https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Villeroy-Boch/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Агилера провел рукой по своим пегим волосам и внезапно принял позу, которую Эйлле понял сразу, хотя у джао она выглядит иначе: «усталость».
— Пожалуй, лучше я пойду, сэр, — он покачал головой и встал.
— Нет, — сказал Эйлле. — Объясни мне смысл слова «безнравственный».
Агилера вытянулся, его взгляд был направлен куда-то вдаль.
— Оно происходит от слова «нравственность», которое означает правильное поведение, сэр. «Безнравственно» значит «неправильно» — так, как ни один порядочный человек никогда не поступит. Люди считают убийство безнравственным поступком, если только оно не было совершено для того, чтобы защитить себя, свою семью или страну. Разумеется, есть люди, которые нарушают этот запрет, но таких людей называют преступниками. И все их ненавидят. А еще нравственно помогать тем, кому плохо. Честно говоря, мне Талли не очень нравится — уж больно он задирает нос. Но он человек, поэтому я несу за него ответственность, как если бы он был моим братом… — он отсалютовал. — С вашего позволения, я бы хотел пойти домой. Я не виделся со своей семьей почти неделю.
— Иди, — ответил Эйлле. — Ты предоставил мне достаточно пищи для размышлений.
Когда за спиной Агилеры сомкнулось дверное поле, Яут нахмурился и повернулся к своему подопечному. Положение его ушей означало «озабочен-ухудшением-сиуации».
— Ну вот, — сказал он. — Теперь ты знаешь. Они верят в единство, которого не может быть, и путают честь в отношениях между коченами с этим оллнэт, которое называют «нравственность». У них все поставлено с ног на голову. По нашим стандартам их всех можно считать безумными.
— Так и в самом деле может показаться, — отозвался Эйлле.
— Ты действительно считаешь, что существует способ с ними объединиться?
— Не знаю. Но попытаюсь его найти.
Эйлле решил ничего больше не говорить — пока. Нечто в глубине его сознания наконец-то начало принимать очертания, но эти очертания были еще слишком расплывчатыми. Кроме того, при всех своих достоинствах, Яут — все-таки фрагта. Он не обучен восприятию новых идей и не склонен к этому. Так что не стоит его торопить, чтобы не спровоцировать ссору.
Потому что Яут неправ. А если и прав, то лишь наполовину. Да, по стандартам джао люди и в самом деле безумны. Но Яут забыл, что нельзя мерить всех одной меркой. Главное — не стандарты, а их наличие. А также способность и желание им следовать.
Теперь, оглядываясь назад после беседы с Агилерой, он лучше понимал то чувство единства между ними, которое ощутил во время встречи с людьми-ветеранами. Пожалуй, это чувство возникло даже у Талли, хотя он почти не принимал участия в разговоре и считал их поведение недостойным соглашательством. И это было очень показательным. Как и то, что Агилера счел своим долгом оказать помощь и поддержку Талли, хотя этот поступок казался совершенно нелогичным.
Если попытаться объяснить это Яуту, он просто придет в ярость. Значит, надо подождать. Всему свое время. Для джао считать стремление к единству недостойным поведением эквивалентно преступлению. Вот оно, проклятие любого фрагты. Но в отношении людей…
Все гораздо сложнее. Эйлле ни на миг не сомневался, что еще не до конца разобрался в ситуации. Возможно, он вообще никогда не сможет в ней разобраться. Но одно было ясно: во время того разговора очень многое разделяло Талли и бывших солдат. Очень многое разделяло Агилеру и Талли. Пожалуй, такие барьеры неизбежны, если твое мышление столь прямолинейно. И тем не менее, все их поступки были продиктованы понятиями чести.
Честь — это основа основ и начало начал. Таков был первый урок, преподанный ему наставниками коченаты. Первый и самый главный. Честь — фундамент, на котором строится здание, именуемое единством. Не будет фундамента — и здание рухнет от малейшего толчка.
И на этой планете честь действительно была основой всего. Да, у людей очень странные понятия о чести. Жесткие, грубые, порой нелепые, как груда колючих прутьев. Но это была головоломка, которую было необходимо решить, а ее объявили бессмыслицей.
Но если есть честь, он, Эйлле кринну ава Плутрак, сможет воздвигнуть здание.
Однако с наступлением следующего планетного цикла выяснилось, что с возведением здания придется повременить. Губернатор Оппак кринну ава Нарво назначил прием в своем столичном дворце в честь недавно прибывшего отпрыска Плут-рака. Столица называлась Оклахома.
Разумеется, это была великая честь. Но и большая опасность. Из глубины поднималось морское чудовище — соперничество между коченами. Чудовище коварное, которое сперва показывает хребет, и лишь затем — пасть.

Часть 2
ЧЕСТЬ ОДНОГО, ЧЕСТЬ ВСЕХ
Получив известие о приеме, который Губернатор устроил в честь Эйлле, главный агент Своры Эбезона на Земле опечалился — правда, лишь на миг. Неплохо было бы там побывать. В качестве «жучка», как сказал бы на его месте человек. У людей есть множество очень милых образных выражений.
Но, увы, это невозможно. Во-первых, как и следовало ожидать, ему никто не прислал приглашения. А во-вторых, еще не пришло время войти в основное течение событий.
Он — всего-навсего наблюдатель, простой советник Круга Стратегов и должен таковым оставаться. По крайней мере, пока.
И все-таки жаль. Можно не сомневаться, он получил бы большое удовольствие от присутствия на этом рауте. Первые донесения из Паскагулы показались многообещающими. Кроме того, вот уже двадцать лет агент Своры пристально наблюдал за Оппаком кринну ава Нарво. И успел проникнуться к Губернатору глубочайшим презрением. И похоже, впервые за двадцать лет Оппаку предстоит…
Встретить соперника? Нет, все гораздо серьезнее.
У людей есть очень удачное выражение…
Ну конечно. Поймать тигра за хвост.
Глава 11
Кэтлин только что вышла из транспорта джао. Она стояла посреди залитой солнцем термакадамовой взлетно-посадочной площадки, и смотрела на запад, на пыльную равнину Оклахомы, которая тянулась до самого горизонта. Приглашение пришло два дня назад. «Приглашение»… Ей попросту приказали явиться, а ее родителям — нет; можно себе представить, что они сейчас чувствуют. Если все сложится удачно, она переживет этот прием, как переживают бомбардировку — притаившись и не высовываясь. И самое позднее завтра вернется в колледж. Не исключено, что Губернатор Оппак вообще ее не заметит.
Хуже было другое. Профессор Кинси тоже получил «приглашение». Зачем он понадобился Губернатору? Сам Кинси клялся и божился, что не приложил для этого никаких усилий, просто очень хотел туда попасть. Кэтлин решила поверить.
Скорее всего, это постаралась Банле. Телохранительница вбила себе в голову, что Кинси был для девушки кем-то вроде фрагты. Конечно, такого бестолкового фрагту надо было поискать, но чего ждать от людей?
Однако джао, несмотря на всю свою хваленую «прямоту», в которой совершенно отказывают людям, лицемерят похуже Борджиа и Макиавелли. И пример тому — этот прием в честь ава Плутрака. На первый взгляд, Губернатор просто желает выразить уважение и почтение новому Субкоменданту. Но за этим скрывается конфликт между кланами. Мы так счастливы видеть вас, наш дорогой враг, что готовы задушить в объятьях.
К несчастью, Губернатор Оппак решил, что декорациям этого спектакля не хватает такой милой детали, как Кэтлин. А в качестве дополнительного штриха решил добавить Кинси, что было еще большим несчастьем. Ей и так предстояло пройти по краю пропасти. А с ним…
Кэтлин почувствовала, что внутри все сжимается. Безусловно, профессор — любезный и доброжелательный человек, блестящий специалист… Но даже коллеги поражались, насколько он не умеет вести себя в обществе. Например, он вполне мог на похоронах жены своего сотрудника — кажется, такой случай в самом деле имел место — спросить прямо после завершения церемонии: «Ну, как успехи?»
Насколько Кэтлин помнила по своим прошлым визитам, здешние места напоминали бы пустыню — плоско и жарко если бы не повышенная влажность. Сейчас был конец августа и влажный раскаленный воздух казался таким густым, что им было почти невозможно дышать после относительной прохлады Мичигана.
Вряд ли люди, выбирая место для новой столицы Соединенных Штатов — вернее, того, что когда-то было Соединенными Штатами, — рассматривали бы Оклахому даже в качестве возможного варианта. Равно как и джао — они слишком любили море. Но Губернатор, скорее всего, исходил из более простых соображений. Оклахома-сити была самым центральным городом Северной Америки.
Кэтлин обернулась и посмотрела на своего научного руководителя. Профессор Кинси, весь сияющий, как новенький доллар, любовался пейзажем. Он испытывал по поводу предстоящего мероприятия столько же опасений, сколько ребенок по поводу рождества.
На трапе появилась Банле. Впереди, с багажом, шел человек-стюард. Крепкая, одетая в темно-синие штаны характерного кроя, перепоясанная темно-синей портупеей им в тон, она казалась такой же невозмутимой, как всегда, и совершенно не страдала от жары. Кэтлин поймала себя на том, что рассматривает лицо своей телохранительницы. Джао придавали особое значение окрасу на лице — ваи камити, лицевому рисунку — который считался знаком принадлежности к определенному кочену. У Банле по щекам проходили темные полосы, но вокруг глаз — мерцающих, иззелена-черных — пух оставался золотистым. Как-то она обмолвилась, что такой же рисунок у большинства отпрысков ее кочена. Это было единственное, что она рассказала о своем происхождении — за все двадцать лет их совместного пребывания.
— Машина, на которой мы доберемся до дворца Губернатора, должна ждать где-то поблизости, — произнесла Банле, тщательно сохраняя нейтральную позу.
Кэтлин неплохо разбиралась в «Языке тела» — общепринятых позах, при помощи которых джао выражали свои чувства, — поэтому ее телохранительнице приходилось потрудиться, чтобы избегать разоблачения. Это непрерывное состязание продолжалось столько, сколько Кэтлин себя помнила.
В таком порядке они и вошли в терминал: стюард, за ним Кэтлин и профессор Кинси и последней — Банле. Здесь было шумно и людно — именно людно. Кэтлин старалась не обращать внимания на удивленные взгляды: очевидно, люди в сопровождении джао были здесь редкостью. То, что Банле — не просто телохранитель, должно было стать ясно каждому, у кого еще оставалось хотя бы капля здравого смысла: самым почетным считалось место в конце процессии, и джао, обладающие высоким статусом, всегда шли замыкающими. Банле строго следила за тем, чтобы Кэтлин соблюдала это правило.
Машину действительно подали — черный человеческий автомобиль, оснащенный магнитной подвеской, которая позволяла не беспокоиться по поводу состояния дорог. Кэтлин забралась внутрь, на середину кожаного сиденья, и с удовольствием отметила, что машина оборудована кондиционером для спасения от жары, которая в конце лета становилась невыносимой. Значит, на этот раз Кэтлин здесь все-таки, скорее, в качестве гостьи, чем заложницы. Может быть, все в итоге окажется не так скверно.
Машину вел человек, кабину от салона отделял толстый слой матового стекла. Откинувшись на спинку сидения, Кэтлин следила, как город проплывает мимо. Район аэропорта явно считался престижным. Жилые дома соседствовали с небольшими магазинчиками и чаще всего выглядели ухоженными. Однако вскоре картина изменилась. За окном мелькали разбитые ржавые корпуса автомобилей, среди которых копошились бездомные дети с раздутыми животами и тонкими, как спички, ручками и ножками. Кэтлин видела, как они посмотрели вслед ее огромной черной машине, которая бесшумно проехала мимо, обдав их облачком легкой пыли. Один из них держал в руке осколок бетона, и Кэтлин отчетливо видела, как пальцы малыша сжались.
Ходят ли они в школу? Чем занимаются их родители — ковыряются в земле на убогих делянках, которые есть почти в каждом дворе? Получают ли они какую-нибудь медицинскую помощь? Что с ними станет? Ее отец пытался изыскать средства на нужды таких, как они, но джао не считали необходимым заботиться о тех, кого считали «бесполезными». Этот термин включал все и всех, чья полезность не была очевидна. Возможно, кто-то из этих голодных беспризорников на которых трудно было смотреть без боли, мог принести пользу. Но джао это мало интересовало.
Большинство мостов и скоростных путепроводов в этой части города так и не были восстановлены и напоминали торчащие из земли скелеты динозавров. Отдельные позвонки-секции выпали и разбились. Кэтлин вспомнила старые видеозаписи, которые когда-то просматривала. До вторжения джао жизнь была совсем иной. Машины, увеселительные заведения, книжные магазины, кинотеатры, всевозможные спортивные и электронные игры…
— … и серия опросов, — произнес профессор Кинси. Оказывается, он что-то ей говорит, а она даже не слышала!
Кэтлин сделала над собой усилие и отвернулась от окна.
— Вы уверены, что джао согласятся открыто рассказывать о самих себе во время приема?
— Если я правильно выражу просьбу — да, — профессор прищурил свои карие глаза, снял очки и тщательно протер. — Нужно только их убедить, что конечный результат принесет пользу не только нам, но и им. Джао такие практичные.
— Они не станут с вами болтать, — внезапно произнесла Банле. Гладкая золотистая голова повернулась, обсидиановые глаза посмотрели на людей. — Они не расскажут ни о себе, ни о том, что произошло в прошлом. Интересно лишь то, что происходит сейчас. То, что происходило во время сражений прошлого — неинтересно. Мы сделаем так, чтобы Земля принесла пользу во время будущих сражений, и больше вам ничего не надо знать.
Кэтлин почувствовала, что по затылку пробегают мурашки.
— Ты говоришь о войне с Экхат?
— Что вы можете о ней рассказать? — оживился профессор, подаваясь вперед. — В общественных архивах нет практически никакой информации…
— Такие, как вы, никогда не встретятся с Экхат, — ответила Банле. — Когда они придут, — а это обязательно произойдет, — сражение будет проходить в космосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79


А-П

П-Я