Иначе он просто станет жертвой первой попавшейся мерзавки. По-моему, ты обещала подыскать какое-нибудь защищенное жилище, Надя? Право же, пора тебе взять на себя хоть какую-то ответственность, ведь за мамой я ухаживала сама.
Но отец решил сполна воспользоваться своей вновь обретенной свободой. Когда я завела разговор о защищенном жилище, он сказал, что никуда не поедет. Он слишком занят — ему некогда и думать о переезде. Наведет в доме порядок и, возможно, даже сдаст бывшую Валентинину комнату на верхнем этаже порядочной немолодой леди. А еще ему нужно дописать книгу.
— Я тебе дорозсказав про полутрактор?
Он достал большую тетрадь с узкими строчками, которую теперь почти полностью занимал его шедевр, и прочитал:
Полутрактор был изобретен французским инженером по имени Адольф Кегрес, который служил в России техническим директором при царском гараже, но после Революции 1917 года вернулся во Францию, где и продолжил совершенствовать свои проекты. Полутрактор основан на простом принципе: обычные колеса с шинами впереди и гусеничные ленты сзади. Полугусеничные тракторы, кавалерийские и бронированные машины были особенно популярны в польской армии, поскольку идеально подходили для передвижения по разбитым дорогам этой страны. Считается, что благодаря судьбоносному союзу Адольфа Кегреса и Андре Ситроена возникло такое явление, как автомобили повышенной проходимости. В те времена казалось, что они предвещают революцию в земледелии и тяжелом транспорте, но, к сожалению, они стали бичом современности.
После моей генеральной уборки только пара вещей напоминала отцу о Валентине, но от них нелегко было избавиться: Леди Ди (со своей подружкой и ее четырьмя котятами) и «ролик» на газоне.
Мы все согласились, что Леди Ди с его семейством необходимо оставить — будет отцу компания, однако нужно следить за их питанием и туалетом. Я предложила поднос с бумагой, но Старшая Сеструха этому воспротивилась:
— Это совершенно непрактично. Кто его будет высыпать? Остается один выход — их нужно отучить гадить в доме.
— Но как?
— Берешь за шкирку и тычешь носом. Это единственный способ.
— Вера, я не могу. Да и папа наверняка не сможет.
— Не будь такой размазней, Надя. Сможешь. Мама проделывала это со всеми нашими котами. Поэтому они были такими чистенькими и послушными.
— Но как мы узнаем, кто из них гадит?
— Как только кто-нибудь нагадит, потычь носом всех.
— Всех шестерых? — (Это напоминало Россию 30-х.)
— Всех шестерых.
Так я и сделала.
С питанием тоже разобрались. Нужно было кормить их на заднем крыльце — два раза в день, а все, что не съедят, на следующий день выбрасывать.
— Ты запомнил,папа?
— Да-да. Одын день. Оставлять токо на одын день.
— Если проголодаются, можешь дать им еще сухого кошачьего корма. Он не вонючий.
— Системный подход. Передови технологии питания. Це добре.
Приехали работники муниципалитета и рассыпали крысиного яда — вскоре во флигеле мы обнаружили четыре бурые пушистые тушки, лежавшие брюшками вверх. Майк закопал их в саду. Котам и кошкам запретили спать в доме и «роллс-ройсе» и поставили для них во флигеле ящик, положив на дно старый Валентинин джемпер. Леди Ди возмущался новыми порядками и пару раз даже чуть не поцарапал меня, когда я тыкала его носом, но вскоре начал слушаться.
Подружка Леди Ди превратилась в настоящую звезду — Дружелюбную, ласковую и опрятную. Отец решил назвать ее Валюсей в честь Валентины, и она мурлыкала, свернувшись у него на коленях, когда он дремал после обеда. Наверняка отец представлял на ее месте настоящую Валентину. На деревенском почтамте мы повесили объявление: «Отдадим очаровательных котят в хорошие руки». Неожиданным дивидендом стало то, что некоторые пожилые дамы, дружившие с мамой, заходили полюбоваться котятами и оставались поболтать с отцом. Потом они время от времени продолжали к нему заглядывать — вероятно, их притягивала скандальная аура, окружавшая дом. Отец жаловался Вере, что с ними скучно разговаривать, но вел себя вежливо, а женщины как-никак за ним присматривали. Викарий зашел поблагодарить за банки скумбрии, которые он пожертвовал семье беженцев из Восточной Европы. Мало-помалу отец снова вливался в местное сообщество.
На автомобильном же фронте дела обстояли похуже. Дерьмовая Машина загадочным образом исчезла однажды ночью, но «ролик» так и стоял на газоне перед домом. Хотя отец заплатил за машину 500 фунтов, ключи и документы остались у Валентины, а без них автомобиль нельзя было ни продать, ни даже отбуксировать. Я снова позвонила Эрику Пайку:
— Могу ли я поговорить с Валентиной?
— А кто ее спрашивает? — поинтересовался прогоркло-маслянистый голос.
— Я — дочь мистера Маевского. Мы с вами уже беседовали. — (Нужно было назваться фальшивым именем и придумать какую-нибудь легенду.)
— Я прошу вас больше не звонить мне, миссис э… мисс э… Почему вы решили, что Валентина находится здесь?
— Вы же умчались с нею навстречу мечте. Вместе со всем ее имуществом. Помните?
— Я просто оказал ей услугу. Она здесь не живет.
— Куда же в таком случае вы ее отвезли?
Молчание.
— Скажите, пожалуйста, как мне с ней связаться? Она забыла некоторые вещи, которые, как мне кажется, могут ей понадобиться. К тому же на ее имя приходит почта.
Минутная пауза, после которой он сказал:
— Я передам, чтобы она с вами связалась.
Несколько дней спустя отец получил письмо от Валентининого адвоката, где говорилось, что всю корреспонденцию следует пересылать в его офис, а контакты осуществлять только через него.
Я могла понять одиночество, которое, наверное, томило отца, поскольку — странное дело — разделяла его чувства. Валентина заняла такое огромное место в моей жизни, что после ее исчезновения осталась зияющая пустота, в которой, подобно испуганным птицам, кружились вопросы. Куда она пропала? Где работает? Что собирается делать дальше? С кем дружит? С каким мужчиной или мужчинами спит? Просто снимает кого попало или же у нее есть близкий человек — милый, невинный английский паренек: она возбуждает его своей экзотичностью, но он слишком застенчив и к ней не пристает? А Станислав — где он устроил свой новый тайник для порнографии?
Вопросы не давали мне покоя. В моем воображении одна картина сменялась другой: Валентина и Станислав совсем опустились и бедствуют в грязной съемной квартире с дешевой мебелью где-то в Питерборо; или же ютятся со всеми своими мешками для мусора на чердаке захудалого пансиона; или, возможно, живут в шикарном любовном гнездышке, оплаченном ее хахалем; бывшие мамины сковороды и кастрюли дымятся, заполняя всю кухню паром от полуфабрикатов, а когда они едят, рядом на столе громоздится маленький портативный ксерокс. Они выходят из дому после ужина? И с кем? А если остаются дома, кто стучит к ним в дверь посреди ночи?
Я неоднократно проезжала мимо дома Задчуков, чтобы посмотреть, не стоит ли рядом с ним Дерьмовая Машина. Ее там не было. Я спрашивала соседей, не видели они Станислава или Валентину. Не видели. Служащий на почте и продавщица в магазине на углу — тоже. Даже молочник, который совершал ежедневные обходы.
Поиски Валентины стали моей навязчивой идеей. Всякий раз, когда я проезжала через деревню или Питерборо, мне казалось, что в конце каждого переулка мелькает Дерьмовая Машина. Я резко тормозила или же делала отчаянный разворот, а другие водители раздраженно мне сигналили. Я говорила себе, что должна разузнать о ее планах — собирается ли она оспаривать решение суда, сколько денег попросит за развод и не депортируют ли ее вначале. Я убеждала себя, что должна это узнать из-за «ролика» и почты, приходившей на ее имя, — в основном буклетов и листовок, где предлагались жульнические способы быстрого обогащения или сомнительные косметические препараты. А на самом деле меня обуяло жгучее любопытство. Мне хотелось побольше узнать о ее жизни. Выяснить, кто она такая. Вот что мне хотелось узнать.
Однажды в субботу я в припадке любопытства решила пошпионить за домом Эрика Пайка. Адрес нашла через телефонный справочник и указатель «От А до Я». Это было современное бунгало в неогеоргианском стиле, построенное за наклонным газоном в глухом переулке из похожих бунгало: белые колонны у входной двери, львиные головы на воротных столбах, освинцованные окна, викторианский газовый фонарь на подъездной дорожке (переделанный в электрический), множество висячих корзин с выпадающими розовато-лиловыми петуниями и большой пруд с фонтаном и карпом кои. Во дворе стояли две машины — большая синяя «вольво» с вместительным багажником и маленькая белая «альфа-ромео». Валентининого «ровера» не было и близко. Я припарковалась немного в сторонке, включила радио и принялась ждать.
Час-полтора ничего не происходило. Потом из дома вышла женщина. Привлекательная женщина лет за сорок, с макияжем и на высоких каблуках — я заметила на лодыжке маленькую золотую цепочку. Она подошла к моей машине и жестом попросила опустить окно:
— Вы частный детектив?
— Нет, я просто… — Воображение меня подвело. — Просто жду подругу.
— Если вы детектив, то можете проваливать к чертовой матери. Я не видела его уже три недели. Между нами все кончено.
Она развернулась и зашагала обратно к дому, увязая каблуками в хрустящем гравии.
Несколько минут спустя в дверях появился мужчина и стал пристально смотреть в мою сторону. Высокий и плотный, с густыми черными усами. Когда он направился ко мне по дорожке, я быстро включила зажигание и умчалась.
На обратном пути у меня появилась еще одна идея. Я свернула на Холл-стрит — к дому Боба Тернера, куда мы когда-то отвозили толстый коричневый конверт. Но дом оказался совершенно пуст, и на воротах висела табличка: «Продается». Я заглянула в окно: гардины еще не сняли, но никакой мебели внутри уже нет. Меня заметила соседка и высунула из-за двери голову, ощетиненную бигуди:
— Съехали.
— Станислав и Валентина?
— Эти-та давным-давно. Я-та думала, вам нужны Линакеры. Уехали на прошлой неделе. В Австралию. Вот повезло засранцам.
— Вы были знакомы с Валентиной и Станиславом?
— Маленько. Они так шумели — носились оба по дому посреди ночи. Даже и не знаю, зачем ему все это нужна была.
— Не знаете, где она сейчас живет?
— Последний раз слыхала, чта она вышла замуж за какого-та старого извращенца.
— Извращенца? Вы уверены?
— Нуда, за грязного старикана. Мистер Тернер так его и называл — «Валентинин грязный старикан». Они говорили, у него денег куры не клюют.
— Так и говорили?
Слезящиеся глаза под бигуди моргнули, но продолжали на меня пялиться. Я встретилась с ней взглядом.
— Она вышла за моего отца. Глаза снова моргнули и опустились.
— А вы в Украинский клуб-та не пробовали? Она туда время от времени наведывалась.
— Спасибо. Хорошая мысль.
В пожилой даме, сидевшей на регистрации в Украинском клубе, я узнала мамину подругу — Марию Корноухову, которой не видела с самых похорон. Мы крепко обняли друг друга. Она не встречала Валентину уже несколько недель. Ей хотелось знать, зачем я ее ишу и почему она не живет с отцом.
— Кукла розмалевана. Знаете, она никогда мине не нравилась, — сказала она по-украински.
— Мне тоже. Но я думала, она позаботится об отце.
— Ха! Хиба шо про его деньги! Бедна ваша мама — кажду копейку берегла. А ця все растратила на крема та прозрачни платья.
— И машины. Представляете, у нее было аж три машины.
— Три машины! Чокнуться можно! А пишочком? Хотя на своих шпильках она далеко не уйде.
— А теперь вот исчезла. Не знаем, где ее искать. Она понизила голос до шепота и сказала мне на самое ухо:
— А вы у гостиницу «Империал» не пробували?
Гостиница «Империал» оказалась на самом деле не гостиницей, а пивной, да и вовсе не имперской, однако темно-бордовая дерматиновая обивка и панели из красного дерева свидетельствовали о некоторых претензиях. Я до сих пор боялась заходить одна в паб, но, купив в баре полстакана имбирного пива, уселась в углу, откуда могла обозревать все помещение. Посетителями были в основном молодые люди, причем очень шумные: мужчины хлестали бутылочное светлое пиво, а женщины догонялись водкой или белым вином, перебрасываясь через весь зал непрестанными шутками, от которых можно оглохнуть. Видимо, они были завсегдатаями, поскольку обращались к бармену по имени и подтрунивали над его бритым черепом. Как Валентина со Станиславом могли находиться в таком месте? В дальнем конце бара я заметила молодого человека, убиравшего со столов пустые бокалы. С длинными вьющимися волосами и в ужасном багровом джемпере из полиэстера.
Дойдя до моего стола, он взглянул на меня, и наши глаза встретились. Я широко, дружелюбно улыбнулась:
— Здравствуй, Станислав! Как я рада тебя видеть! Не знала, что ты здесь работаешь. Где мама? Она тоже здесь работает?
Станислав не ответил. Забрал мой недопитый бокал и исчез в комнате за барной стойкой. Он так оттуда и не вышел. Через некоторое время появился бармен и попросил меня уйти.
— С какой стати? Я никому не мешаю. Сижу себе тихонько и пью.
— Кажись, вы уже допили.
— Я возьму еще.
— Слышь, пошла вон, а?
— По-моему, пивные предназначены для того, чтобы пить. — Я попыталась защитить свое буржуазное достоинство.
— Я сказал, вон отсюда.
Он так низко наклонился ко мне, что я услышала пивной перегар. Его бритый череп внезапно перестал казаться мне таким уж смешным.
— Хорошо, тогда я вычеркиваю вашу гостиницу из своего рекомендательного списка.
Когда я вновь очутилась на улице, уже смеркалось, но было еще тепло из-за вечернего солнца. Дождя мы не видели уже недели две, и во дворе за пивной воняло пивом и мочой. Когда я полезла в карман за ключами от машины, с удивлением обнаружила, что у меня дрожат руки, но решила не сдаваться. Подкралась к черному входу и заглянула в открытое окно судомойни. Ни Станислава, ни Валентины. Изнутри послышался возглас какого-то буйного завсегдатая:
— Слышь, Лысый Эд, че там за фигня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34