебе не прет, ты ему еще за детскую коляску должна.Тойота завопила:— Да у нее колеса на хер отвалились прям перед универмагом, Тушин га прям на тротуар свалился! Я, блин, шесть часов в долбанном травмпункте потом отсидела!Заметки у премьер-министра начали путаться. Он уже написал: «Матрас, зажигалка, жирняи — платят ли они НДС?»Один из мужиков сказал напарнику:— Слышь, позвони Джону-паралитику, может, даст мне слить из своей инвалидки, а то заказ на хрен сгорит!Джону-паралитику позвонили, тот сказал, что сейчас на почте получает пособие по инвалидности, как закончит — заедет.Внезапно погас свет — телевизор с громким щелчком выключился.— Ну вот, теперь карточка на электричество нужна, — вздохнула Тойота.Увидев озадаченное лицо премьер-министра, она объяснила, что с точки зрения электросети она является кредитным риском, поэтому ей поставили счетчик. Но так как счетчик, полный серебряных монеток, — большое искушение для молодежи, мечтающей о кроссовках «Найк» и кокаине, то надо покупать и вставлять в счетчик специальную пластиковую карточку. Карточки продаются в разных магазинах, на автозаправках, в полицейском участке и даже в гараже пожарной части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29